Смерть в рассрочку - Сопельняк Борис Николаевич - Страница 29

Кольцов писал быстро, что-то вымарывал, зачеркивал, правил, делал вставки — короче говоря, он работал над очерком, а не над личными показаниями. Эта рукопись сохранилась, и даже по ней можно судить, каким прекрасным журналистом был Михаил Кольцов:

Михаил Ефимович прекрасно понимал, что раскаявшихся грешников любят не только на небесах, но и на Лубянке, поэтому продолжал посыпать голову пеплом:

Видимо, спохватившись, Михаил Ефимович понял, какие серьезные написал слова: антисоветская группа — это не шуточки. Он пытается что-то зачеркнуть, поправить, но было поздно — следователь непременно поинтересуется теми, кто входил в эту группу. Не думаю, что Кольцов не понимал, как может измениться судьба этих людей, если он назовет их имена, но обратного хода не было. И он пишет с резким, безнадежно отчаянным нажимом:

Но вскоре Кольцов почувствовал, что буквально задыхается без общения со следователем, и попросился на допрос.

— Я намерен сообщить об отдельных лицах, принадлежность которых к какой-либо антисоветской организации мне неизвестна, но вместе с тем мне известны отдельные факты их антисоветского проявления.

— Предупреждаю вас, — насторожился следователь, — вы должны говорить только правду и излагать факты, которые вам достоверно известны.

— Оговаривать я никого не намерен и говорить буду только правду. Начну с Лили Юрьевны Брик, которая с 1918 года являлась фактической женой Маяковского и руководительницей литературной группы «Леф». Состоящий при ней формальный муж Осип Брик — лицо политически сомнительное, в прошлом, кажется, буржуазный адвокат, ныне занимается мелкими литературными работами. Брики влияли на Маяковского и других литераторов в сторону обособления от остальной литературной среды и усиления элемента формализма в их творчестве. После смерти Маяковского группа лефовцев, уже ранее расколовшаяся, окончательно распалась. Супруги Брики приложили большие усилия, чтобы закрепить за собой редакторство сочинений Маяковского, и удерживали его в течение восьми лет. А вообще-то Брики в течение двадцати лет были самыми настоящими паразитами, базируя на Маяковском свое материальное и социальное положение. Далее — Эльза Триоле, сестра Лили Брик. Она — человек аполитичный, занятый своей лично-семейной жизнью. Последние десять лет замужем за французским поэтом Арагоном.

Илья Самойлович Зильберштейн — литератор, историк, пушкинист. Энергичный изыскатель старых литературных документов и неопубликованных рукописей — в этой области является полезным специалистом. Однако отличается делячеством и стремлением заработать одновременно во многих редакциях и издательствах.

Всеволод Вишневский — писатель. По своему внутреннему содержанию человек анархистско-мелкобуржуазной закваски, с резко выраженным стремлением к актерству и притворству, постоянно имитирующий голый бунтарский пафос вместо подлинного революционного чувства… В своем поведении отличается хлестаковщиной и интриганством, стремясь через склоки занять первенствующее положение среди литераторов. В Испании во время конгресса писателей вел себя провокационно хулигански, подчеркивая особую роль русских в гражданской войне. А однажды он дошел до того, что явился на заседание пьяным и начал приставать к иностранным писателям с совершенно диким предложением: «Мы сегодня ночью в одном месте постреляли десяток фашистов, приглашаю вас повторить это вместе».

Владимир Ставский — писатель. Человек в литературном отношении бездарный и беспомощный, отсутствие знаний и дарования возмещает безудержным интриганством и пролазничеством. Пробравшись к руководству Союзом писателей, проводил вредную работу по запугиванию и разгону писателей, что привело к появлению атмосферы взаимной подозрительности. В своей практике Ставский прибегал к распусканию ложных слухов о том, что тот или иной литератор якобы в немилости у руководства ЦК и редакциям надлежит его бойкотировать. Одним из недобросовестных приемов Ставского было афиширование его якобы большой близости к Кагановичу.

Наталья Сац — театральный работник, директор детского театра. Человек очень пронырливый и карьеристический. Умело обделывала свои дела, используя протекции среди ответственных работников. Была замужем за председателем Промбанка Поповым и наркомторгом Вейцером — через них добывала деньги для руководимого ею предприятия, устройства гастролей и т. п.

Владимир Антонов-Овсеенко — генеральный консул в Барселоне. Лично я видел его только один раз, но о его деятельности слышал весьма отрицательные отзывы, в особенности от испанских коммунистов. По их словам, всю свою энергию он направил на сближение с анархистами.

Роман Кармен — журналист, фоторепортер и кинооператор. Пользуясь моим покровительством, с 1923 года работал в «Огоньке». Будучи женатым на Ярославской, в качестве «осведомленного из партийных кругов» распространял антисоветские слухи. Впоследствии, когда, Ярославская, оставив Кармена, стала женой полпреда в Испании Розенберга, Кармен сопровождал их в Испанию. Здесь, во второй половине 1937 года, возникло вызвавшее возмущение среди испанцев дело о присвоении Карменом киноаппаратуры, принадлежавшей испанскому правительству. В 1938-м Кармен вел антисоветские разговоры о разгроме старых партийных кадров».

Следователь не раз перебивал Кольцова, задавал уточняющие вопросы, а Михаил Ефимович все так же увлеченно разоблачал вчерашних друзей. Досталось артистам Берсеневу и Гиацинтовой, многим сотрудникам «Правды» и даже таким известным сотрудникам НКВД, как Фриновский, Станиславский и Фельдман: всем им Кольцов давал такие убийственные характеристики, что следователю ничего не оставалось, как взять всех этих людей на заметку.

Сержант Кузьминов тоже вошел во вкус и требовал все новых подробностей. Кольцов снова садится за стол. Сперва он «накатал» тридцать одну страницу, потом — сорок, а затем — еще семнадцать. В личных показаниях от 9 апреля довольно много места уделено контактам Кольцова с писателями. Вот что он, в частности, пишет: