Умри ради меня - Плам Эми - Страница 47
- Предыдущая
- 47/63
- Следующая
— Не стоит так огорчаться, Винсент. Мы в нашем доме стараемся поддерживать определенный уровень открытости и честности, так что в твоих словах нет ничего дурного. Я уверена, Джорджия сама извинится перед тобой за свою вспышку, когда вы увидитесь в следующий раз.
— Я бы не стала этого утверждать, — пробормотала я себе под нос.
Услышав мои слова, Винсент мрачно кивнул.
— Ну, мне пора, — сказал он. — Уверен, завтра у всех вас немало дел.
— Я тебя провожу, — заявила я, намереваясь допросить его с пристрастием, как только мы очутимся снаружи дома.
Папи тоже встал, чтобы проводить гостя. Поблагодарив моих родных за приятный вечер, Винсент вышел в коридор. Я пошла следом за ним, взяла куртку и закрыла за нами дверь.
— Что… — начала было я.
Но Винсент мгновенно прижал палец к губам, и мы оба напряженно молчали, пока не очутились на улице. Как только входная дверь захлопнулась за нашими спинами, Винсент схватил меня за плечи и пристально всмотрелся в мое лицо.
— Твоей сестре грозит смертельная опасность.
Моя растерянность тут же перешла в тревогу:
— О чем ты говоришь? Что не так с этим Люсьеном?
— Он мой заклятый враг. Главарь парижских нума.
Мне показалось, будто кто-то схватил меня и изо всех сил швырнул о кирпичную стену.
— Ты уверен, что мы говорим об одном и том же человеке? — спросила я, отказываясь верить в услышанное. — Потому что когда я с ним познакомилась…
— Ты с ним встречалась? — задохнулся от ужаса Винсент. — Где?
— Да в том самом клубе, куда я ходила с Джорджией потанцевать.
— Это то самое место, где ты видела Шарля?
— Ну да… вообще-то Шарль именно с ним и разговаривал, когда я уходила. Я только не понимаю…
— Ох… Это ужасно, — пробормотал Винсент, закрывая глаза.
— Винсент! Объясни, наконец, что происходит! — потребовала я, ощущая поднимавшуюся к горлу тошноту.
Если Люсьен был таким чудовищем, что это могло означать для моей сестры? Я содрогнулась при мысли о том, как Джорджия тем вечером в клубе обменялась с Люсьеном поцелуем. Она явно ничего не знала о его темных делишках. Джорджия вообще ничего не видит дальше своего носа в том, что касается понимания людей. Бабушка однажды пожаловалась, когда одного из приятелей Джорджии арестовали за грабеж: «Она ничего дурного в людях не видит! Твоя сестра вовсе не глупа, просто у нее полностью отсутствует интуиция».
«На этот раз такой недостаток может оказаться фатальным», — подумала я.
Винсент достал из кармана телефон.
— Жан-Батист? Шарля захватил Люсьен. Я уверен. Да… буду через несколько минут.
— Пожалуйста, объясни мне! — умоляюще произнесла я.
— Мне нужно бежать домой. Можешь пойти со мной?
— Нет, — покачала я головой.
Я должна была вернуться и разобраться с тем беспорядком, который оставил в нашем доме ураган по имени Винсент.
— Я должен идти, — повторил он.
— Тогда я тебя немного провожу, — предложила я, — и ты мне все расскажешь по дороге.
— Хорошо, — согласился Винсент, беря меня за руку. Мы зашагали по ярко освещенной улице в сторону его дома. — В общем, Кэти… Ты ведь знаешь, что в каждой истории всегда есть плохой парень?
— Догадываюсь.
— Так вот, в моей истории плохой парень — это Люсьен.
— Что ты подразумеваешь под «твоей историей»? — неуверенно спросила я. — Я хочу сказать, это что означает, что вы стоите по разные стороны баррикад? Вы в разных командах?
Винсент покачал головой:
— Нет. Только он и я. Это давно началось.
— Погоди, — пробормотала я, складывая в уме кусочки головоломки. — Это не тот ли тип, о котором вы все то и дело упоминаете? «Тот самый», или как там? — Я помолчала, соображая. — Это не Люсьена ли ты видел в Сен-Поле… не его ли Юл заметил поблизости, когда Эмброуза ударили ножом?
Винсент кивнул.
— И кто же он такой?
— Когда он был человеком, во время Второй мировой войны, он состоял во французской милиции, или La Milice, военизированных частях, которые создало управляемое немцами французское правительство, чтобы бороться с Сопротивлением.
— Ты говоришь о режиме Виши?
— Да. Кроме того, что они преследовали и убивали членов Сопротивления, эти отряды еще и помогали отыскивать иудеев, чтобы отправить их в концентрационные лагеря. Они прославились своим умением пытать; они умели заставить говорить любого, кто попадал им в руки… Если честно, они были куда более опасными для нас, чем гестапо или СС, потому что были французами. Они говорили на нашем языке, они знали топографию городов, они были друзьями и соседями тех людей, которых предавали. — Винсент посмотрел мне в глаза. — Это было страшное время для моей страны.
Я кивнула, не говоря ни слова. Мы пересекли авеню с трехполосным движением и пошли дальше.
— Люсьен предал сотни человек, а не напрямую — так и тысячи, он отправлял своих соотечественников на смерть, пытал и убивал, чтобы продвигаться вверх по служебной лестнице. Он быстро достиг высокого поста в министерстве информации и пропаганды режима Виши.
В июне 1944 года группа бойцов Сопротивления, переодетых в форму милиции, ворвалась в здание министерства информации, куда ради безопасности переехали Люсьен и его жена. Была уже ночь. Бойцы нашли пару в постели и убили обоих.
У меня отвисла челюсть. Похоже было на то, что Винсент рассказывал о событиях, в которых участвовал лично…
— И ты тоже там был? — решилась спросить я.
Винсент кивнул.
— Да, вместе с двумя другими ревенантами. А остальные были людьми, и они не знали, кто мы такие.
— Но Люсьен-то тогда был человеком! А ты говорил, что ревенанты стараются не убивать людей.
— Вообще нам было приказано захватить Люсьена в плен, чтобы он мог ответить за свои преступления по закону. Но среди людей был один, чью семью Люсьен уничтожил лично, и он не смог сдержаться. Он застрелил их.
Я вздрогнула, представив себе всю эту картину. В подобных историях всегда ждешь, что зло будет наказано. Но если подумать о том, каково оно в реальности… быть застреленным в постели, вместе с женой… Это было слишком ужасно.
— Люсьен в ту ночь запомнил наши лица, и, когда он вернулся в качестве ревенанта, он начал охотиться на нас. Он сумел убить большую часть людей, участвовавших в операции, и со временем добрался и до двух других ревенантов. Остался только один я. Мы уже несколько раз сталкивались с ним, но он не сумел меня убить. И я его — тоже.
— Но тогда какого черта Шарль с ним разговаривал? — спросила я.
— Ты должна понять… Шарль — совсем не плохой. Он просто запутался. Я говорил тебе, что ему было очень трудно смириться с нашей судьбой. Это ведь действительно нелегко, постоянно умирать и оживать. Когда ты кого-нибудь спасаешь, а потом видишь, что этот человек радуется жизни, чувствуешь, что дело того стоит. Но иногда ведь получается не так, как хочется. Например, тот, кого ты спас при попытке самоубийства, повторяет ее, и уже успешно. Юнец, которому ты не дал умереть от наркотика, не видит в том причины изменить свою жизнь и снова окунается в то, из чего ты его вытащил. Как раз поэтому Жан-Батист и не хочет, чтобы мы наблюдали за спасенными.
Но хуже всего — это когда ты пытаешься кого-то спасти и терпишь неудачу. Шарль не сумел спасти ту девочку. Он, конечно, спас другого ребенка, но он не в силах сосредоточиться на успехе. Он одержим провалом. И тем, как теперь чувствует себя мать малышки. У Шарля доброе сердце, — тихо продолжил Винсент. — Может быть, даже слишком доброе и большое. И тот случай стал для него последней соломинкой. Я вижу только одну причину к тому, что Шарль отправился к Люсьену: он просто уже не может выносить нашу жизнь. Он хочет умереть. Если он сам дался им в руки, ему только и нужно, что попросить убить его и сжечь его тело. А они, конечно, будут только рады это сделать.
— То есть он задумал самоубийство?!
Я остановилась, охваченная ужасом при мысли о том, что Шарль намеренно отправился навстречу окончательной гибели.
- Предыдущая
- 47/63
- Следующая
