Чужой в стране чужих (Чужак в стране чужой) (Чужак в чужой стране) (Другой перевод) - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 82
- Предыдущая
- 82/122
- Следующая
— Ты есть Бог, — неожиданно вмешался Майк.
— Что, Майкл? Ну… я никогда не слыхала, чтобы это так поворачивали. Но это все объясняет… Бог в тебе, и из тебя, и с тобой, и дьявол не смеет коснуться тебя.
— Да, — согласился Майк. — Ты грокнула Бога.
Он радостно подумал, что сказанное Пат — это лучшее приближение к его концепции за все время поисков слов… пока Джил не сможет выучить это понятие по-марсиански. Что, впрочем, неизбежно.
— Это мысль, Майк. Бог… грокает тебя… и ты венчаешься в Священной Любви и Вечном Счастье с Его Церковью. Жрец или жрица целуют тебя, и татуировка закрепляет этот поцелуй в знак того, что это навеки. Татуировка не обязательно должна быть такой большой: моя в точности соответствует форме и размерам благословенных губ Фостера, и она может размещаться где угодно, лишь бы была скрыта от греховных, глаз. В любом месте, где ее не видно. А когда ты приходишь на собрание Счастливых, ты показываешь ее.
— Я слыхала о собраниях Счастливых, — сказала Джил, — но не знаю в точности, что это такое.
— Что ж, — рассудительно сказала миссис Пайвонски, — бывают собрания Счастливых и собрания Счастливых. Собрания для обычных членов; кто спасен, но может отойти в сторону, это сплошное веселье. Грандиозные вечеринки с ограниченным количеством молений, которые проходят очень радостно, и с большим количеством всевозможных развлечений, без которых не обходится хорошая вечеринка. Может быть, немножко настоящей любви, но лучше очень тщательно взвесить: с кем и как, чтобы не взросло семя раздора среди братии. Церковь очень строго следит за тем, чтобы держать каждую вещь на отведением ей месте.
Но собрания Счастливых для навеки спасенных… ну, тут не надо ни о чем заботиться, ибо здесь нет никого, кто способен грешить… все в прошлом и забыто. Если хочешь выпить… о'кей, это воля Божья, иначе бы ты не захотел этого. Ты хочешь упасть на колени и молиться или возвысить голос и запеть… или разодрать на себе одежду и пуститься в пляс — это воля Божья. И вокруг не может быть никого, кто усмотрел бы в этом нечто дурное.
— Это похоже на вечеринку, — сказала Джил.
— О, так оно и есть… почти! И тебя наполняет небесное блаженство. Если ты утром просыпаешься, а рядом кто-то из навеки спасенных, то он здесь потому, что Бог захотел, чтобы вы были благословенно Счастливы. У всех есть поцелуй Фостера. Они все свои. — Она задумалась. — Это немного похоже на деление воды. Понимаете?
— Я грокнул, — согласился Майк.
«Майк???»
«Подожди, Джил. Подожди до полноты».
— Но не думайте, — честно сказала Патриция, — что человек запросто может прийти на собрание Счастливых Внутренней Церкви, раз есть татуировка. Приходящий брат или сестра… Взять, скажем, меня. Как только я узнаю, что где-то намечается карнавал, я пишу в местную церковь и посылаю отпечатки пальцев, чтобы они могли свериться с картотекой навеки спасенных в Храме архангела Фостера. Я даю им свой адрес в Биллборде. Когда я все это делаю — а я всегда хожу на воскресные собрания, даже если Тиму приходится снимать мой номер — моя личность может быть легко подтверждена. Обычно меня встречают с радостью: я добавляю притягательности такой вечеринке своими уникальными и непревзойденными святыми картинками. Часто я целый вечер лишь только то и делаю, что стою и позволяю людям разглядывать себя. Каждая такая минута — истинное блаженство. Иногда проповедник просит принести Лапушку, чтобы изобразить Еву и Змея… для этого, конечно, приходится гримировать тело. Кто-нибудь из братьев играет Адама, и нас изгоняют из райского сада, а проповедник объясняет, что означает истинный смысл случившегося, а не поповскую ложь… и мы кончаем тем, что теряем нашу благословенную невинность, чтобы дать заряд всей вечеринке.
Она добавила:
— И все интересуются моим поцелуем Фостера… Потому что с тех пор, как двадцать лет тому назад он взошел на Небеса, немногие имеют поцелуй Фостера, сделанный не посредником. У меня есть на это официальное церковное удостоверение. И я рассказываю, как я его получила. Я…
Миссис Пайвонски поколебалась, затем выложила все подробности, и Джил только диву далась, куда делась ее ограниченная способность краснеть. Но затем она грокнула, что Майк и Патти — два сапога пара: Божьи дети, не способные грешить, что бы они ни делали. И она от всей души желала — ради Патти, — чтобы Фостер действительно оказался святым пророком, спасшим ее для вечного блаженства.
Но Фостер! Раны Господни, вот уж карикатура на святого!
Вдруг, вспомнив все чрезвычайно отчетливо, Джил снова оказалась в комнате со стеклянной стеной, глядящей в мертвые глаза Фостера. Но он казался живым… и она ощутила внутренний трепет и подумала, что она стала бы делать, предложи ей Фостер свой святой поцелуй… и свое святое я? Она быстренько выкинула эту мысль из головы, но Майк уже успел уловить ее. Она почувствовала, как он улыбаются с невинным знанием.
Она поднялась.
— Патти, милая, когда тебе надо быть дома?
— Ох, золотко, мне надо бежать сию благословенную минуту!
— Почему? Переезд будет не раньше, чем в девять тридцать.
— Ну… меня ждет Лапушка. Она очень ревнует, если я задерживаюсь.
— А ты не можешь ей сказать, что была на собрании Счастливых?
— Гм… — Патти просияла и заключила Джил в объятья. — Именно так оно и есть! Именно так!
— Хорошо. Я ложусь. — Джил все-таки покраснела. — Во сколько тебе надо вставать?
— Ну… Если я вернусь в восемь, я успею проследить, чтобы Сэм разобрал мое жилье, и у меня останется время посмотреть, чтобы моих деток разместили как следует.
— А завтрак?
— Я позавтракаю в поезде. А когда встану, выпью кофе. Этого обычно бывает достаточно.
— Я сделаю. Вы оба оставайтесь здесь, сколько хотите. Я не позволю тебе проспать… если ты заснешь. Майк — тот и вовсе не спит.
— Совсем?
— Совсем. Он сворачивается калачиком и думает. Но не спит.
Миссис Пайвонски торжественно кивнула.
— Новый знак. Я знаю. И ты, Майкл, однажды узнаешь. Тебе будет голос.
— Может быть, — согласилась Джил. — Майк, у меня глаза слипаются. Положи меня в постель.
Невидимые руки подняли ее в воздух, перенесли в спальню, само собой откинулось одеяло… в следующий момент она уже спала.
Джил проснулась в семь, выскользнула из кровати и сунула голову в соседнюю комнату. Свет был выключен и тени отчетливы — там не спали. Джил услышала, как Майк произнес тихо, но убежденно:
— Ты есть Бог.
— Ты есть Бог, — прошептала Патриция низким, словно после наркотика, голосом.
— Да. Джил есть Бог.
— Джил… есть Бог. Да, Майкл.
— И ты есть Бог.
— Ты… есть Бог! Ну же, Майкл!
Джил потихоньку вышла и пошла чистить зубы. Потом дала знать Майку, что не спит, и обнаружила, что ему это известно. Когда она вошла в переднюю, в окна потоком струился свет.
— Доброе утро!
Она поцеловала их обоих.
— Ты есть Бог, — сказала Патти.
— Да, Патти. И ты есть Бог. Бог в каждом из нас. — Она взглянула на Пат. В редком утреннем свете было заметно, что та нисколько не устала. Что ж, ей был известен этот эффект. Если Майк хотел, она оставалась бодрой всю ночь. Она подумала, что ее сонливость этим вечером — дело Майка, не иначе. И услышала его мысленное подтверждение.
— А теперь кофе. И к тому же под рукой у меня оказалась банка апельсинового сока.
Они закончили свой легкий завтрак. Счастье переполняло всех троих. Джил заметила, что Патти о чем-то задумалась.
— В чем дело, дорогая?
— Ну, мне неудобно спрашивать… Но на что вы, дети, живете? У тетушки Патти отложена про запас некоторая сумма, и я подумала…
Джил расхохоталась.
— Ох, Патти, прости… Но Человек с Марса богат. Разве ты не знаешь?..
Миссис Пайвонски смутилась.
— Ну, вообще-то, я слыхала. Но нельзя же доверять всему, что слышишь в новостях.
— Патти, ты просто прелесть. Поверь мне, теперь, когда мы стали водными братьями, мы не стали бы колебаться. «Деление гнезда» — это не просто образ. Кстати, встречное предложение: если тебе когда-нибудь понадобятся деньги, только скажи. Любое количество. В любое время. Напиши нам… или лучше позвони мне. У Майка нет ни малейшего понятия насчет денег. Кстати, Патти, на мое имя сейчас лежит сотни две тысяч. Может быть, тебе надо?
- Предыдущая
- 82/122
- Следующая
