Цветок камалейника - Громыко Ольга Николаевна - Страница 25

• Предыдущая
• 25/80
• Следующая

— И что же со мной не так?! — возмутился Джай.

— Все так, не переживай! — снисходительно утешил его ЭрТар. — У вас, равнинников, при виде горцев такое лицо делается, что грех лишний раз не полюбоваться!

— То есть поиздеваться?!

Горец белозубо улыбнулся:

— Какого барана к овце подпустишь, такого ягненка и получишь!

— Паршивый «сорока»! — не оценил горскую присказку Джай. — Тебе только овец и пасти, ни на что другое мозгов не хватает!

— Ага, — с притворным смирением согласился ЭрТар, — после овец с вами, равнинниками, до того тяжело — никак поверить не могу, что такие дураки разговаривают, а не блеют! Этот тип тебя убить хотел, а ты его, как дорогого гостя, на свою кровать уложил. Еще одеялом бы накрыл — вдруг ему холодно!

— Убивать так не приходят, — рассудительно заметил обережник. — Разумнее перерезать одному спящему горло, а потом уж допрашивать второго. К тому же мы с ним почти договорились…

— Почти! — скривился горец, снова нацеливая нож. — Вот сейчас — наверняка будет!

— А вдруг он опять рассыплется в труху, чтобы явиться за нами завтрашней ночью?

Тут ЭрТар призадумался, «песьим хвостом» крутя нож между пальцами. Кошак на полусогнутых подкрался к кровати и, вытянув шею, обнюхивал свесившуюся с нее руку, боязливо косясь на хозяина.

— По крайней мере, так он лежит и не рыпается, — торопливо продолжил Джай. — Надо только побыстрее его связать.

— И что? Затолкать под кровать, авось никто не хватится?

Как раз на этом месте мысли обережника и спотыкались.

— Ты ж у нас умный, вот ты и думай, — ловко перекинул он хомут на ЭрТара, и начал обыскивать по-прежнему неподвижное тело — вдруг где-нибудь затаился еще один ножик?

Ткань мантии оказалась плотной и складчатой, очень затрудняющей дело, а когда Джай ее содрал, оказалось, что обыскивать-то и нечего — больше на тваребожце ничего не было, даже нижнего белья. Зато вместо него…

Читать в Орите умел хорошо если каждый десятый, зато в татуировках не путались даже пятилетние малыши. Красный цвет — профессии, связанные с кровью: охотники, лекари, обережники; голубой — с искусством: художники, барды, скульпторы; черный — со смертью: гробовщики, могильщики, мусорщики, зеленый — с землей: пахари и скотоводы, коричневый — с ремеслами: кузнецы, гончары, портные. Желтые рисунки делали купцы и владельцы едален, золотыми с рождения щеголяла знать. Без татуировок обходились только йеры. Их и так за три полета видно.

Простому же смертному без цехового знака никуда: а вдруг ты какой-нибудь жулик или лентяй, так и не выбившийся из подмастерьев? Конечно, любую наколку можно подделать, но если обман откроется, то поверх нее ляпнут клеймо, с которым тебя уже никто не возьмет ни на службу, ни в ученики.

Но такой татуировки ни Джай, ни ЭрТар никогда не видели. Даже не слышали ни о чем подобном. Левую руку тваребожца от запястья до плеча, заползая на бок и шею, обвивала тщательно прорисованная, темно-синяя с металлическим отливом лоза, словно сама по себе проступившая сквозь кожу. Казалось, пятипалые листочки вот-вот шевельнутся на ветру.

Следующей в глаза бросалась россыпь свежих синяков, слагающихся в жутковатый, хорошо знакомый обережнику узор — словно кто-то задался целью пометить ими все болевые точки человека. Под ногтями тоже было черным-черно от втыкаемых туда иголок, а запястья сожжены до голого мяса, словно на них надевали раскаленные кандалы. К этому кошмару страшно было даже прикасаться, не то что связывать. Удивительно, как он вообще смог нож держать.

— Знаешь, — задумчиво сказал ЭрТар, — я бы на его месте тоже озверел.

— Иди воды лучше из ведра принеси, — рыкнул на него Джай, — а то как бы он у нас сам концы не отдал!

Горец не стал мелочиться, приволок все ведро. Нож он благоразумно воткнул в стол.

Обережник зачерпнул с полкружки, набрал в рот и фукнул седому в лицо. Хоть бы веки вздрогнули.

— Ты белье гладить собираешься или этого шмара будить? — ЭрТар отобрал у Джая кружку и, присев с другой стороны кровати, веером выплеснул на грудь и голову жреца остаток воды. Звучно похлопал мужчину по мокрым щекам. — Хэй, просыпайся! Теперь уже мы хотим с тобой поболтать.

— А он вообще дышит? — Обережник наклонился к лицу тваребожца, пытаясь услышать или губами уловить колебание воздуха возле его ноздрей, но все перебивало приглушенное урчание и сопение кошака, тоже беспокойно тычущегося в доходягу мордой.

Вместо ответа горец вздрогнул, выпрямился и расплылся в фальшивой улыбке:

— Здра-а-а-аствуй, красавыца!

Обычно Джай прислонял к двери наклоненный стул, ножками упирая его в щель между половыми досками; от наглых гостей не защищало, зато предупреждало хозяина. Но вчера парень так устал и заморочился с «сорокой», что забыл это сделать. Откинуть же крюк, просунув в щель между косяком и створкой прутик от метлы, было плевым делом.

Чем и обожала грешить госпожа Индора, утверждая, что «дверь сама приоткрылась, и я решила проверить, все ли в порядке».

Судя по лицу домовладелицы, порядок подразумевал нечто совсем иное, чем трое мужиков и корлисс в одной постели, на которых в складчину имелись одни штаны с расстегнутым ремнем (которым Джай собирался, да так и не сподобился, связать полудохлого убийцу), одна набедренная повязка (с изящной черной вышивкой, обычно нравящейся женщинам) и один ошейник.

Как раз в этот момент тваребожец соизволил дернуться и приглушенно застонать.

Прежде чем Джай успел раскрыть рот, «красавица» потрясенно взвизгнула: «Какая мерзость!» и захлопнула дверь.

— Извращенцы! — донеслось уже с лестницы, по которой Индора как будто не сбежала, а скатилась.

Кошак озадаченно поскреб за ухом задней лапой.

— Странная тетка, — поддержал его горец. — Такой случай упустила… А ведь, судя по ней, он в ее жизни был первым и последним!

— О, Иггр, за что ты повернулся ко мне Темным ликом?! — только и сумел простонать Джай. Если домовладелица, оправившись от потрясения, не укажет ему на дверь, жилье все равно придется менять — жизнь в нем под «понимающими» взглядами и намеками Индоры станет совсем невыносимой. Еще ведь и растреплет всем знакомым «на ушко»! Зато как ему начнет улыбаться младший помощник судьи…

— Не преувеличивай — всего лишь задницей, — утешил обережника ЭрТар. — Глянь-ка, наш морун наконец очнулся! Эй, ты! Как ты нас нашел, э?

Мужчина не ответил, продолжая слепо пялиться в потолок. Горец потыкал его пальцем в плечо, одновременно пытаясь привлечь внимание и убеждаясь, что на коже нет даже шрамов от стрелок.

— Я ж тебя вроде убил?

Седовласый молчал. Причем, кажется, не столько из упрямства, сколько не видя смысла разговаривать с одолевшими его чужаками, и что-то подсказывало Джаю: самого жреца пугать ножом бесполезно.

— Ладно, тваребожец, спрашивай сам, — к возмущению горца предложил обережник. — Ответ за ответ. Идет?

Мужчина тут же повернул к нему голову:

— Как вы попали в святилище?

— Перелезли через забор. Имя-то у тебя есть?

— Есть. Зачем?

— Чтобы попасть в святилище, — злорадно отплатил той же бусиной Джай.

— Ты нарушаешь уговор. — По пустым глазам жреца было видно, что он действительно не понимает, что парня не устроило.

— Ладно, — смирился обережник. — Я гнался вот за этим типом, хотел выкинуть его из сада прежде, чем он наделает глупостей.

— И наделал их сам, — ехидно уточнил горец. — Как тебя зовут, малахольный?

— Не по… н-н-не…

Тваребожец неожиданно уткнулся лицом в ладони, перекатился на бок, подтянул колени к животу и протяжно, безнадежно заскулил, как умирающий зверь. Тишш взволнованно затоптался на месте и начал подвывать. Джаю тоже стало жутковато. Он поискал глазами кружку, снова окунул ее в ведро и сунул жрецу под нос, с немалым трудом отодрав от лица одну руку. Вторая опустилась сама, когда мужчина вцепился в кружку и начал жадно, давясь и кашляя, хлебать воду.

— Сейчас он снова сдохнет, — мрачно предположил ЭрТар, — и ты его до утра будешь из всех углов выметать.

• Предыдущая
• 25/80
• Следующая