Пандемониум - Оливер Лорен - Страница 23

• Предыдущая
• 23/65
• Следующая

Рейвэн закусывает губу и трясет головой.

— Что бы там ни произошло, это серьезно. Все знают, что сейчас время перехода, и нам нужно запастись всем необходимым.

— Я уверена, что это простая задержка, — говорю я, — Завтра наверняка будет поставка.

Рейвэн снова трясет головой.

— Мы не можем больше ждать, — сдавленным голосом говорит она, и я понимаю, что она думает не только о поставках.

Рейвэн думает о наших разведчиках.

Небо на следующий день бледно-голубое. Яркое, на удивление теплое солнце пробивается сквозь ветки деревьев и превращает лед в ручейки воды. Снег принес с собой тишину, но сейчас лес ожил, с него как будто сняли намордник — чирикают птицы, журчит вода, скрипят деревья.

У всех в хоумстиде хорошее настроение. У всех, кроме Рейвэн, она постоянно сканирует небо и бормочет себе под нос:

— Скоро все испортится.

Шагая по снегу по пути к гнездам, я так разгорячилась, что снимаю куртку и повязываю ее на талии. Сегодня гнезда будут синие. Я это чувствую. Гнезда будут синие, придут поставки, вернутся наши разведчики, и мы все отправимся на юг. Яркий солнечный свет играет на обледенелых ветках деревьев, ослепляет, пускает красные, зеленые, желтые зайчики.

Добравшись до деревьев, я развязываю рукава куртки и набрасываю ее на самую нижнюю ветку. Я наловчилась лазать по деревьям и теперь легко нахожу все нужные выемки и выступы на стволе. Меня переполняет какое-то радостное ощущение, я уже давно ничего подобного не испытывала. Откуда-то издалека доносится тихое гудение, воздух как будто бы слабо вибрирует, этот звук напоминает мне пение сверчков в летнюю пору.

Перед нами весь мир. Мы пойдем по его необъятным просторам без границ и запретов, и ничто нам не помешает, с нами все будет хорошо.

До гнезд осталось совсем немного. Я нахожу ногой надежную точку опоры и подтягиваюсь на последнюю ветку.

Тут мимо меня пролетает тень. Это происходит так внезапно, что я чуть не падаю с дерева. На секунду меня охватывает ужас свободного падения спиной вниз, но в следующую я восстанавливаю равновесие. Сердце выскакивает из груди, я встряхиваюсь и беру себя в руки.

Это была не тень.

Меня напугала птица. Черная птица балансирует на краю своего гнезда и оставляет после себя цветные следы.

Красный, красный, красный.

Дюжины красных следов. Между ветками мелькают перепачканные алой краской темные перья.

«Красный» означает «бежать».

Не знаю, как спустилась с дерева. От паники мои движения утеряли всякую легкость и грациозность, я просто соскальзываю вниз. «Красный» означает «бежать». Когда до земли остается четыре фута, я прыгаю и приземляюсь в снег. Холод забирается под джинсы и под свитер. Я хватаю с ветки куртку и бегу, как учил меня Хантер. Бегу, как в шорах, через слепящий мир тающего льда. Каждый шаг требует невероятных усилий, я словно в ночном кошмаре, когда ты пытаешься убежать, но не можешь двинуться с места.

Теперь гудение, которое я слышала раньше, уже совсем не напоминает стрекотание сверчков. Оно напоминает жужжание шершней.

Гул моторов.

Я бегу к хоумстиду, легкие словно в огне, сердце рвется на части, глаза щиплют слезы. Я хочу кричать, хочу, чтобы у меня выросли крылья. На секунду у меня возникает мысль, что все это какая-то ошибка. Возможно, ничего плохого и не случилось.

Но потом гудение перерастает в рев, и я вижу, как первый самолет разрывает небо над лесом. Он кричит.

Нет, это не самолет. Это кричу я.

Я кричу на бегу. Кричу, когда падает первая бомба и лес вокруг меня охватывает огонь.

Я открываю глаза, и меня накрывает боль. В первые секунды я не вижу ничего, кроме водоворота разноцветных огней. Меня охватывает паника. Я не могу понять, где я, не могу вспомнить, что произошло. Но потом постепенно окружающий мир приобретает определенные очертания. Я в комнате без окон. Стены каменные. Я лежу на узкой металлической койке. Может, я добралась до хоумстида и меня поместили в комнату для больных?

Нет. Эта комната меньше, здесь нет раковины, только ведро в углу, а на тощий грязный матрас не постелены простыни.

Начинаю вспоминать. Митинг в Нью-Йорке. Вход в метро. Жуткая картинка с убитыми телохранителями. И хриплый голос: «Не так быстро».

Я пытаюсь сесть и тут же вынуждена закрыть глаза. Дикая боль, как нож, бьет из черепа по глазам.

— Попей воды, поможет.

Я все-таки сажусь и, несмотря на боль, резко оборачиваюсь на голос. На узкой койке у меня за спиной сидит Джулиан Файнмэн. Он прислонился затылком к стене и наблюдает за мной из-под опущенных век.

— Вот, они принесли раньше. — Джулиан протягивает мне железную кружку.

У него от брови к подбородку тянется тонкий порез с засохшей кровью, а на лбу слева, прямо под волосами, — синяк. Высоко под потолком — маленькая лампочка, в ее белом свете волосы Джулиана — цвета зрелой пшеницы.

Я сразу перевожу взгляд на дверь у него за спиной.

— Закрыта снаружи, — говорит Джулиан.

Ясно. Мы — пленники.

— Кто они? — спрашиваю я, хотя сама знаю ответ.

Нас наверняка захватили стервятники. То, что я видела в туннеле… Повешенный телохранитель, еще один убит ножом в спину… Такое могли сотворить только стервятники.

Джулиан отрицательно качает головой. Я замечаю, что шея у него тоже в синяках. Должно быть, они его душили. Пиджак Джулиана исчез, рубашка порвана. Вокруг ноздрей у него запеклась кровь, на рубашке пятна от капель крови. Но сам он на удивление спокоен — кружка в руке не дрожит.

Вот только в глазах, в этих невыносимо синих глазах отражается тревога и напряжение.

Я тянусь за кружкой, но Джулиан в последний момент немного отводит руку в сторону.

— Я узнал тебя, — говорит он, — Я видел тебя на собрании. Ты потеряла перчатку.

— Ага, — говорю я и снова тянусь за кружкой.

Вода отдает болотом, но пить ее — настоящее наслаждение. Едва сделав первый глоток, я понимаю, что еще никогда в жизни так не хотела пить. Воды в кружке вряд ли хватит, чтобы утолить жажду. Я почти все выпиваю залпом, но успеваю подумать о том, что Джулиан, возможно, тоже хочет пить. Воды остается всего на полдюйма, и я предлагаю ее Джулиану.

— Можешь допивать, — говорит он, а я не настаиваю.

Пока пью, я чувствую на себе его взгляд, а когда отрываюсь от кружки, вижу, что он смотрит на треугольный шрам у меня на шее. Кажется, метка исцеленных его успокоила.

Поразительно, но рюкзак мой не тронули. По какой- то причине стервятники решили его мне оставить. Это обнадеживает. Они, конечно, жестокие и злобные, но практики в похищении людей у них маловато. Я достаю из рюкзака плитку гранолы, но, подумав, убираю обратно. Я пока не проголодалась, а сколько еще сидеть в этой крысиной норе, понятия не имею. Если можешь терпеть — терпи. Этому научила меня Дикая местность. Наступит момент, когда тебе трудно будет сохранять самоконтроль.

Все остальное — руководство «Ббс»; дурацкий зонтик Тэка; бутылка из-под воды, которую я выпила еще в автобусе по пути на Манхэттен; тюбик с тушью для ресниц, его, наверное, бросила в рюкзак Рейвэн, — абсолютно бесполезные вещи. Теперь понятно, почему они не стали забирать у меня рюкзак. Но я все равно аккуратно выкладываю все на свою койку, потом переворачиваю и трясу рюкзак, как будто оттуда может вдруг выпасть нож, отмычка или еще какое-нибудь средство к спасению.

Ничего. И все-таки должен быть какой-то выход.

Я встаю и, согнув левую руку, подхожу к двери. Боль в локте немного отпустила и превратилась в слабую пульсацию. Значит, кость не сломана. Еще один хороший знак.

Дергаю дверь. Заперта, как и сказал Джулиан, и к тому же она железная, замок не выломаешь. Внизу маленькая, как для котов, дверца. Я присаживаюсь на корточки и внимательно ее осматриваю. Судя по петлям, эта тоже открывается снаружи.

— Воду через нее дают, — говорит Джулиан, — И еду.

— Еду? — Я ушам своим не верю, — Они давали тебе еду?

• Предыдущая
• 23/65
• Следующая