Валькирия - Семенова Мария Васильевна - Страница 56

• Предыдущая
• 56/84
• Следующая

Я его, раскрасивого, оттолкнула, вождь его, сильного, чуть не убил кулаком, Славомир его, гордого, при всех осмеял. Вот когда я воистину поняла, что старый сакс не ошибся, Некрас впрямь ничего так не хотел, как быть с нами, среди нас. Вот так: сперва сам отказывался, а теперь лез, куда его не пускали.

Я всё-таки нашла удобное положение и задремала на палубных досках, спрятав голову под войлочный плащ, не пропускавший стылого ветра. Некоторое время я ещё слышала журчание и тяжёлые шлепки волн, доносимые до слуха гулким деревом корабля. Потом заснула совсем и увидела сон. Когда нету доброго покоя в душе, когда ждёшь чего-то тревожного и вдобавок не устал телом, чтобы как следует провалиться, – бывает, приходят странные сны.

Наверное, поединок, обещанный Славомиром Некрасу, уже переплёлся во мне с тем, который безжалостный воевода наверняка мне учинит на первой же стоянке. Или это мой Бог решил прийти мне на помощь? Близилось что-то, о чём он уже знал, а я – ещё нет?.. Во сне я отчаянно, насмерть ратилась с кем-то молчаливым. Вернее сказать, не на жизнь дралась одна я, он лишь держал оборону, не позволял коснуться себя и не отвечал, уходил от ударов и пятился, пятился в непроглядную снежную темноту, и я наседала что было духу, давясь слезами от ярости и бессилия, от невозможности заставить его как следует схватиться со мной и одновременно леденея от ужаса перед темнотой, в которую сама его загоняла…

Это снова был Тот, кого я всегда жду, хотя таким я ни разу ещё его не видала. Я смутно чувствовала покачивание корабля и пыталась, цепляясь за ускользающий сон, увидеть лицо, и, как всегда, не могла – мешал стремительный, пламеневший искрами меч, и брезжило что-то очень знакомое, вот-вот пойму – и тьма поднималась подобно тяжёлой чёрной позёмке, по щиколотку, по пояс, скрывая, гася золотое вешнее солнце…

– Дым там на берегу, – сказал надо мной Блуд. Я вздрогнула, окончательно просыпаясь, и вместе с надёжным ощущением тепла пришло успокоение. Всё было не наяву. Пока ещё не наяву. Мало хорошего пообещал мне мой сон, но теперь я была предупреждена. Значит, можно будет поспорить, когда ему настанет время сбываться. Мне не хотелось думать, что так рассуждали все видевшие вещие сны.

Между тем с берега в самом деле поднимался дым. Северный ветер швырял его оземь, стелил по вершинам леса, но Блуд разглядел. Ему необязательно было грести лучше других, его рысьи глаза сами по себе недёшево стоили. Он первым заметил, что дым родился не от лесного пожара: кто-то метал его в небо нарочно затем, чтобы другие увидели.

– Не нас ли зовут, – проворчал воевода и оглянулся на брата, сидевшего у руля. Славомир кивнул ему, отдал команду и переложил руль. Потом посмотрел на меня, улыбнулся и подмигнул.

Дым прекратился сразу, как только мы повернули к берегу. Несколько позже из-за мыска явила себя и побежала встречь нам вёрткая лодка. Я видела, как бросали её неровные волны, встававшие над бортами. Две спины слаженно разгибались внутри. Ветер срывал белые гребни, метал дерзким в лицо.

– Куда вылезли! – проворчал Славомир. – Потонуть захотели!

Он умело и плавно подвёл тяжёлый корабль, заслоняя лодку от волн. Длинное весло протянулось к ней, как рука. Сообразительные молодцы ухватили мокрую лопасть и скоро уже стояли на палубе – оба весины, с обоих текло, прилизанные вихры потемнели на удалых головах. Они были здесь не чужими. Они узнали Мстивоя Ломаного, разом совлекли шапки и поклонились ему. Вождь обратился к старшему по-словенски:

– С чем пожаловал, чадо?

Молодой весин, волнуясь, растягивал чужие слова:

– Сегодня после рассвета мы видели лодью, шедшую к полночи… Длинную, вроде твоей, а парус был полосатый.

– Видишь, брат, какой я удачливый! – крикнул с кормы Славомир.

Вождь промолчал, но взгляд сделался пристальным. Весин поведал очень подробно, откуда выник корабль, в какую сторону скрылся и что за значок был поднят на мачте. Внимательно выслушав, вождь расстегнул блестящую пряжку и скинул хороший кожаный плащ:

– Держи.

У охотника засияли глаза: всем подаркам подарок, плащ с плеч прославленного вождя! Такой плащ заткан удачей, не надо и серебра. Обрадованный малый не посмел сразу надеть его, свернул бережно, спрятал мокрый у тела.

– Приезжай в Нета-дун, – сказал воевода. – Возьму что, поделюсь.

Мне показалось, ветер сразу усилился, когда мы повернули на север. Я понадеялась: а вдруг не догоним чужой лодьи…

Славомир и воевода всё чаще поглядывали на небо. На горизонте вскидывались высокие волны, несколько раз я почти принимала их за качающийся корабль, но это вновь оказывался не корабль, и охота высматривать притупилась, зато качка наново дала себя знать. Смешон со стороны человек, которого Морской Хозяин наказывает без вины. Только самому ему не смешно. Недавно безмятежно болтавший, вертевший туда-сюда головой, он вдруг притихает где-нибудь в уголке, мучительно ищет глазами что ни есть устойчивого вокруг, цепляется за скамью, но пальцы тряпочные… По счастью, я ничего не ела с утра и только икала, уткнувшись в палубу носом. Мне было холодно.

Я пыталась отвлечься, думая про свой сон. Неужели он вправду вещал мне, что Тот, кого я всегда жду, ходил на чужом корабле? А отколь бы тогда все эти басни про верного кметя, полюбившего дочь вражеского вождя?.. Неужто будет так и со мной – узнаю его, только когда начнёт оседать на кровавую палубу, срубленный моей рукой, угадаю любимые очи уже погасающими?..

Честное слово, меня вроде даже стало меньше мутить. Потом под щёку хлынуло, и я приподнялась.

Мокрое косматое небо низко падало на море, серые клочья напитывались тяжкой сумеречной синевой… Ветер так ударил в лицо, что я зажмурилась и перестала дышать. Над бортами вставали страшные стены; рушились острые гребни, разверзались пропасти, и в них валился корабль. Варяги сидели спокойно, по их мерке это ещё нельзя было честно назвать непогодой. Парус звенел, растянутый вдоль корабля. От брызг его цвет сгустился и потемнел. Белый Рарог так и светился на нём.

Рвануло по дыбившимся волнам трепетное бледно-синее зарево! Глухо зарокотало повыше туч, дождь с шумом пролетел по воде, с края паруса полилось. Могучий Перун вновь крушил жадного Змея, надумавшего запереть небесные воды. Вечный мститель Перун! Были у него когда-то чёрные волосы аж с синим проблеском, как сама грозная туча, ныне стали – чернёное серебро… Для меня он был с некоторых пор не только хозяин громов, не только небесный вождь нашей дружины. Всякий раз, когда налетала гроза, я вновь вспоминала Того, кого я всегда жду, и как Перун дал нам увидеться, даже коснуться друг друга тогда в неметоне… Никогда мне этого не позабыть.

…Но раньше в грозу у меня всегда была хоть твердь под ногами. А на тверди можно скрыться под ёлкой, залезть в пазуху выворотня, натянуть сверху плащ, Молчана обнять, растеплить костёр… а не то прибежать в дом, сверкая мокрыми пятками, – а дома ждут сухие порты и чашка прямо с печи… До нас ли разыгравшемуся Морскому Хозяину, как вот взмахнёт нечаянно рукавом… Мне было тошно и холодно, и ни малейшей надежды, что всё это когда-нибудь кончится, что я опять окажусь в уютном тепле, под одеялом, а лучше всего в натопленной бане. Не ценила тепла, покуда никто не отбирал, знай рвалась, куда меня не пускали…

– К берегу правишь? – раздался с кормы задиристый смех Славомира. – Отвык ловить в море датчан, как я погляжу!

У меня крепко срослись от холода позвонки, голова кроме тела не поворачивалась. Новая мертвенная вспышка пронизала облака и озарила воеводу, сменившего брата возле правила. Он ответил негромко, но всему кораблю немедленно захотелось узнать, что он ответил, и спустя малое время из уст в уста передали:

– Я предпочитаю драться, выспавшись. И чтобы задницы у всех были сухие…

• Предыдущая
• 56/84
• Следующая