Мое! - Маккаммон Роберт Рик - Страница 21

• Предыдущая
• 21/104
• Следующая

— Ну давай выходи, — сказала она и услышала, как скрипят дверные петли ванной.

Палец напрягся на курке.

Бах! Бах!

Это не выстрелы. Это кулак барабанит в дверь. Мэри сняла палец с курка. Снова стук, настойчивее и громче. Это в ее дверь. Она прошла в другую комнату, все еще с «кольтом» в руке, украдкой выглянула из окна. Двое легавых на стоянке, и легавская машина рядом.

Она встала у двери, придала голосу побольше стали и спросила:

— В чем дело?

— Полиция. Будьте добры, откройте дверь, «Спокойно, — подумала она. — Держи себя в руках. В руках. Легавые у дверей. Держи себя в руках».

Мэри повернула ручку замка и закрыла дверь на цепочку. Открывая дверь, она держала руку с револьвером так, чтобы его не было видно. Через щель она увидела двух легавых — черного и белого.

— Что случилось?

— К нам пришел вызов с жалобой на нарушение тишины, — сказал черный. Он щелкнул кнопкой фонарика и посветил на Мэри. — Здесь все в порядке, мэм?

— Да, все нормально.

— Один из ваших соседей позвонил и пожаловался, — сказал белый легаш. — Сказал, что из вашей квартиры доносятся вопли.

— А, это… мне приснился кошмар. Наверное, кричала во сне.

— Вы не будете так добры открыть дверь пошире? — спросил черный.

Мэри без «колебаний открыла; руку с пистолетом она прятала по-прежнему. Фонарь черного легавого бегал по ее лицу.

— Как ваше имя, мэм?

— Джинджер Коулз.

— Это она! — крикнул Шеклет с порога своей квартиры. — Она совсем психованная, точно вам говорю! Ее надо посадить, пока она никого не угробила!

— Вы бы не понизили голос, сэр? — Черный легавый что-то тихо сказал белому, и тот пошел к двери Шеклета. Мэри слышала, как Шеклет бормочет и ругается, а сама все глядела в глаза черному легавому. Он вытащил из кармана пачку жвачки и предложил ей, но она покачала головой. Тогда он сунул одну пластинку себе в рот и принялся жевать.

— Жуткие бывают кошмары, правда? — спросил он. — В том смысле, что очень реальные.

« Проверяет меня «, — подумала Мэри.

— Это вы правы. Иногда они бывают хуже некуда.

— Уж наверняка, если вы так громко кричите. — Луч фонарика скользнул по ее лицу.

— Я была медсестрой во Вьетнаме, — сказала Мэри. Фонарик остановился, застыл на ее правой щеке, потом шелк! — и погас.

— Простите, — сказал черный полицейский. — Я слишком был молод, чтобы там быть, но я видел» Взвод «. Должно быть, там был настоящий ад.

— Каждый день.

Он кивнул и убрал фонарик.

— Фил, мы закончили, — сказал он белому легашу. — Простите, что вас побеспокоили, мэм, — обратился он к Мэри. — Но я надеюсь, вы понимаете, почему ваш сосед нас вызвал.

— Да, я понимаю. Вообще-то я принимаю снотворное, но оно у меня как раз кончилось.

— Она психопатка! — настойчиво заговорил Шеклет, снова повышая голос. — Воет всю дорогу, словно дьявола будит!

— Сэр! — Черный легавый направился к двери Шеклета. — Я вас просил, чтобы вы перестали орать, или нет? Эта женщина — ветеран Вьетнама, и этот факт вам следовало бы учесть.

— Это она вам сказала? Фигня! Пусть докажет!

— Вы успокоитесь, сэр, или хотите проехаться в нашей машине?

Наступило долгое молчание. Мэри крепко сжимала рукоятку пистолета. Она слышала разговор черного легавого с Шеклетом, но слов разобрать не могла. Потом его дверь со стуком захлопнулись, и оба легавых вернулись к ее двери.

— По-моему, все выяснили, — сказал ей черный. — Спокойной ночи, мэм.

— Спокойной ночи вам, и огромное спасибо, офицеры, — сказала она, закрыла дверь, заперла и сняла цепочку. И только тогда сквозь зубы процедила:» Мать вашу, мать вашу, мать вашу «. Она ждала у окна и смотрела, пока свиньи не смылись. Потом подошла к стене Шеклета и сказала, прижимаясь к стене губами:

— Я тебе устрою, когда съеду. Устрою, понял? Выколю тебе глаза и заставлю подавиться ими. Слышишь меня, старое дерьмо?

Шеклет кашлял в своей спальне, хрипел и сипел, потом опять послышался звук спускаемой воды. Мэри вернулась в спальню, включила свет и остановилась, глядя на мертвого ребенка на полу.

Голова треснула и вдавилась внутрь, но крови не было, и мозги из черепа не текли. Кукла. Просто кукла. Она взяла куклу за ногу и отнесла ее в Райский Ящик в шкафу. Долго стояла и молча смотрела на всех этих сломанных кукол, и пульс бился в правом виске, и глаза Мэри остекленели, как зимний пруд.

Все они. Все они куклы. Резина и пластик с нарисованными глазами, Они не могут любить, потому что они не настоящие. Вот и ответ; и ее ошеломило, что она этого раньше не понимала. Как ни хотела она, чтобы они были настоящими, как ни рожала, как ни кормила, как ни любила, они были не настоящими. Она представляла их себе как плоть и кровь, да, так, но в конце концов предавала их смерти, потому что все время знала, что они — только резина и пластик.

Лорд Джек хочет ребенка. Сына. Он дал ей ребенка, а она потеряла этот дар. Если она придет к Лорду Джеку без ребенка, он ее отвергнет. Вот это и было посланием ее сна. Но тут была опасная течь, как трещина во времени. Ребенок Джека мертв. Она выдавила труп из своего тела в туалете на бензозаправке возле Балтимора, из живота, изрезанного стеклом и металлом. Она завернула этот кусочек плоти в расползающуюся одежду бумажных полотенец и спустила в сток. Это был мальчик. Как Джек и надеялся. Мальчик, который понесет его в будущее. Но как же принести Джеку его сына, если сын его мертв и смыт водой?

Мэри присела на край кровати, все еще с револьвером в руке, и скорчилась в позе Мыслителя. Что если. Взгляд ее упал на дохлого таракана, лежащего на спине возле плинтуса. Что если.

Что, если у нее в самом деле будет мальчик, чтобы привезти Джеку?

Настоящий мальчик — младенец. Плоть и кровь. Что, если…

Мэри встала и закружила по комнате, сжимая в руке» кольт «. Она ходила и ходила от стены к стене и думала, думала. Настоящий живой мальчик. Где такого достать? Она увидела, как заходит в агентство по усыновлению и заполняет анкету.

« Убила шестерых легавых — тех, про кого точно знаю, — вот что я могу сообщить о себе, — скажет она. — Убила профессора колледжа и того пижона, который думал, что снимет фильм о Штормовом Фронте. Еще убила ребенка в лесу. Но я очень хочу усыновить мальчика, очень хочу «.

Значит, мимо. Где же еще можно достать младенца?

Она прекратила бегать по комнате. Можно взять младенца там же, где берет его мать, — это вдруг до нее дошло. Ребенка можно взять в больнице.

« Ага, — подумала она со злой иронией. — Зайти, перестрелять всю больницу и забрать ребенка из родильного отделения «.

Стоп!

« Я была медсестрой во Вьетнаме «.

Это была ложь, конечно. Она и прежде ею пользовалась, и с легавыми все сходило. Стоит только упомянуть Вьетнам, и они уши развесят. Она опять принялась бегать по комнате, ум ее попал на плодородное поле. Медсестра. Медсестра.

Ведь в маскарадной лавке можно взять напрокат форму медсестры?

Да, но во всех ли больницах у сестер одна и та же форма? Она не знала. Если она собирается это проделать, то прежде всего надо найти больницу и проверить. Она взяла телефонный справочник и посмотрела раздел» Больницы «. Их было полным-полно, если добавить клиники и центры здоровья, как было в справочнике. Клиника возле Мэйблтона. Нет. Слишком маленькая. Вот еще одна — в западной Атланте, миля-другая отсюда. Эта вроде годится. Но потом ее взгляд упал на другой список, и она сказала:» Вот оно «.

Это была больница Сент-Джеймс.» Знак доброй кармы «, — подумала Мэри. Больница названа по имени Джима Морисона. Она сверила адрес. Больница Сент-Джеймс находилась в Бакхэде, в богатом районе города. Это было порядочно далеко, но ей подумалось, что это преимущество: вряд ли ее там могут узнать. Богатые не едят жрачку из забегаловок. Она взяла ручку и обвела кружочком больницу Сент-Джеймс. Во рту появился металлический вкус — вкус опасности. Как в прежние дни, она строила планы, и мысль похитить новорожденного мальчика из родильного отделения больницы Сент-Джеймс — ребенка богатой суки, что еще приятнее, — заставляла сильнее биться ее сердце и ощущать теплый влажный пульс между бедрами.

• Предыдущая
• 21/104
• Следующая