Тим - Маккалоу Колин - Страница 8

• Предыдущая
• 8/48
• Следующая

Придя в прежнее восторженное состояние, он проявил способность к критике и упрекнул ее в том, что в доме нет ярких цветовых пятен.

— Все такое красивое, Мэри, но все одного цвета! — убеждал он. — Почему нет ничего красного? Я так люблю красное!

— Скажи мне, какой это цвет? — спросила она, протягивая красную шелковую закладку для книг.

— Красный, конечно, — ответил он.

— Ну тогда я посмотрю, что я могу сделать, — пообещала она.

Она дала ему конверт, с тридцатью долларами, что было гораздо больше, чем мог заработать в Сиднее любой рабочий.

— Мой адрес и телефон написаны на листке внутри, — наставляла она его, — и я хочу, чтобы ты дал его твоему отцу, когда придешь домой, чтобы он знал, где я живу и как со мной связаться. Не забудь отдать ему конверт. Не забудешь?

Он обиженно посмотрел на нее:

— Я никогда не забываю, если мне скажут, как следует.

— Извини, Тим. Я не хотела тебя обидеть, — сказала Мэри Хортон, которая никогда нимало не заботилась о том, обидят ли ее слова кого-нибудь или нет. Не то, чтобы она обычно говорила неприятные вещи, нет, она их, конечно, избегала, но из соображений такта, дипломатии или хороших манер, а вовсе не потому, что может причинить кому-то боль.

Она помахала ему рукой с крыльца так как он не согласился, чтобы она отвезла его на станцию на машине. Когда он прошел по улице несколько ярдов, она подошла к воротам облокотилась о них и следила за ним, пока он не свернул за угол.

Для любого, кто видел его на улице, он казался удивительно красивым молодым человеком с широкой походкой, высоким и здоровым — весь мир у ног такого! Это как шутка, думала она, шутка, какой развлекались греческие боги, смеясь над своими творениями — людьми, когда те слишком зазнавались или забывали, чем они обязаны богам. Тим Мелвил должен вызывать у них гомерический хохот!

Рон, как всегда, был в Прибрежном отеле, но для субботы пришел слишком рано. Утром он наполнил свою сумку-холодильник пивом и отправился на крикетный матч. Он был одет в шорты, плетеные сандалии и расстегнутую рубашку, чтобы подставить голую грудь морскому бризу. Кели и Дейв почему-то не пришли, а лежать на траве на холме и дремать одному было не интересно. Пару часов он там проторчал, но крикет — игра, которая идет черепашьим шагом, а лошади, на которых он ставил, пришли последними. Так что около трех он опять сложил пиво в сумку, взял радио и отправился в отель. Ему никогда бы не пришло в голову пойти домой. Эс со своими приятельницами играла по субботам в теннис в своем клубе, который назывался «Хи-хи». Дони сейчас с каким-нибудь из своих приятелей, а Тим работает, так что в доме никого не будет.

Когда чуть позже четырех появился Тим, Рон был очень рад этому и купил ему большую кружку пива.

— Как дела, дружок? — спросил он, когда они стояли, опершись спинами о колонны и глядя на море.

— Здорово, пап! Мэри очень хорошая леди.

— Мэри? — Рон, удивленный и настороженный, внимательно посмотрел на Тима.

— Мисс Хортон. Она позволила мне называть ее Мэри. Я сначала встревожился, но она сказала, что все в порядке. Все в порядке? Правда, пап? — спросил он с тревогой, чувствуя что-то необычное в реакции отца.

— Не знаю, дружок. А какая из себя эта мисс Хортон?

— О, прекрасная, пап. Она угостила меня такими вкусными вещами и показала мне весь дом. Там кондиционер, пап! Такая мебель красивая и ковер, но все серое и я спросил, почему у нее нет ничего красного и она сказала, что посмотрит, что может сделать.

— Она трогала тебя, дружок?

Тим посмотрел на Рона ничего не понимая:

— Трогала меня? Не знаю. Наверно, да. Она взяла меня за руку, когда показывала свои книги. — Он скорчил гримасу. — Мне не понравились книги, слишком их много.

— Она хорошенькая, дружок?

— О, да! У нее очень красивые белые волосы, как у тебя или у мамы, только еще белее. Поэтому я не знаю, правильно ли сделал, что назвал ее Мэри, потому что ты и мам всегда говорите мне, что называть старых людей по имени невежливо.

Рон расслабился.

— Ох! — Он игриво хлопнул сына по плечу. — Ну ты и заставил меня поволноваться, скажу я тебе. Она старушка, да?

— Да.

— Она тебе заплатила, как обещала?

— Да, здесь в конверте. Там ее фамилия и адрес. Она велела отдать его тебе в случае, если ты захочешь поговорить с ней. А почему ты хочешь поговорить с ней, пап? Я не понимаю, почему тебе надо с ней поговорить.

Рон взял конверт.

— Я не хочу разговаривать с ней, дружок. Ты закончил работу?

— Нет, у нее слишком большая лужайка. Если ты не возражаешь, она хочет чтобы я выкосил траву перед домой в следующую субботу.

В конверте были три хрустящие банкноты по десять долларов. Рон смотрел на них и четкий, ясный почерк, говорящий об образовании и высоком положении Мэри Хортон. Глупые молодые девушки или одинокие домохозяйки так не пишут, решил он. Тридцать долларов за дневную работу в саду! Он положил банкноты в свой бумажник и похлопал Тима по спине.

— Ты хорошо сделал, дружок, и можешь пойти в следующую субботу и докончить ее лужайку, если хочешь. В общем-то, она так платит, что можешь работать на нее в любое время, когда она захочет.

— Ой, спасибо, пап! — Он помахивал пустой кружкой, намекая — можно ли мне еще пива?

— Почему ты не научишься пить медленно, Тим?

Лицо Тима выразило сильное огорчение.

— Ой, я опять забыл! Я хотел пить медленно, пап, но было так вкусно, что взял и забыл.

Рон пожалел, что сделал ему замечание.

— Неважно, дружок, не расстраивайся. Пойди и попроси у Флори еще кружечку.

Пиво, крайне крепкое в Австралии, казалось, не оказывало никакого действия на Тима. Некоторые слабоумные чуть не сходят с ума, когда лишь понюхают грог, удивлялся Рон, а у Тима ни в одном глазу, когда его старый отец уже под столом валяется. Парень еще и домой его отнесет.

— Кто эта Мэри Хортон? — спросила Эс, когда они отправили Тима спать.

— Какая-то старая особа из Артармона.

— Тиму она очень понравилась, правда? Рон подумал о тридцати долларах в бумажнике и безучастно посмотрел на жену.

— Наверное. Она к нему ласкова, а, работая у нее в саду по субботам, он будет занят и ни во что дурное не влезет, по крайней мере.

— И тебя освободит, чтоб болтаться по пабам и скачкам с дружками, это ты хочешь сказать? — наученная долгими годами супружества, объяснила Эс.

— Ну, черт побери, Эс, что за гадости ты говоришь человеку!

— Хм, — фыркнула она, откладывая вязанье. — Правда-то глаза колет? Она заплатила ему, а?

— Несколько долларов.

— Которые ты прикарманил, конечно.

— Ну, уж не так-то много. Что ты ожидала заплатят за чертову лужайку, ты, недоверчивая старая цеплялка? Целое состояние что ли, черт побери?

— Пока у меня хватит на домашнее хозяйство, дружок, мне плевать, сколько она ему заплатила!

Она встала, потянулась.

— Чайку выпьешь, милок?

— Ага, было бы здорово. Где Дони?

— Откуда я, прах побери, знаю? Ей двадцать четыре, и она сама себе хозяйка.

— Пока над ней не появилось хозяина…

Эс пожала плечами:

— Дети думают не так, как мы, мой дорогой, и ничего тут не поделаешь. А кроме того, хватит у тебя пороха спросить Дони, где она была и с кем она водит шашни?

Рон последовал за Эс на кухню и сказал, ласково похлопав ее по заду.

— Ну нет! Она как посмотрит сверху вниз и как начнет высказываться!.. А если я этих слов совсем не понимаю, то приходится чувствовать себя круглым дураком.

— Ох Рон, дорогой, если бы Бог поделил мозги между нашими детьми посправедливее хоть немного, — вздохнула Эс и поставила чайник на огонь. — Если бы Он разделил их пополам, то обоим бы хватило, и было бы все в порядке.

— Ладно, слезами горю не поможешь, есть какой-нибудь кекс?

— Фруктовый или с тмином?

— С тмином, мать.

Они сели за стол друг против друга и уплели половину кекса с тмином, запив его тремя чашками чая каждый.

• Предыдущая
• 8/48
• Следующая