Шебеко - Гаврилов Иван Дмитриевич - Страница 59

Студенческие дни Коля коротает в еще не старой, добротной комнате с объемным окном на скверик. По бокам стен и возле крепких отопительных батарей здесь надежно спят железные замшелые кровати, что летают во сне по синим и далеким просторам, вдыхая в себя изумрудный воздух заснеженных гор. А в середине комнаты царственно стоит стол, накрытый старой и изношенной клеенкой и с удивительной стойкостью сторожит тумбочки, что приданы каждому студенту. На этих тумбочках наблюдатель наверняка бы засек и кучи книг, и столбы конспектов, а внутри них — еще и хлебные куски на пресловутый «черный день».

Завидный порядок во всем хранит лишь Коля Дулаев. Даже постель он заправляет ловко: после крепких рук шахтера она «звенит, как натянутая струна». Разом не стерпел Дулаев, глядя, как Коля собственную постель собирает плохо и неумело. Он резво подскочил к худенькому парню, отстранил от дела и постель собрал так, что Коля до вечера не притронулся к ней рукой — до чего лежала она ладно да в порядке.

Коля впервые в своей жизни купил осеннее пальто — из дешевого материала, всего за двадцать три рубля семьдесят копеек, но ласкового и приветливого на вид. Надо сказать, именно с институтом у него связывались самые робкие шаги по жизни. Впервые он оказался в крупнейшем городе, каким является Свердловск; впервые увидел поезд; даже впервые в жизни в стенах этого вуза выпил вина более ста граммов. Доселе он знать не знал про спиртное, за исключением выпускного вечера после средней школы. А вот в институте, на Октябрьские праздники, с ребятами поневоле пришлось хлебнуть двести граммов «Портвейна». Коля вовсе переменился в тот момент: разом почувствовал легкость, и ему море стало по колено. К тому же неожиданно для всех запел, когда остальные даже не захмелели и соображали про себя, где бы еще добавить. Парни сильно подивились Колиному поведению. Смекнув, что он опьянел «с ходу», от стаканчика вина, Олег лишь усмехнулся:

— Набирают детей на флот, а теперь мучайся с ними…

Сам он в этом отношении был образцом. Мог целую бутылку выпить, не отрывая от губ. При сем не пил, а как бы вливал в себя вино, ибо кадык его вовсе не шевелился. Как выпьет, бывало, так и заявит ребятам не без гордости: «Двухлетняя тренировка брат…»

Как-то вечером к ним заглянул Дима, паренек среднего роста, костлявый и с такими синими-пресиними глазами, словно в них затаились лазурные дали. Дима живет по соседству и классически играет на баяне. Но сегодня у него явно другие планы.

— Вот что, ребята! — вкрадчиво начал Дима, постепенно захватывая внимание присутствующих. — Не кажется ли вам, что здесь мы просто киснем?

Студенты насторожились. Петя Колесник, здоровенный хлопец с мускулами-буграми, кинул в Диму пробный камень:

— Ежели без всяких выкрутасов, то что ты имеешь в виду?

— А то, что в этом институте мы просто пропадем… — И Дима, улавливая в глазах парней протестующие огни, тут же прибавил — Подумайте сами: весь смысл жизни человека должен состоять в искании чего-то нового, неизвестного… ведь верно, так? А мы чем занимаемся? Ударились в профессию лесовода! Это з-значит, — Дима как всегда заикался, — сиди на месте, годами выращивай одно и то же дерево, в конечном счете значит, что сосна в конце концов получится сосной, а ель — елью… Разве в том смысл существования? Мы же дети двадцатого века, а не допотопных людей, которые почитали л-лес… Вот другое дело, ежели быть моряком. Каждый день сталкиваешься с чем-то новым стоящим. Мне кажется, лучше этого и быть не может… Как-то я был на море. П-правда, это было в детстве, но оно мне так запомнилось, что, кажется, слышу шум прибоя. Вообще-то, очень величественная картина — море. Особенно утром, когда солнце еще лишь поднимается к небу…

Голубые глаза Димы вдруг заблестели, словно они вновь узрели предрассветное утро с его непередаваемой красой. В них светилась такая мечта, что даже Коле, ни разу не побывавшему на море, захотелось оказаться подле него, побродить по гальке и послушать крик чаек. Дима расстегнул галстук расслабил воротник белой сорочки (на курсе он выгодно отличался одеждой) и пустился в рассуждения:

— Действительно, раньше были люди… Теперь я их, первопроходцев, очень хорошо понимаю… В-взять хотя бы исследователя Беринга или капитана Гука. Они же прошли такие дремучие трудности, о которых сейчас мы даже представления не имеем. Им было трудно, но они все равно рвались к цели… А эта цель заключалась лишь в том, чтобы увидеть г-голую, пустынную землю, обследовать ее и нанести на карту… На первый взгляд кажется, ничего здесь удивительного нет. Обычная работенка, каких много на свете. Но если вникнуть в суть дела, то начинаешь глубоко понимать, что тянуло их туда… По-моему, исследователей в дальние страны звали не з-земли, которые им впервые приходилось изучать, но звали их чувства, что заложены в каждом из нас. Это Чувство поиска, познания окружающего мира… И естественно; эти чувства у солидных исследователей выражены более резко и ярче, чем у нас. Вот потому-то они к цели стремятся через все преграды… И я хотел бы взять с них пример. Сейчас жалею, что не поступил в мореходку. И как я промахнулся? Ума не приложу… На мой взгляд, ребята, нам с-срочно нужно исправить ошибки… Конечно, кое у кого кишка тонка для того, чтоб добровольно отказаться от института. Но такие нам и нужны… — и Дима кинул взгляд на красавца-украинца. — Мне кажется, Петя, ты смог бы это сделать. Здоровье у тебя отличное, мускулы — тоже. Из тебя бы вышел отменный морячок, а то и боцман… Представляешь, стоишь ты на капитанском мостике возле капитана и подсказываешь морякам, какой он должен быть, морской порядок… Впереди тебя — чужая земля. Ты ее не видишь, но уже знаешь, что она существует. И, возможно, тебе когда-нибудь улыбнется встреча с дикарями либо с пиратами… А пока тебя с левого борта д-догоняет очередной тихоокеанский ураган под красивым названием «Марта…»

— А ты забыл еще описать акулу! — подковырнул пришельца Вася. «И чего он сегодня ломает комедию? Может, думает, что мы здесь такие дурни, что бросим институт и махнем в мореходку? Математику бы учил, а не занимался ерундой…» Бесцветные губы Васи добавили — Они же там стаями бороздят океанские просторы. Только и ждут, чтобы какой-либо вахлак и упал с корабля. Говорят, они способны прокусить стальные канаты… Вот и добавь к своим сказкам эти эпизоды. Получится стоящая вещь…

Насмешливые глаза худотелого Васи ядовито уставились на Диму А тот позеленел от злости. Лицо Димы разом переменилось в нем резко проявилось недовольство, глаза сузились в гневе:

— Что т-ты п-понимаешь? Помолчал бы, покуда не с-спросили…

Коля как бы очнулся, посмотрев на товарищей: на Диму, готового с кулаками кинуться на Васю; на Петю, молча слушавшего рассказы Димы и почему-то впавшего в задумчивость, и про себя отметил, что в предложении Димы все же есть рациональное зерно. В чем оно заключается, он не знал, но сердцем чувствовал: в этом что-то есть.

— По-моему, Дима говорит верно, — поддержал соседа Коля. — Я и сам, слушая его, будто наяву представил морской прибой…

— Во, во, рассказывает он мастерски! — тут же нашелся Вася. — Слушая его, можно предположить, что здесь собрались одни олухи…

— При чем тут олухи? — запальчиво возразил Дима. — Ведь р-речь идет о том, как правильно выбрать жизненный путь… Выбрать так, чтобы не ошибиться. Шутка ли, в случае чего такая ошибка будет преследовать нас всю жизнь! Представляешь, всю жизнь!

— Профессию мы уже выбрали! — в ответ сухо бросил Вася. — Что ты еще хочешь?

Они напряженно стали следить друг за другом, их сейчас разделяла разнородность мнений, от которых каждый получал определенное наслаждение. «Подумаешь, моряк…»— И Вася опять в соседа стрельнул недовольным взглядом.

— На что тебе, дорогой Дима, быть моряком? Лучше учись на лесника — и делу конец…

— Моряк он и есть моряк… На его долю, по крайней мере, выпадает больше испытаний. Не чета какому-то леснику, который от безделья в глухой тайге только и думает о том, как бы совершенствовать технологию производства самогона!