Вариант «Бис». Дилогия - Анисимов Сергей - Страница 60

Уйти и не рассказывать никому? Атаковать и положиться на везение? Мучаясь и раздумывая, старший лейтенант все же ушел в сторону, подальше от взгляда не вовремя поднявшего глаза вверх стрелка. Через два с половиной часа его ЯК-9ДД с крупной белой тройкой на фюзеляже сел на палубу авианосца. Проделав все положенные послепосадочные процедуры, старлей выскочил из кабины на крыло, спрыгнул вниз и, не дожидаясь помощи механиков, сбросил парашют, трусцой подбежав навстречу подходящему комэску-шесть.

– Нормально все?

Тот был спокоен, хотя несколько насторожился при виде бросившего свою машину вернувшегося из полета разведчика. Обычно летчики оставались в кабинах вплоть до спуска их машин в ангар.

Старший лейтенант наклонился к его уху и шепотом произнес несколько слов.

– Где? – спросил командир эскадрильи, протягивая ладонь. Тот раскрыл планшет и показал на жирную стрелку за желтоватым целлулоидом – место, где он встретил патрульный самолет, его курс и подписанную рваным курсивом высоту.

– К хозяину, – подумав, сказал комэск. – И к Осадченко. С докладом. Медленно и спокойно.

Они поднялись в комнату инструктажа, пустую сейчас, обвешанную плакатами с самолетными силуэтами и таблицами технических данных. Сняв телефонную трубку, майор через оператора связался с Покрышевым, и тот через десять минут подошел к ним.

– Ну что? – спросил командир авиагруппы, закрыв за собой дверь.

Расстелив на столе карту, старший лейтенант во второй раз показал место, где он встретил англичанина, и объяснил причины, по которым не стал с ним связываться. Балтийцам была известна история, когда командир подводного минного заградителя был обвинен своим военкомом в трусости за то, что не захотел обстрелять из 45-миллиметровой пушечки вражеский порт. Старлей надеялся, что с ним такого не случится, – но некоторые сомнения все же имелись, и он с тревогой следил за сменой выражений на лице полковника.

– Правильно сделал, – наконец сказал тот. – Нам он не помеха, а тебя сшибить бы мог. Или шухер бы поднял не вовремя. Сейчас-то все тихо. Надводников никаких не видел?

– Нет.

– А подводных лодок?

– Тоже нет. Вообще за весь полет никого, кроме этого «либерейтора».

– Плохо… Горючку жгем со страшной силой, а толку ноль. Завтра еще по вылету, и все. Попрошу адмирала, чтобы «коры» гонял больше, чем нас, командир с этим тоже согласен.

– Ну, ни одной капли из своей горючки мы пока не сожгли.

– И это верно.

«Чапаев» действительно пока заливал в баки разведчиков только бензин из принятых на ангарную палубу бочек – бомбы замедленного действия, ждущей единственного раскаленного осколка, чтобы прикончить корабль. Таковы были компромиссы, на которые пришлось пойти для того, чтобы приспособить корабли для океанского похода. Топливо взяли в такой перегруз, что в первые двое суток после выхода волны свободно перекатывались через полубаки, заливая ледяной водой помещения под ними. Но все три корабля вырабатывали в первую очередь мазут из носовых цистерн, и постепенно, одновременно с улучшением погоды, их мореходные качества стали приходить в соответствие с нормой.

Информация о замеченном Кутаховым самолете была доложена сначала командиру авианосца, а затем командующему эскадрой. К этому времени прошло уже три часа с момента их встречи над водной пустыней, и никаких тактических последствий это событие не имело, но Левченко к вечеру выдал «рекомендацию» для «Чапаева»: быть готовым к встрече следующего противолодочного, как правильно было понято, «либерейтора» с бортовым радаром, а всем кораблям – усилить наблюдение за воздухом, как с помощью технических средств, так и визуальное.

Левченко целенаправленно искал в Атлантике американский войсковой или смешанный конвой с неизвестным индексом, неизвестным составом охранения и вообще являющийся одним большим неизвестным. Единственным показателем, который удалось узнать советскому командованию, было наличие в его составе бывшего лайнера «Аквитания», ныне войскового транспорта, доставившего 28 октября из Нью-Йорка в Гринок 422-й и 424-й полки американской 106-й пехотной дивизии и теперь возвращающегося обратно – за новым пополнением для американских войск, несущих значительные потери в Центральной Европе. Перехватить и утопить войсковой транспорт было звездной мечтой любого капера, но такой успех являлся маловероятным, поскольку завеса секретности, окружающая переброску военных частей морем, сбоев практически не давала. Да и охранялись подобные конвои весьма сильно. Так что оставалось надеяться на некоторый шанс обнаружить пустой войсковой транспорт с легким охранением, направляющийся предположительно с эскортом эсминцев прямо в Гудзонов залив. Вообще северная треть Атлантики между Ирландией и Ньюфаундлендом должна была кишеть идущими в разных направлениях конвоями, отдельными транспортами, эскортными группами противолодочных поисково-ударных групп, но ничего этого пока не было видно. Спускающиеся к югу советские корабли находились посреди простирающегося на сотни миль водного пространства, без единого клочка суши. Проскальзывающие по их поверхности сделанные из стали искусственные куски земной тверди были преходящими, существующими секунды по меркам громадного, вечного океана.

Начиная с 14 ноября, когда эскадра пересекла пятьдесят пятую параллель – широту Ньюкасла и Каунаса, – началась настоящая работа для экипажей гидросамолетов. На «Советском Союзе» их было четыре, на «Кронштадте» – два, и еще перед рассветом бело-голубые снизу и темно-синие сверху машины были выпущены в воздух. Каждый запуск с катапульты был непростым и опасным событием, в мирное время на крейсерах собиравшим немало зрителей. Цикл подготовки, пройденный эскадрой, сделал такие запуски более-менее рутинными, и утренний не отличался от них ничем, кроме массовости, – все шесть самолетов ушли в небо в течение получаса, широким веером покрыв южную часть горизонта, разрубленную пополам просвечивающими косыми лучами солнца. Бомб они не несли, используя сэкономленные десятки килограммов как «плату за проезд» на еще несколько десятков километров.

Слетали они, однако, безрезультатно и вернулись к тому моменту, когда эскадра насчитывала не три, а уже четыре корабля. Левченко, рассчитывая все же на перехват крупного конвоя и неизбежную после этого гонку со временем, вывел их к «Бакинскому Комсомольцу», собираясь пополнить уже на треть израсходованные даже на линейном крейсере запасы топлива. Нелегкие манипуляции с подвешенными на грузовых стрелах шлангами, передаваемыми с борта на борт на малом ходу, были несколько раз отработаны в Финском заливе, но океанское волнение, хотя и умеренное, по местным меркам, довело процедуру до пытки. На передачу всех шлангов на «Чапаев» ушло почти сорок минут – вдвое больше, чем положено по нормативам, в свое время успешно сданным и принятым. Топливо авианосец принимал четыре часа, заметно осев. Каждую секунду, однако, стоявшие наготове, поглядывавшие на мостик матросы готовы были резкими движениями разводных ключей свинтить шейки переходников, по которым в цистерны бывшего легкого крейсера перекачивался густой флотский мазут. К двум часам дня «Чапаев» закончил, и его место по борту «Комсомольца» занял линейный корабль. На двух других выделенных для операции танкерах имелось оборудование для дозаправки одновременно двух кораблей, побортно – но как раз этот танкер был исключением. «Кронштадту» времени до захода солнца не хватило, а включать палубное освещение никто, разумеется, не собирался. Вместо этого эскадра снизила ход, идя на юг вместе с танкером, чтобы продолжить дозаправку утром. В темноте его низкий силуэт был похож на авианосец, что могло вдобавок отвлечь подводную лодку, случись она рядом.

Так закончился день 14 ноября в месте, где не было других ориентиров, кроме иногда просвечивающих через редкие разрывы в облаках звезд.

– Ватаси ва… Тама сика ни… Будо-ося о номимасен. Будо-ося о намимасен. Будо-ося…