Изумрудный атлас - Стивенс Джон - Страница 19

• Предыдущая
• 19/77
• Следующая

Никто из гостей не обращал ни малейшего внимания на детей. При приближении девочек, Майкла или даже секретаря безукоризненно одетые люди просто отходили в сторонку, даже не глядя на них.

Графиня весело хохотнула.

— В конце концов, я пошла к колдунье и купила эликсир из пчелиного корня, воска амбры и ивового дыхания. Моему бедному мужу не нужно было даже глотать эту гадость. Он просто вдохнул пары эликсира во сне и наутро был мертв, как бедный крестьянин лютой зимой, оставив меня единственной наследницей величайшего поместья в империи. — Графиня повернула к детям зардевшееся от воспоминаний лицо и присела в низком реверансе. — Графиня Татьяна Серена Александра Рушкина к вашим услугам.

Кейт и Эмма молча смотрели на ее склоненную в поклоне золотую головку. Майкл весь подался вперед и зашептал им:

— Вежливость требует…

Эмма что было силы пихнула его локтем в ребра. Кейт вспомнила тот день, когда они впервые увидели Графиню на плотине, и то, что уже тогда она показалась ей слишком красивой, слишком непосредственной, слишком живой и лучезарной. Теперь Кейт поняла почему: это все было неправдой. Графине не было ни шестнадцать, ни семнадцать лет. Если верить ее рассказу, она жила в царской России, а значит, сейчас ей было никак не меньше ста. Или даже больше. Магия сохранила ей молодость. Неудивительно, что порой казалось, будто она лишь старательно разыгрывает роль юной девушки.

Графиня поднялась с нежным шелестом шелков и посмотрела на танцующих.

— Да, — с умудренной усталостью сказала она, — таков был мой мир. У меня было богатство, положение, красота. И я была так простодушна, что считала, будто чего-то достигла! На деле же я до сих пор постигаю истинный смысл власти.

Она хлопнула своими затянутыми в бальные перчатки ручками, и все исчезло: мужчины в мундирах и фраках, женщины в бальных туалетах, оркестр, ливрейные лакеи, свет свечей — все. Дети оказались наедине с Графиней и ее крысозубым секретарем в огромной, молчаливой комнате. Только пламя свечей слабо трепетало вдоль стен.

— А теперь, — с улыбкой сказала Графиня, — не выйти ли нам на веранду? Я бы хотела немного освежиться. И еще мне кажется, что у вас есть кое-что для меня.

Кейт, Эмме и секретарю пришлось подождать, пока Майкл галантно подаст Графине черную шелковую накидку. Все это время Кейт пристально смотрела на секретаря, ожидая малейшего признака, что тот отвлекся и она может выхватить книгу. Она даже успела украдкой шепнуть Эмме приготовить фотографию.

Но больше всего ей хотелось, чтобы у нее перестали дрожать руки. Кейт крепко сжала их в кулаки, а когда это не помогло, незаметно от Эммы сунула в карманы. Ей не хотелось, чтобы сестра догадалась, насколько она напугана и беспомощна.

Секретарь что-то прошептал птичке, сидевшей у него на плече, и крепче прижал к себе книгу.

Внезапно Кейт почувствовала, как рука Эммы пробралась к ней в карман, разжала ее пальцы и просунула ей в руку свою ладошку. Подняв голову, Кейт увидела запрокинутое лицо сестры и ее темные глаза, полные любви и доверия.

Очень тихо, так, чтобы слышала только Кейт, Эмма прошептала:

— Все будет хорошо.

У Кейт чуть сердце не разорвалось. Она всегда знала, что ее сестра очень сильная, но ведь Кейт была на целых три года старше, а вот сейчас, когда все вокруг стало совсем беспросветно, именно Эмма пришла ей на помощь и придала мужества.

— Идемте же! — воскликнула Графиня, проходя мимо них к двери.

Она вывела их в небольшой каменный дворик за домом. Ночь была теплая, в воздухе душно и сладко пахло цветами. Стеклянные драконы всех цветов радуги висели над двориком, пламя свечей плясало в их разинутых пастях. На столике в центре стоял фарфоровый кувшин, а рядом с ним — большая хрустальная крюшонница, наполненная какой-то темной жидкостью.

— Садитесь, — предложила Графиня, указывая на стулья. — Я обожаю летним вечерком посидеть на воздухе. Наверное, моя русская кровь постоянно напоминает мне о том, что зима всегда рядом. Хотите лимонаду? Даю слово, что он не отравлен.

Не дожидаясь согласия детей, секретарь начал раздавать напиток, щедро расплескивая его по столу.

Как ни была напугана Кейт, она никак не могла отделаться от ощущения, насколько ей все здесь знакомо. И дом, и конюшни. Это было то самое место, где они жили. И в то же время они находились страшно далеко от дома. Она снова украдкой посмотрела на книгу, зажатую под мышкой у секретаря. Нужно было во что бы то ни стало вернуть ее обратно.

Внезапно ночь прорезал громкий крик. Кейт почувствовала, как пальцы Эммы еще крепче сжали ей руку. Крик доносился издалека, откуда-то из чащи леса. Но его источник не вызывал никаких сомнений.

Тем временем Графиня налила себе бокал напитка из хрустальной крюшонницы. Жидкость была темно-вишневая и странно густая.

— Женщины из города время от времени пытаются пробраться в мой дом. Все пытаются повидаться со своими шалопаями. Неужели так трудно усвоить урок? Они же никогда не смогут прорваться через мою стражу. — Графиня покрутила жидкость в маленьком бокале. — Потрясающие создания эти морум кади! Никогда не устают. Не знают ни боли, ни страха, ни сострадания. Ими движет лишь ненависть ко всему живому. — Она поднесла бокал к губам и выпила все до капли.

— Как вы их называете? — спросила Кейт, ненавидя себя за предательскую дрожь в голосе.

— Морум кади, бессмертные воины, — ответила Графиня. — Хотя Крикуны — тоже вполне подходящее имя. Когда-то давно, сотни лет тому назад, они были людьми. Но продали свои души за власть и вечную жизнь. В некотором роде они получили и то, и другое.

— И ничего они не страшные, — буркнула Эмма. — Только вонючие.

Графиня снисходительно рассмеялась.

— Я смотрю, ты у нас храбрая маленькая лгунья? — Она снова наполнила свой бокал. — Говорят, что крик морум кади — это вопль души, разлучаемой с телом, снова и снова, вечно. Один такой крик поистине ужасен, но представьте их тысячи, на поле боя? Я своими глазами видела, как целые армии обращались в бегство. — Графиня поднесла бокал к губам. — Это поистине впечатляющее зрелище.

Кейт представила, как чья-то мать бежит через лес, ноги у нее с каждым шагом тяжелеют, а крики становятся все ближе и ближе…

— Ой, — сказала Эмма.

Кейт поняла, что едва не сломала сестре руку. Она разжала пальцы и прошептала:

— Прости.

— Ах, какая преданность! — ласково промурлыкала Графиня. — Но я вижу правду. — Она протянула руку через стол и приставила палец к горлу Кейт. — Тебя бросили самые близкие люди. Эта рана никогда не затягивается, она всегда с тобой, как тень. Но я могу избавить тебя от нее. Это будет так просто…

Когда она убрала руку, вокруг ее пальца обвился легкий серый завиток, похожий на усик. Казалось, Графиня вытянула его прямо из сердца Кейт. И когда она вытянула этот завиток до конца, Кейт тихо вздохнула.

— Что вы…

— Что я сделала? Ах, моя милая маленькая Кэт, я освободила тебя! Ох, какое тяжкое бремя ты несла все это время! Разве ты не чувствуешь, как оно каждый день, потихоньку, подтачивало твои силы? Но теперь все прошло, вся боль, вся скорбь и весь страх, я забрала их прочь. Представь, что ты сможешь жить так всегда!

Она была права. Кейт это знала. Ей показалось, будто она впервые в жизни может вздохнуть полной грудью.

— Только скажи, и ты больше никогда этого не почувствуешь.

Завиток колыхался в воздухе, цепко обвившись вокруг пальца Графини. Кейт мысленно вернулась в ту ночь, когда мама наклонилась над ней и попросила беречь сестру и брата, но хотя воспоминание осталось, ощущение материнской любви и последнего поцелуя полностью исчезло.

— Верните обратно.

— Ты уверена, mon ange?[5] Здесь так много боли!

— Верните обратно. — Если за это воспоминание нужно было платить пожизненной болью, Кейт все равно была согласна.

Графиня пожала плечами и дотронулась до ее груди. Кейт почувствовала, как привычная тяжесть обвила ее, словно саван.

• Предыдущая
• 19/77
• Следующая