Я послал тебе бересту - Янин Валентин Лаврентьевич - Страница 17

• Предыдущая
• 17/65
• Следующая

Сразу же переведем, чтобы не мешали непонятные слова: «Бьют челом карелы из погостов Кюлолакшского и Кирьяжского Господину Новгороду. Обижены мы с немецкой половины. Земля отцов наших и дедов... У Вымолцов, господа, отняли кречетов... Верши рыболовные пограбили, а сами мы...».

А о чем написано в другой грамоте — № 249? Да все о тех же обидах: «У Питина сына у Игали и у Микиты третьего л... на 14 рублей». Грамота начинается как бы с середины фразы, хотя ее первая строка не оборвана. Это страница из длинного письма, написанного на нескольких листах бересты. Такие странички из других писем встречались при раскопках и раньше. Судя по дальнейшему тексту, в начале страницы рассказывалось, как у Игали Питина сына и Микиты в позапрошлом году, «третьего лета», было отнято имущество на 14 рублей.

' Читаем и переводим дальше: «Микулин человек Стень на... Коневых Водах у Жабия Носа избили Нас... вуева сына и Кавгалу. А отняли товара на 10 рублей». Здесь все ясно: Стень, Микулин человек, вместе с кем-то из своих дружков избил Кавгалу и другого карела, имя которого в грамоте не сохранилось полностью, и отняли у них товара на 10 рублей. Это случилось на Коневых Водах у Жабия Носа.

Дальше все читается без разрывов: «Также лопарь Киреев сын отнял. В прошлом году у Гювиева сына у того же Жабия Носа Севилак-шане, приехав в количестве восьми человек, отняли товара на 5 рублей и лодку. На тех же Коневых Водах у Мундуя Вармина сына отняли 10 лендом рыбы...». Дальше грамота оборвана. От следующей строчки видны только самые верхушки букв.

О чем же все-таки рассказывается <в этих двух -грамотах? Чтобы разобраться в запечатленных в них событиях, вернемся ко времени великого князя Юрия Даниловича, к войне 1323 года и договору, заключенному между новгородцами и шведами на Ореховом острове в истоке Невы.

В этом договоре не только описана «межа князя Юрия», в нем содержатся и другие установления, призванные регулировать жизнь карел на границе Новгородской земли и Швеции. Вот одно из них: «И дал князь великий Юрги со всем Новымгородом по любви три погосты: Севилакшу, Яскы, Огребу — карельские погосты». Желая устранить причину постоянных столкновений на границе, новгородцы передали Швеции три карельских погоста, до тех пор принадлежавших Новгороду. Их финские названия: Саволакс, Яскис, Эврюня. Эти три погоста составляли западную часть Карельского перешейка, а восточная его часть оставалась под новгородским управлением.

Вот другое из этих важных установлений: «А что наших погостов новгородских воды, и земли, ловищ: Уловежи половина во всем, Ковкукали половина, Ватикиви половина, Сумовиси половина, Уксипя половина, Урбала половина, Кедевя шестая часть бобров, Кунустани шестая часть бобров — за рубежом, а то все к Новугороду...». Здесь перечислены принадлежавшие новгородским карелам земли, рыбные ловли и бобровые угодья, находящиеся за «межой князя Юрия». Туда безотказно шведы должны были пускать новгородских подданных за своей долей урожаев и промыслов. А отсюда следует, что хозяйственные взаимоотношения на границе были сложны и опасны новыми столкновениями из-за определения доли доходов.

В грамоте № 249 -перечислены такие столкновения. В ней вспоминаются обиды, нанесенные новгородским карелам на протяжении последних трех лет. Главным местом действия в этих столкновениях оказываются Коневы Воды у Жабия Носа. Такой пункт хорошо был известен в древнем Новгороде. В 1534 году новгородский архиепископ Макарий, сетуя на нетвердость в христианской вере подвластного русским населения финноязычных областей, перечислил районы, жители которых продолжали молиться языческим кумирам. Вот некоторые из этих областей: «...от Норовы реки до Невы реки и от Невы реки до Сестрин реки, до рубежа свейских Немец, и от всей Карельской земли и до Коневых Вод и за Нево езеро великое, и до каяноких Немец рубежа...». Коневыми Водами назывался один из плесов на озере Сайма. Сейчас это плес Оривеси. По-фински «ори» значит конь, а «веси» — вода. На Оривеси находились богатые рыбные ловы.

Теперь обратите внимание, на кого жалуются в грамоте № 249: сВ прошлом году у Гювиева сына у того же Жабия Носа Севилакшане, приехав в количестве восьми человек, отняли товара на 5 рублей и лодку...». Вот кто, оказывается, виноват в обидах, тщательно перечисленных карелами в их берестяном'письме: Севилакшане, жители Севи-лакши, одного из трех бывших новгородских погостов, уступленных «свейским немцам» в 1323 году. Авторы письма действительно «при-обижены с немецкой половины».

Одна из фигурок новгородских «домовых» — свидетельство существования остатков древнего языческого культа в христианском городе

«Приобижены с немецкой половины...». Но ведь это из другого письма, из грамоты № 248. Однако и в ней жалобы того же рода. Рыболовные верши пограблены у жителей Кюлолакши и Кирьяжского погоста, кречеты отняты у карел-охотников, притеснениям подверглись они на земле отцов и дедов, «приобижены с немецкой половины». Может быть, и Валит приобижен? Помните, о нем говорится в грамоте № 130: «У Ва-лита в Кюлолакши 14 локти хери»?

А теперь остается сказать, что обида новгородских карел не осталась неотомщенной. Новгородцы собрали войско и под водительством своего служилого князя Константина Белозерского выступили в поход на «свейских немцев». Ну уж этого-то в грамотах нет, заметит любой читатель, это придумано, чтобы рассказ о двух последних находках 1956 года не остался без конца. Да, в грамотах этого нет, но давайте еще раз сопоставим наши берестяные письма с летописными сообщениями.

Берестяные грамоты № 248 и 249 обнаружены в напластованиях шестого яруса, который, по данным дендрохронологии, датируется 1396— 1409 годами. Вот о чем рассказывает под этими годами новгородская летопись:

«В лето 6904 (это соответствует 1396 году в нашем летосчислении). Того же лета пришедше Немци в Корельскую землю и повоева-ша 2 погоста: Кюрьескый и Кюлоласкый, ,и церковь сожгоша; и князь Константин с Корелою гнася по них, и язык изима и приела в Новъ-город».

Видите, как краток летописный рассказ. И сколько добавили к нему две берестяные грамоты, которые и сохранились-то не полностью, а в обрывках. Мы увидели, как исподволь, долгие годы испытывалось терпение жителей Кюлолакши и Кирьяжского погоста, и Коневых Вод и как в критический момент они обратились за помощью в Новгород, для которого они были не только плательщиками дани, но и союзниками и который для них был не только господином, но и защитником.

По-иному мы смотрим теперь и на владельца усадьбы «Е». Его обязанности как «даньника карельского» не сводились к сбору даней и выколачиванию недоимок. Он внимательно следил за положением в подведомственной ему области. К нему шлют не только «присловия», но и жалобы. И как бы непрезентабельно ни выглядели наши две грамоты, от остальных пятисот девятнадцати их отличает одно важное свойство: главную свою роль они сыграли не в XX веке в качестве исторического источника, а в конце XIV века, когда их получение в Новгороде заставило звонить в вечевой колокол, собирать дружину и скакать неближним путем, чтобы отомстить за обиды Игали Питина, Гювиева сына и Мун-дуя Вармина.

И еще несколько слов о последней карельской грамоте, найденной в слоях середины XIII века. Это грамота № 292. На ней надпись в три строки: «Юмалануоли 10 нимижи ноули се хан оли омо боу юмола соудьни иохови».

Не очень понятно? Представляете, какие лица были у сотрудников экспедиции, когда, развернув грамоту, они пытались постигнуть, о чем же здесь речь? Прочел грамоту известный специалист в области финской филологии Ю. С. Елисеев. Вот его перевод:

«Божья стрела (молния) десять имен твоих. Стрела та она принадлежит богу. Бог судный направляет».

Это заклинание, языческая молитва. Одна из тех, какие возбуждали негодование архиепископа Макария триста лет спустя. Пережитки язычества в XIII—XV веках в Новгороде были очень устойчивы даже в среде православного населения. Об этом, в частности, говорят нередкие при раскопках находки деревянных фигурок домовых. Так что ничего принципиально нового для представлений о средневековом Новгороде грамоте № 292 не давала. Но не было людей счастливее карельских лингвистов, когда нашли эту грамоту. Дело в том, что она на шестьсот лет старше всех известных сегодня текстов, написанных по-карельски. Правда, неплохая находка?

• Предыдущая
• 17/65
• Следующая