Маленький зеленый бог агонии - Кинг Стивен - Страница 2

• Предыдущая
• 2/7
• Следующая

— За последние два года был еще десяток операций, — сказал он с некой мрачной гордостью. На самом деле, Кэт знала, что их было пять: две из них для того, чтобы вынуть фиксаторы, после того как кости достаточно залечились. Если только, конечно, не считать небольшую процедуру по вправке его сломанных пальцев. Тогда можно было сказать, что их было шесть, но она не рассматривала хирургические мероприятия, требующие не более, чем местной анестезии, как «операции». Если уж на то пошло, то и у нее самой был десяток, большинство из которых она провела, слушая фоновую музыку в стоматологическом кресле.

Теперь мы добрались до ложных обещаний, подумала она, подкладывая Ньюсому гелевую подушку под изгиб правого колена и сплетая руки под повиснувшими “грелками из мышц” под его правым бедром. Дальше будет это.

— Врачи обещали мне, что боль утихнет, — сказал Ньюсом. — Что через шесть недель наркотики мне будут нужны только до и после сеансов физиотерапии с нашей Королевой Боли. Что к лету 2010 я опять буду ходить. К прошлому лету, — он показательно сделал паузу. — Отец Райдаут, это были ложные обещания. Мои колени почти что и вовсе не сгибаются, а боль в бедрах и спине не поддается описанию. Врачи — Аа! Оо! Хватит, Кэт, хватит!

Она подняла его правую ногу на десять градусов, возможно немного выше. Недостаточно даже, чтобы удержать смягчающую подушку на месте.

— Опусти ее! Опусти, черт побери!

Кэт ослабила хватку на колене и его нога вернулась на больничную койку. Десять градусов. Возможно двенадцать. А крика то сколько… Иногда она поднимала ее аж до пятнадцати — а левую ногу, которая была немного получше, до двадцати градусов в изгибе — прежде чем он начинал вопить, словно ребенок, увидевший шприц в руках школьной медсестры. Врачи, виновные в ложных обещаниях не были виновны в ложном извещении; они говорили ему, что придет боль. Кэт была там в качестве безмолвного наблюдателя во время нескольких из этих консультаций. Они сказали ему, что он будет потопать в боли прежде, чем эти крестовидные связки, укороченные из-за несчастного случая и застывшие на месте из-за фиксаторов, вытянутся и вновь станут гибкими. Он вдоволь натерпится боли прежде, чем вновь сможет согнуть свои колени на девяносто градусов. Прежде чем он, собственно, сможет сидеть на стуле или за рулем автомобиля. То же самое касалось его спины и шеи. Путь к восстановлению пролегал через Царство Боли, вот и все.

Это были правдивые обещания, которые Эндрю Ньюсом решил пропустить мимо ушей. Дело было в его вере — о которой он никогда не заявлял открыто, недвусмысленно, но которой без сомнений строго придерживался — что шестой богатейший человек мира ни при каких обстоятельствах не должен наведываться в Царство Боли, лишь на Солнечный Берег Полного Восстановления. Само собой последовали обвинения в адрес врачей. Ну, и, конечно же, он винил судьбу. Такое не должно было случаться с парнями, вроде него.

Мелисса вернулась с печеньями на подносе. Ньюсом раздражительно махнул в ее сторону рубцеватой и искореженной в катастрофе рукой.

— Мы сейчас не в том расположении, чтобы есть выпечку, Лисса.

Это было еще одно, что Кэт Макдональд уже узнала о мега-богачах, этих “долларных крошках”, накопивших непостижимые уму средства: они весьма уверенно говорили за всех, присутствующих в комнате.

Мелисса одарила его скромной улыбкой Моны Лизы, затем развернулась (практически сделала пируэт) и вышла из комнаты. Выскользнула из комнаты. Ей, должно быть, было, как минимум, сорок пять лет, но она выглядела моложе. Она не была сексуальной; ничего вульгарного. Скорее у нее был некий шарм ледяной королевы, который напоминал Кэт Ингрид Бергман. Какой бы ледяной она не была, Кэт полагала, что мужчинам будет интересно узнать, как эти каштановые волосы будут смотреться без своих заколок, распущенными и спутанными на подушке. Как будет выглядеть ее коралловая помада, размазанная на зубах и сверху на щеке. Кэт, которая считала себя невзрачной, говорила себе по меньшей мере раз в день, что не завидовала ее превосходному, гладкому лицу. Или этой сердцевидной заднице.

Кэт вернулась к другой стороне кровати и приготовилась поднимать левую ногу Ньюсома до тех пор, пока он вновь не начнет вопить, чтобы она “остановилась, черт возьми, она, что, хочет его убить?”. Были бы вы другим пациентом, я бы поведала вам правду жизни, подумала она. Я бы сказала вам, чтобы вы прекратили искать легкие пути, потому что их нету. Даже для шестого богатейшего человека человека в мире. У вас есть я — я бы помогла вам, если бы вы позволили мне — но пока вы продолжаете искать способ откупиться от этого дерьма, вы сами по себе.

Она разместила подушку под его коленом. Обхватила обвисшие мешки, которые вновь должны уже были становится мышцами. Начала сгибать ногу. Ждала, пока он закричит, чтобы она остановилась. И она остановится. Ведь пять тысяч долларов в неделю сводились к четверти миллиона долларов в год чистыми. Знал ли он, что частью того, что он покупает было ее молчание? Как он мог не знать этого?

Теперь расскажи им о врачах — Женева, Лондон, Мадрид, Город Мехико и т. д. и т. п.

— Я обращался к врачам по всему миру, — сказал он им, разговаривая теперь, главным образом, с Райдаутом. Райдаут так и не проронил ни слова, лишь сидел себе с красным подбородком и чрезмерно выбритой шеей, повиснувшей над доверху застегнутой рубашкой священника. На нем были большие желтые рабочие ботинки. Подошва одного из них почти что касалась его черной коробки. — Учитывая мое состояние, легче было бы проводить телеконференции, но, разумеется, в случаях, вроде моего, так не подходит. Поэтому я лично ездил к ним, невзирая на боль, которую мне это доставляет. Мы были везде, правда, Кэт?

— Да, и вправду, — сказала она, очень медленно, продолжая сгибать ногу. На которой он бы сейчас ходил, если бы не относился к боли, как какой-то ребенок. Как разбалованное дитя. Да, на костылях, но ходил бы. И еще через год, он смог бы выбросить эти костыли. Вот только еще через год он все еще будет здесь, в своей ультрасовременной больничной койке за двести тысяч долларов. И она все еще будет с ним. Все еще получая за молчание деньги. Сколько будет достаточно? Два миллиона? Она сказала себе это сейчас, но не так давно она уже говорила себе, что полтора миллиона будет достаточно, и с тех пор подняла планку. В этом плане деньги ужасны.

— Мы повидались со специалистами в Мехико, Женеве, Лондоне, Риме, Париже…где еще, Кэт?

— В Вене, — сказала она. — Ну, и, конечно же, в Сан-Франциско.

Ньюсом фыркнул:

— Тамошний доктор сказал мне, что я сам вырабатываю свою боль. Говорит “чтобы избежать тяжелого труда реабилитации”. Но он был чуркой. И педиком. Чурка-педик, как вам такая комбинация?

Он коротко, резко рассмеялся, затем покосился на Райдаута.

— Я не обидел вас, святой отец?

Райдаут в отрицательном жесте из стороны в сторону покружил головой. Дважды. Очень медленно.

— Отлично, отлично. Хватит, Кэт, достаточно.

— Еще немного, — упрашивала она.

— Хватит, я сказал. Больше я не вытерплю.

Она позволила ноге опуститься и начала работать с его левой рукой. Это он позволял. Он часто говорил людям, что обе его руки также были сломаны, но это было неправдой. Левая была лишь вывихнута. Также он говорил людям, что ему повезло, что он не оказался в инвалидном кресле, однако напичканная прибамбасами больничная койка ясно говорила о том, что это была удача, преимуществами которой он не намеревался пользоваться в ближайшем будущем. Напичканная всяческими прибамбасами больничная койка и была его инвалидным креслом. Она ездила. Она проездил в ней по всему миру.

Невропатическая боль, подумала Кэт. Это большая загадка. Возможно неразрешимая. Медикаменты больше не помогают.

— В итоге, все сошлись на том мнении, что я испытываю невропатическую боль.

И трусость.

— Это большая загадка.

И замечательная отговорка.

— Возможно неразрешимая.

Особенно, если не пытаться.

• Предыдущая
• 2/7
• Следующая