Апокалиптическая фантастика - Эшли Майк - Страница 68

Один из ритуалов заставляет ее улыбнуться.

— Поехали со мной, — предлагаю я.

Но этого никогда не будет. Мое предложение будит в ней старые чувства. Ее лицо каменеет, и она говорит:

— Меня там не ждут.

— Прошло уже много лет.

— И что изменилось?

— Ну… Вряд ли люди станут говорить гадости тебе в лицо.

Ее прекрасные глаза вспыхивают. Не стоит бередить рану. Мы знаем эту историю, и одно только напоминание о ней заставляет Лолу остаться дома. Кивнув, она признает, что нам нужны припасы, но зато потом мне уже не придется никуда ехать до следующего месяца.

— Раздобудь все, что сможешь, сегодня, — умоляюще произносит она. — То, что нам нужно. И может быть, подарок для меня. Хорошо? А потом возвращайся как можно скорее.

Может быть, моя жена и не знает состава воздуха, зато она лучше меня помнит, ради чего мы дышим.

Невозможно сказать, сколько машин пошло на изготовление моего грузовика. Я потерял счет местам, где находил разные клапаны, болты, кронштейны и прокладки. Но корпус его принадлежал армейскому «хаммеру», а мотор стоит от другого «хаммера» — большой, восьмицилиндровый, переделанный, чтобы работать даже на нашем паршивом самодельном спирте. Все шины у него от разных производителей. Я могу сделать почти любой ремонт с помощью подручных инструментов и свалки за нашими туалетами. Но когда-нибудь этот грузовик остановится навсегда. И произойдет это, вероятно, на дне оврага и в нескольких милях от дома, а нужной запчасти в моей кладовке не найдется. Или, что вероятнее, я вернусь пешком домой и найду целых десять запчастей, да только все они окажутся проржавевшими и бесполезными.

Вода и время — вот два демона, упорно стирающие то, что осталось от прошлого. Но этот самый плохой день пока еще где-то в будущем. А пока у нас есть несколько джипов, маленьких грузовиков и тракторов, мототележки и один большой «хаммер». С помощью Лолы я нагружаю грузовик и оба трейлера, закрепляя в кузовах отборные куски лосятины, оленины и кабанятины и еще того идиота-медведя, что решил навестить нас в прошлом октябре и покалечил собак, когда они мешали ему устраивать погром в коптильне. Очень важно распределить груз равномерно, и пришлось долго толкать и перетаскивать куски, пока они не улеглись как следует. Неожиданно оказывается, что уже довольно много времени. Лола думает, что поздно выезжать, и хочет, чтобы я отложил поездку, хотя и не говорит этого. Я целую ее, но она не отвечает. Я отстраняюсь на шаг, и она прижимает меня и целует, прильнув всем телом и запрокинув лицо. Мне приходится рассмеяться, тогда она дает мне пощечину и, разгневанная, отбегает. Я залезаю в кабину и делаю традиционный глубокий вдох — на удачу. Двигатель заводится с первой попытки, я машу ей, она машет в ответ и улыбается, и я пересекаю двор и выезжаю на узкую, заросшую травой дорогу к городу.

Собаки провожают меня, но не слишком далеко.

В хорошей обуви и с достаточной мотивацией здоровый человек может добежать до Спасения за девяносто минут. За дорогу от моего дома до шоссе отвечаю я один. Здесь больше никто не живет. Весной и летом я цепляю к самому большому трактору косилку и не даю сорнякам и молодым деревцам оккупировать когда-то посыпанные гравием обочины. Я также засыпаю промоины и овражки, возникающие после ливневых дождей, и когда-нибудь мне придется укрепить мост в семи милях от дома.

Мост трещит и стонет, но покуда держится. Мои дороги кончаются у шоссе, а у перекрестка, счастливо греясь на солнышке, сидит тигр — огромный желто-черно-белый зверь — и смотрит на громыхающую мимо конструкцию на колесах и упрямого полуглухого мужика, вцепившегося в руль.

Местные тигры — красавцы. Их предки жили в городском зоопарке, а может быть, в чьем-то частном зверинце. Вместо того чтобы милосердно усыпить, больших кошек отпустили на волю. В этом звере течет амурская кровь. Он огромный, и под толстой зимней шубой ему тепло. Его шкура стоила бы в городе сумасшедшие деньги. Или, еще лучше, стала бы идеальным сюрпризом для женщины, мечтающей получить мешок муки без жучков.

Но этот тигр доказывает, что он еще и умен. Прочитав мои мысли, он исчезает в траве быстрее, чем я успеваю достать свое любимое ружье и уж тем более загнать в ствол крупнокалиберную пулю и прицелиться.

Ну и ладно.

Город Спасение тянется вдоль шоссе и прилегающей к нему ленте прозрачной, измученной засухой воды. Свернув налево, я направляюсь вниз по течению. Прямоугольники фундаментов подсказывают, где некогда стояли дома. Трубы и провода посрезали с них давным-давно, а дерево и гипсокартон выгорели во время весенних пожаров. Боковые дороги и подъездные дорожки почти невидимы под ковром бледных высохших сорняков. Фабрика была лишь наполовину построена, когда работа остановилась, и, хотя крыша обрушилась уже несколько лет назад, бетонные стены и мощеная автостоянка все еще ведут благородную битву с корнями и морозами. После этих руин начинаются первые обработанные поля. Семьи здесь объявляли своими различные участки низинных земель. Людям, которые уже, пожалуй, поколения четыре не занимались сельским хозяйством, пришлось учиться пахать и орошать, бороться с сорняками и вредителями, сохранять семена и консервировать свою продукцию, а также обменивать ее на семена, которые в следующем году дадут лучший или худший урожай.

Вот уже несколько недель, как я не видел нового человеческого лица. Сегодня первое из них принадлежало мальчику. Стоя среди деревьев, растущих между холодной водой и дорогой, он казался независимым и очень счастливым. С любопытством глядя на меня и мой огромный грузовик, он поднял руки, выкрикивая что-то важное. Из-за рева двигателя я не расслышал ни слова, но, проезжая мимо, помахал ему, как любой дружественный сосед.

Он побежал следом. И, будучи мальчишкой, поднял кусок отвалившегося дорожного покрытия и швырнул его в задний трейлер.

Окраины Спасения обозначились новыми домами. Расположившись в отдалении от реки, они были построены из утрамбованной земли и связок соломы, грубо обтесанных бревен и отодранных где-то разномастных металлических листов. Красота и элегантность значения не имели. Главное, чтобы не поддувало зимой и было прохладно летом. Город разрастался каждый год, и эти дома выглядели как… сейчас вспомню это слово… Да, точно. Как предместье.

Еще миля — и я уже в городе. Дома здесь выше и гораздо красивее, чем те земляные кучи, и на пять тысяч лет современнее. На остроконечных крышах крутятся ветряные электрогенераторы, панели солнечных батарей обращены к холодному яркому солнцу, и это дневное богатство превращается в тепло, работающие светодиодные лампочки и электричество, хранящееся в батареях отреставрированных аккумуляторов. Даже не знаю, зачем людям столько электричества. Сколько лампочек вам нужно, чтобы читать в полночь старинную книгу? Но электричество есть электричество, понятие о престиже никогда не меняется, и даже если я не смогу вспомнить, кто в каком доме живет, я как минимум с уверенностью могу сказать, что за этими теплоизолированными дверьми живут только лучшие горожане.

Этот город всегда назывался Спасение. Но те, кто его построил, отличались от нынешних добропорядочных горожан. Беспокоясь о своем будущем, они купили сотни акров сельскохозяйственных земель. Потом разметили городскую площадь, окружили ее множеством небольших частных предприятий и улицами из экономичных элитных домов. Умея заглядывать в будущее, они брали энергию для своего мирка от ветра и солнечного света. Они создали общину и стиль жизни, требующие очень мало от перенаселенного и перегретого мира. Но богатые люди отличаются самодовольной уверенностью. Они всегда делают то, что выглядит умно, и это умничанье их и погубило. Вот почему Спасение стал городом-призраком. Но эти прекрасные дома пустовали недолго, потому что милостивый Господь направил свой избранный народ в место с таким идеальным названием, и среди этих благословенных были мои родители и я.