Апокалиптическая фантастика - Эшли Майк - Страница 30

Боже, Боже, Боже.

Внезапно, несмотря на прохладную ночь, он покрылся потом и внутри у него все сжалось. Он подумал, что сейчас самое время вспомнить какой-нибудь отрывок из Библии, утешительный, полный глубокого смысла. Но ему ничего не приходило в голову. Он никогда не относился серьезно к религии.

И все-таки в эти дни, когда мир тонул у него на глазах, мысли о Боге неотступно преследовали его.

Как мог Он допустить подобное?

Майк не верил в милосердие Господне. Он сомневался даже в том, что верит в существование высшей силы. И сейчас, находясь в одиночестве среди выживших, он отказывался признать, что конец света — благо.

Незадолго до рассвета вода, должно быть, достигла пологого участка суши, потому что гул прибоя немного стих. Майк уснул; когда он проснулся, солнце уже стояло высоко. Прижавшись к Холли на их постели из листьев, он посмотрел вниз, на море. Он видел волны за ближайшей рощей. В прохладном, неподвижном утреннем воздухе поверхность воды сверкала как стекло; за ночь океан затопил луг, и трава придавала воде зеленоватый оттенок. Невысокие волны катились со стороны моря и с негромким шорохом полумесяцами поднимались к эвкалиптовой роще.

Майк, еще не совсем проснувшись, смотрел на прибой; его кошмары и ужасная реальность казались одинаково далекими, но вскоре легкий ветерок, пронесшийся над кронами, напомнил ему о необходимости сделать парус для недавно законченной лодки.

Холли пошевелилась во сне. Он склонился над ней, осторожно отодвинул с ее лица длинные темные волосы, поцеловал в щеку, и снова сердце его сжалось от страха. Он не позволит, чтобы ее забрали. Он не может этого допустить. Лучше утонуть. Но еще лучше тайно увезти ее на лодке. Это должно произойти скоро. Возможно, даже сегодня.

Ресницы ее дрогнули, она потянулась, затем улыбнулась ему, и в темных глазах ее сияла безмятежная радость.

— Майк. Ты чувствуешь, Майк? Уже скоро.

— У нас не осталось еды, — сказал он.

Она села, пожала плечами, и ее длинные загорелые ноги покрылись гусиной кожей в утренней прохладе.

— Еда нам не понадобится. Сегодня — последний день. Я это чувствую.

И, словно для того, чтобы подтвердить ее слова, очередная волна скользнула по роще и, шурша, подкатилась к ее ногам, затем отступила, оставив на песке полумесяц. Майк поймал себя на том, что не сводит взгляда с этого ужасного следа. В течение нескольких недель после начала потопа он смотрел, как песок и волны поглощают дороги, дома, леса, пастбища, фермы, как неуклонно поднимается океан, пожирая остров, который они называли своим домом. Они отступали в гору, а вода догоняла их, но самая высокая точка на этом острове находилась всего в пятистах метрах над уровнем моря.

Майк, прищурившись, рассматривал новую береговую линию. Теперь, по его подсчетам, из пятисот метров осталось всего тридцать. Он нахмурился, пытаясь вспомнить географию острова до потопа. Неужели тот луг, где он строил свою лодку, находится ниже тридцати метров от вершины?

— Ковчег! — закричал он, вскочив на ноги. — Холли…

Он схватил ее за руку и рывком поднял на ноги. В ушах у него ревел ночной прибой. На закате его лодка находилась на суше, но сейчас…

Он бросился бежать через рощу, таща за собой Холли. Он боялся оставлять ее одну, боялся, что она исчезнет, подобно многим другим.

— Майк! — задыхаясь, воскликнула она, с трудом поспевая за ним. — Все хорошо, Майк. Тебе не нужна лодка. Все будет в порядке.

Но он не мог ей поверить. С самого начала он не верил в это.

Они бежали по лужицам, по гнилым листьям, покрытым песком. Ноги их погружались в эту зыбкую смесь. Из недр нового пляжа поднимались пузырьки воздуха. А затем они добрались до границы рощи и выбежали на открытое место.

Солнечные лучи играли на зеленой воде. Дети резвились на мелководье, на новом побережье ненасытного океана.

Майк, выпустив руку Холли, начал карабкаться по древнему лавовому холму, покрытому низкорослой растительностью. Когда он добрался до вершины, грудь у него болела. Он стоял на гребне холма и смотрел на свое творение.

Вчера вечером лодка стояла на своей платформе в пятнадцати метрах над уровнем моря, почти законченная, — крошечный ковчег из зеленого эвкалиптового дерева. Но ночью море захватило ее, швырнуло через зазубренный лавовый гребень. На наступавших волнах покачивались обломки.

Холли подошла к нему, тяжело дыша; грудь ее вздымалась под короткой майкой. Она смотрела на обломки лодки, как будто не видя их.

— Пойдем поплаваем, Майк, — просительным тоном произнесла Холли. Она с нежностью смотрела на него широко открытыми глазами. — Вода теплая. Прибоя почти нет. Такой прекрасный день сегодня. Это дар Божий.

В утреннем солнце сверкал огромный белый деревянный крест, водруженный на вершине горы, — память о давно прошедших временах.

Большую часть людей, которые жили на острове до потопа, уже забрали. Осталось всего пятьдесят или шестьдесят человек, терпеливо ожидавших своей очереди ухватиться за веревку.

Майк отвел взгляд от кусков дерева, в которые превратилась его лодка, и набросился на Холли.

— Проснись! — кричал он. — Проснись! Ты несколько недель ходишь как во сне. Ты и все остальные; а в это время вокруг вас творится геноцид. Мы умираем, Холли. Твой бог убивает нас, семью за семьей.

Внезапно во взгляде Холли промелькнула озабоченность. Подняв руку, она убрала пряди, упавшие Майку на лицо, заправила волосы за уши, словно этим простым жестом она надеялась помочь ему увидеть и услышать.

Майк оттолкнул ее руку.

— Я не глухой и не слепой! — завопил он. — Я прекрасно вижу, что происходит…

— Но ты не можешь почувствовать этого, — мягко возразила она.

— Нет. Ты права, не могу. Я не могу почувствовать этого. Я не могу. — Он сжал кулаки. Закрыл глаза, и душу его захлестнули гнев и печаль. — Почему я, Холли? Почему из всех людей именно я не могу верить?..

Его жалобу оборвал далекий рокот. Звук напоминал рев моторов самолета, и на Майка нахлынули детские воспоминания о ночах, когда он лежал без сна, прислушиваясь к гулу пролетавших над домом самолетов, представляя себе, что это не просто пассажирский авиалайнер, взявший необычный курс. Он воображал, будто этот ночной странник — В-52[52], оснащенный ядерными боеголовками, направляющийся к своей далекой цели в Сибири. Что этот полет — предвестник конца света.

С окончанием холодной войны детские страхи тоже ушли в прошлое, с течением времени забылись. Но теперь они вернулись, преследовали его в эти дни, когда конец света приближался так неожиданно и неотвратимо.

Майк взглянул в сторону моря, где насчитал три изогнутые проволочки из ослепительного золотого света. Они были тонкими, как трещины в небесном своде, позволявшие увидеть райский свет, но длинными: казалось, они исчезали за краем ярко-голубого небесного купола, в какой-то туманной дали, совершенно непохожей на небо, которое было знакомо Майку с детства. Свет, струившийся из какой-то другой вселенной. Из иного мира. Голодный свет, питавшийся надеждой и верой.

Отдаленный рокот моторов стих, и тонкие золотые нити приближались, скользя по воде. Они слегка покачивались, но не как обычные лучи света: они колебались и изгибались, подобно нитям из очень легкого материала. И снова Майк поразился тому, какие они тонкие. Первая нить пронеслась над мелководьем к детям, игравшим с водой. Теперь было видно, что по толщине золотые лучи напоминали канаты, которыми когда-то пришвартовывали корабли в доках.

Дети заметили канат. Их радостные крики были слышны на холме — они, спотыкаясь, побежали, поплыли по направлению к свету. Майк хотел закричать, предупредить их, чтобы они остановились, бежали прочь. Но они верили…

Первой до каната добралась девочка-подросток. Она ухватилась за него правой рукой, и ноги ее тут же оторвались от земли. Она вознеслась к небу. В то же время казалось, что она уменьшилась в размерах, что ее втянуло в колонну света. Майк смотрел, как она превращается в крошечную фигурку, залитую золотым сиянием, в темный силуэт, быстро уменьшавшийся в размере, устремлявшийся в безграничные пространства иного мира. Он смотрел, как она становится черной точкой на горизонте. А потом она исчезла.