Тропою архаров - Станюкович Кирилл Владимирович - Страница 45
- Предыдущая
- 45/51
- Следующая
Вернулся я в лагерь уже в темноте. Горел костер, все были под пологами. Дима вылез из-под полога и принес мне чашку каши.
– Домра пришел? – спросил я.
– Конечно, пришел! Наелся и завалился спать. Ниночка, оказывается, ему и обед и ужин оставила.- Дима молча и выжидающе смотрит на меня; ему, видимо, очень хочется, чтобы я устроил Домре скандал. Это все-таки безобразие!
Я не отвечаю и начинаю укладываться.
Утро ясное и ветреное -то, что нам нужно. Лагерь снимается мгновенно, все рады, что нет гнуса и что можно двигаться.
Когда экспедиция трогается, я останавливаю Домру и, когда мы остаемся одни, устраиваю ему разнос. Утро прекрасно, настроение хорошее, злость на него прошла, но я все же кричу на него, что он свинья, что мы потеряли из-за него целый день, что так порядочные люди не поступают. Он молчит, потом мы быстро догоняем отряд.
Мы идем целый день, но сопки опять с обеих сторон сжимают долину, Их склоны или круты, или пологи, но каменисты.
Ночью спали без пологов. Было прохладно. Перед утром я проснулся, начали кусать комары. Но вот что интересно: мне показалось, что Нина тоже не спала и, приподнявшись, отгоняла комаров от спящего Домры. Этого еще недоставало!
Утром опять ветрено,- какое огромное облегченье – не мучиться от гнуса, от комаров.
Сегодня уже 25 августа, становится прохладнее, особенно по ночам.
Когда мы среди дня шли мимо большого озера, вдруг наткнулись на трех лосей. Они были на мысу, вдававшемся в озеро, и мы приперли их к воде. От нашего шалого крика – орали мы все совершенно бессмысленно и самозабвенно – лоси заметались и кинулись в озеро. Какие это все же странные животные,- высокие-высокие, гораздо выше лошади, но удивительно короткие. Вообще, несмотря на легкость и быстроту, с которой лоси передвигаются, они производят какое-то несуразное впечатление. Мы сели на мысу у воды и долго за ними наблюдали, пока они не переплыли на ту сторону озера.
День прошел, но ничего нет. Нет пахотопригодных, нет луговопригодных. Нет ничего, черт побери!
На следующий день я всех разогнал искать в разные стороны, но поиски были бесплодны. Мало того, несмотря на мое категорическое распоряжение вернуться поскорее, Домра с Кузьмой явились только на следующий день, потому что, как выразился Кузьма, «этот оглашенный дикушу никак не мог застрелить».
Дикуша – удивительная птица, совершенно не боится человека. Домра палил в дикушу три раза, а она сидела и с интересом смотрела. Потом у него кончились патроны, он бегал за два километра, искал Кузьму, нашел, взял у него патроны, прибежал и снова два раза смазал.
Опять мне пришлось иметь неприятный разговор с Домрой по поводу опоздания. Отчитывал я его, отчитывал, он молчал-молчал, а потом и говорит: «Знаете, вот когда гудок гудел и она приостановилась перед вагоном, то я все вспоминаю, как у псе складывались губы. Она что-то мне прокричала, и теперь я почти уверен, что она сказала «скоро увидимся».
Я плюнул и ушел.
Опять два дня марша вниз по долине. Дороги нет, и идем мы хотя и напряженно, но не быстро. Делаем за день от силы километров двадцать. Завалы, буреломы, старые пожарища. Через пожарища идти труднее всего, да иногда и опасно. Деревья там часто хотя и стоят, но стоит тронуть, как они моментально падают и могут ушибить, а то и совсем раздавить.
Особенно интересны березы. Они стоят мертвые долгие годы. Стоит такой сухой ствол без ветвей иногда метров пяти-семи высотой, а тронешь его – он рассыплется на метровые или полуметровые куски и падает вам на голову. У березы кора – самое прочное, она держит, а внутри в таком стволе все выгнило, и он готов упасть от первого толчка. Диме сначала очень нравилось валить такие березы, но после того как разок получил довольно основательно по голове, он это бросил.
Всё идем вниз. Долина реки становится шире, переправы через притоки с каждым днем все труднее Сегодня чуть не полдня перебирались через приток Сожи Этот приток был настолько глубок, что пришлось строить плот и на нем: переправлять снаряжение. Плот снесло далеко вниз и чуть не опрокинуло, но все обошлось благополучно. Переправившись мы повернули на запад и пошли в сопки. Но поиски среди мелкосопочника не привели ни к чему – нет хороших земель.
Не найдя ничего в сопках, по мелким притокам Сожи мы опять вышли в основную долину и опять пошли вниз по реке.
Сегодня первое. Уже первое сентября, осталось всего двадцать дней, а мы только сегодня, кажется, нашли еще один подходящий массив. И первого, и второго, и третьего как бешеные делали глазомерку, рыли почвенные ямы, считали гектары и количество деревьев на гектар. А сегодня, то есть третьего, я послал Домру делать глазомерку вдоль реки. И он уходил уже, но неожиданно вернулся и сказал мне:
– А вот сегодня мне почему-то кажется, что она тогда на вокзале сказала мне просто «прощайте». Она уже тогда собиралась замуж.
Я сказал Домре, что, даже несмотря на это, глазомерку делать придется. Он сказал, что «конечно, я понимаю, я ничего не говорю…», и ушел.
К вечеру я, желая проверить его работу, пришел на эту речку. Домра сидел у дымокура на опушке леса в полной прострации. Планшет, на котором должна была быть произведена съемка, был совершенно чист. Это уже переходило всякие границы. Тут, без всяких уговоров или выговоров, я заявил, что в его услугах больше не нуждаюсь и что завтра утром он отправится домой. Весь отряд меня поддержал. Когда я каждого из товарищей на кратком производственном совещании спросил, что делать, только Нина промолчала, да сам Домра.
Домра промолчал, но на следующее утро он не ушел, то есть, вернее, когда весь отряд двинулся дальше, он не пошел назад к базе, на которую я его отправил в сопровождении Кузьмы, а обождал, покуда мы не ушли, и пошел за нами следом. Так они и шли сзади некоторое время, пока, наконец, во время одной из остановок отряда не догнали, вернее, не наткнулись на нас. Наткнулся, собственно, один Кузьма, а Домра убежал и спрятался в лесу.
Почему ты вернулся? – спросил я Кузьму.
Дак он, трам-тарарам, Домра-то, нейдет,- сказал
Кузьму,-Что же мне, трам-тарарам, одному идти, трамтарарам.
– Да где же он?
– Да вот в лесу спрятался, стыдится, трам-тарарам.
Мы с Димкой пошли назад и не без труда обнаружили
Домру, прятавшегося от нас за деревья. Я начал объяснять Домре, что он сорвал и сейчас срывает работу, что это безобразие. Объяснял, правда, в довольно повышенном тоне и не стесняясь в выражениях, так что Дима потом уверял, что мое выступление вполне одобрил Кузьма. Домра молчал. А когда я его спросил, что же он сам предлагает, он сказал, что ничего не предлагает, но на базу не пойдет. Тогда я спросил, дает ли он слово, что будет работать. Он слово дал. Можно ли верить его слову?
– Да, можно,- сказал он, и я решил оставить его в отряде.
Впрочем, решение это было вынужденное,- не мог же я связать и отправить его на базу вьюком.
Мы все еще говорили, когда пришел Агаров и сказал, что он лазал на дерево и увидел впереди «расширение», явный пахотопригодный массив. Все поспешно пошли вперед. Последним недовольно шел Дима и твердил, что «все эти душеспасительные разговоры излишни», а нужно «официально разрешить ему с Кузьмой набить как следует морду этому Ромео. Или отнять накомарник, тогда комары быстро из его тупой башки дурь высосут». Я, конечно, не разрешил, но, кажется, Дима все-таки привел в исполнение часть своего плана, потому что накомарник Домры ночью прогорел – и очень сильно.
Этот массив мы обследовали на рысях. Вообще говоря, главную глазомерную съемку и обмер пахотопригодных площадей мы теперь делали с невероятной быстротой. Брали ориентир, какую-нибудь вершину, и сразу, по точно заданным азимутам, расходились в нужных направлениях. Со съемкой одновременно копали почвенные ямы. Рабочие тоже втянулись и делали просеки и почвенные ямы, не сбиваясь. Так что Агарову и мне оставалось подчас только почти бегом идти по проложенным ими ходам и описывать почвы в готовых ямах.
- Предыдущая
- 45/51
- Следующая
