Маска безумия (Лепестки и зеркало) (СИ) - Романовская Ольга - Страница 21

    Пара человек скептически хмыкнула, а Эллину передёрнуло. То есть ей нужно было преисполниться добрых чувств к Гланеру после изнасилования? По теории моралиста выходило именно так. Несомненно, он сумасшедший!

    К проповеднику подошёл жрец, напомнил, что ещё две недели назад запретил ему бывать здесь. Поборник истины по-детски надул губы:

    - Вы нехорошо, поступаете, в споры меня втягиваете, заставляете нарушать слово, приходить сюда, чтобы отстаивать свою точку зрения. А это дурно. Но ведь это храм Сораты, где врачуются души, говорят о вечном. Вот я и хотел поговорить с вами о душах людских, статью свою показать. Её так клеймили! По сравнению с этим вся критика - ласковая беседа.

    - Я бы хотел ознакомить вас с ней приватно, - проповедник окинул взором немногочисленную толпу и, склонившись к жрецу, шёпотом добавил: - Я из всех собравшихся только вас уважаю. Остальные - так, никчёмные людишки, мнение которых и стёршегося медяка не стоит. Обыватели! Вот вы, лицо, общающееся с Соратой, совсем другое дело.

    Служитель богини досадливо отмахнулся от него, воздев глаза к небу. Эллина расслышала бормотание: "Бессмертная, избавь меня от ахинеи этого идиота!".

    Пожалев жреца, которому, судя по всему, предстояло выслушать очередной нудный монолог на тему самолюбования и кристаллизованной морали, гоэта вытащила носовой платок и сделала вид, будто вытирает лицо.

    Следователь не обманул: солдаты действительно ожидали сигнала. Где они притаились, Эллина не поняла. Ещё минуту назад никого не было - а вот уже проповедника взяли в тиски, обыскали, а капрал велел горожанам расходиться.

    Гоэта посторонилась, пропуская конвой и арестованного. Тот яростно протестовал, твердил о попранных правах, мученичестве за веру и прочих высоких, но оторванных от реальности материях. Чуть погодя и ей предстояло зайти к господину Брагоньера, чтобы принять участие в опознании и дать показания. А пока можно было перевести дух и укрыться от начинавшегося дождя в ближайшей таверне.

    Брагоньер разложил на грубо сколоченном столе листы бумаги, проверил, не засохли ли чернила. Обычный допрос не дал результатов: обвиняемый упрямился, твердил о своей избранности и оправдывал убийства. Но не признавался в них. Его занудство и попытки проповедовать даже в кабинете следователя привели к подписанию распоряжения о применении лёгких пыток.

    - Итак, господин Диюн, вы по-прежнему желаете молчать? - сухо осведомился Брагоньер у обвиняемого в арестантской робе.

    - Я не желаю молчать, когда беззаконие правит Тордехешем, а честных людей сажают в тюрьму за праведные дела, - свысока ответил проповедник.

    - Так и запишем: обвиняемый подвергал сомнению установленный государственный порядок, - заключил соэр и очинил перо.

    Сделав первую запись, он кивнул палачу:

    - Начинайте.

    Солдаты подтащили обвиняемого к пыточному столу. Проповедник тут же сменил линию поведения, начал петь оды следствию. Но Брагоньер его не слушал: за годы службы привык и к лести, и к мольбам, и к проклятиям.

    - Как прикажите, господин соэр? Щипчиками его пощекочем, укоротим немного, на дыбе вздёрнем? - с живым интересом осведомился палач, повязав поверх рубашки фартук. Пятна на нём свидетельствовали о профессиональном опыте владельца.

    - Дыба - это потом, если потребуется. Не сегодня. А начнём с безобидного. Ледяная вода освежает память.

    Палач расплылся в улыбке и подмигнул узнику.

    Господина Диюна раздели и распяли на столе, зафиксировав прочными ремнями. Солдаты подкатили подвешенную на шесте бочку и принялись энергично нагнетать из резервуара воду насосом. Абсолютно ледяная (без магии в летний день не обошлось, хотя подвалы Следственного управления отлично заменяли холодильные сундуки), вода нескончаемым потоком лилась на обнажённого обвиняемого. Палач периодически менял напор и место, куда падала струя.

    - Это надолго, господин соэр, часика на два, - тоном знатока заверил он. - Можете спокойно делами заняться, чашечку кофе выпить, а то тут студёно.

    - Да, не жарко, - согласился Брагоньер. - Приятное разнообразие после духоты.

    Он встал, подошёл к господину Диюну и поинтересовался:

    - Вам по-прежнему нечего сказать по означенному делу?

    Проповедник упорствовал, и соэр поднялся в свой кабинет. Выпил кофе, он вынес резолюцию по паре дел и послал практиканта в пыточную, узнать, как обстоят дела. Как и предполагал Брагоньер, господин Диюн говорить не желал. Что ж, закон предусматривал не один не причинявший увечий способ развязать язык. Брагоньер намеревался подвергнуть господина Диюна "Колыбели" - пытке бдением.

    Обвиняемого усадили на высокий табурет и связали, зафиксировав в неудобном положении. Если бы речь шла о тёмном маге или государственном преступнике, пытка превратилась бы в более жестокую, когда жертву поднимали на верхушку пирамиды и затем постепенно опускали. Невыносимая боль от проникновения дерева в тело обычно заставляла признаться даже в надуманных обвинениях.

    "Колыбель" дала результаты: вечером соэру нашлось, что записать. Сведения оказались занятными и позволили снять всяческие подозрения со жреца Дагора, всё ещё томившегося под домашним арестом.

    Но, одновременно, следствие вновь оказалось на распутье.

    Арестованный уже не казался таким самоуверенным, как днём, не сыпал словами о справедливой каре "для тех отбросов человечества, особливо девиц" и не стремился проповедовать свои идеи. Наоборот, он выглядел растерянным и испуганным.

    Первое, что выкрикнул господин Диюн, завидев Брагоньера, было:

    - Я ни в чём не виноват! Соратой клянусь, благородный сеньор!

    - Обращайтесь ко мне в соответствии с должностью, - как и сотни раз до этого, на допросе других людей, поправил соэр. - В стенах дома правосудия нет титулов. Итак, вы утверждаете, что невиновны, однако результаты магической экспертизы показали: преступления совершены человеком вашей комплекции и внешности.

    Подсудимый всхлипнул и взмолился отвязать его, взамен обещая вывернуть душу перед следствием.

    Брагоньер скривил уголок рта, но приказал закончить пытку. Заклятье оцепенения спеленало рухнувшего на табурет господина Диюна. Тот дрожал мелкой дрожью, но соэр и не думал возвращать ему одежду. Делал он это намеренно - ещё один способ морального и физического воздействия.

    - Итак, я внимательно слушаю.

    Соэр старался не показывать усталости, хотя мечтал оказаться дома и хорошенько выспаться. Увы, подобного удовольствия он лишён три с лишним недели. Последствия не заставили себя ждать: уменьшилась концентрация внимания, усилилась раздражительность. Но Брагоньер отчаянно боролся и с тем, и с другим, не допуская и мысли о халатности в работе. Если потребует следствие, он будет не спать сутками, зато раскроет дело. Соэр не оставлял нераскрытых дел - ни одного за долгие годы безупречной службы. Как результат - доверие короля, кристальная служебная репутация, высокий пост и общественное влияние.

    - Я... я никого не убивал, просто проповедовал в храме. К бунту не призывал - это всё недруги наговаривают! Я... я никого из тех людей, которых убили, не знаю.

    Обычные слова, повторяемые разными обвиняемыми. Они наводили скуку.

    - У вас есть алиби?

    - Да, господин соэр, я всё время на виду. У меня лавка, я за прилавком стою. А когда не стою, я в храме Сораты или кабачке "Весёлая свинья".

    - Проверим. Но против вас данные экспертизы. Ошибиться маги не могли.

    - Господин соэр, проверьте ещё раз! - взмолился господин Диюн.

    Брагоньер проигнорировал его слова: одежда из дома обвиняемого давно лежала в лаборатории. Но частицы с верёвки неимоверно хрупки и рассыпались после анализа, с ними уже не сличишь. Врочем, перчатки и одежду можно проверить на следы косвенных улик: наркотика, лепестков, зеркал, той же верёвки.