Холод смерти - Макдональд Росс - Страница 34

• Предыдущая
• 34/58
• Следующая

— Вы знаете... вы знали мою маленькую Элен?

— Да, знал.

— Очень хорошо. — Покачиваясь, он встал и схватил меня за руки, скорее, для того, чтобы не упасть. — Элен была замечательной девочкой. Я вот только что читал одно ее стихотворение. Она написала его, когда училась в колледже. Сейчас я покажу вам.

Он принялся искать журнал, который сам же, поднимаясь, уронил на пол. Журнал назывался «Звезда Бриджтона» и, судя по всему, был обычным школьным изданием.

Наконец Хагерти поднял его и протянул мне.

— Вот он, Эрл. Только его написала не Элен.

— Не Элен? Именно она написала его. Внизу даже стоят ее инициалы. Видите?

— Она только перевела из Верлена.

— Никогда не слышал о таком. Читайте, читайте. Вы увидите, какой она была талантливой, моя Элен.

Я стал читать:

Когда деревья, словно плачущие скрипки,

Вздыхают под напором непогоды,

Их монотонно-жалобное пенье

Рвет сердце мне, как ветер листья рвет.

Когда на башне медленно и чинно

Куранты отбивают час наставший,

Я слезы лью по всей прошедшей жизни

И всех ее загубленных годах.

Смиренно жду, когда подхватит ветер

Мои увядшие поблекшие останки

И понесет, играя своевольно,

Как с дерева оборванным листом.

Э. X.

Хоффман поднял на меня мутные глаза.

— Разве это не великолепная поэзия, мистер Артур?

— Несомненно.

— Если бы я только понимал ее. Вы понимаете, что здесь написано?

— Надеюсь.

— Ну, тогда берите. Возьмите это на память о моей бедной маленькой Элен.

— Я не могу себе позволить это сделать.

— Берите, берите. — Он вырвал журнал у меня из рук, свернул и, дыша перегаром, запихал мне в карман.

— Возьмите, — прошептал Хагерти мне в спину. — Не расстраивайте его.

— Слышите? Не расстраивайте меня.

Ухмыляясь, Хоффман сжал левый кулак и долго изучал его, перед тем как стукнуть им себя в грудь. Потом, широко расставляя ноги, он подошел к секретеру и открыл его. Внутри стояли бутылки и один грязный стакан. Он налил полстакана бурбона и выпил почти все. Он опять что-то пробормотал, но я не пошевельнулся, чтобы остановить его.

Лицо Хоффмана покрылось потом. Казалось, он даже немного протрезвел. Взгляд его стал более сосредоточенным.

— Выпьешь?

— Хорошо. Только мне еще воды и льда.

Обычно я не пью по утрам, но ситуация была довольно необычной.

— Берт, принеси стакан и лед. Мистер Артур выпьет. Ты брезгуешь со мной пить, а мистер Артур нет.

— Меня зовут Арчер.

— Значит, два стакана, — сказал он с глуповатой ухмылкой. — Мистер Арчер тоже выпьет. Садись. В ногах правды нет. Расскажи мне о моей маленькой Элен.

Мы сели на кушетку. Я быстро изложил ему обстоятельства убийства, включая предшествовавший ему шантаж, а также передал ему слова Элен о том, что ее преследует Бриджтон.

— Что она имела в виду? — Ухмылка нее еще не сошла с его лица, но теперь она напоминала клоунскую маску.

— Я для того и приехал, чтобы вы помогли мне ответить на этот вопрос.

— Я? А почему я? Я никогда не знал, что творится у нее в голове, она никогда не рассказывала мне. Я был слишком глуп для нее. — Он снова начал погружаться в пьяное сострадание к самому себе. — Потом и кровью я зарабатывал деньги на ее образование, но у нее не было и часа времени для своего бедного отца.

— Я знаю, что между вами была ссора, после чего она ушла из дома.

— Это она тебе сказала?

Я кивнул. Мне не хотелось впутывать в это миссис Хоффман. Вряд ли ему понравилось бы сообщение о том, что его жена разглашает семейные тайны.

— И она сказала тебе, что назвала меня продажным подонком и нацистом только потому, что я выполнял свой долг? Ты же полицейский и сам должен понимать, как себя чувствует человек, когда его предают в собственной семье. — Скосив взгляд, он переспросил: — Ты ведь полицейский?

— Был.

— А сейчас чем занимаешься?

— Частным расследованием.

— Для кого?

— Для человека по фамилии Кинкейд, вы его не знаете. Я плохо знал вашу дочь, но я лично заинтересован в том, чтобы выяснить, кто ее убил. Я думаю, что ответ на этот вопрос может быть найден здесь, в Бриджтоне.

— Не понимаю. Она двадцать лет не появлялась здесь. Разве что прошлой весной приехала сообщить своей матери, что разводится. С ним. — Он махнул рукой в глубину дома, откуда доносилось позвякивание льда.

— Она разговаривала с вами, когда была здесь?

— Я и видел-то ее всего однажды. Она сказала: «Привет! Как дела?», и этим все ограничилось. Она разговаривала с матерью о Берте, но той не удалось ее отговорить. Берт даже поехал с Элен до Рено, пытаясь убедить вернуться обратно, но она ни за что не соглашалась. Он не умеет с женщинами.

Хоффман допил содержимое своего стакана и поставил его на пол. Некоторое время он так и оставался в согнутом положении. Я даже испугался, не вытошнит ли его. Но он снова вернулся в сидячее положение и пробормотал что-то о своем желании мне помочь.

— Отлично. Кто такой Люк Делони?

— Он был моим другом. До войны был большим человеком. О нем она тебе тоже рассказывала?

— Ну, вы, лейтенант, сможете рассказать мне больше, чем она. Я слышал, у вас отличная память.

— Элен говорила?

— Да, — соврал я без зазрения совести.

— Значит, она хоть уважала своего старика?

— Конечно.

Он вздохнул с облегчением. Облегчение это было ненадолго, как и все, что посещает человека, который пьет, чтобы заглушить голос разума. Но на некоторое время он успокоится и будет считать, что его дочь, с которой он боролся всю жизнь, в чем-то ему уступила.

— Люк родился в девятьсот третьем на Спринг-стрит, — осторожно начал он. — В доме номер двести десять, через два дома от того места, где жил я, когда был маленьким. Я познакомился с ним в школе. Он был особенным мальчиком, мог, например, экономить даже проездные талоны только для того, чтобы на день св. Валентина купить всему классу поздравительные открытки. Директор любил водить его по классам и демонстрировать его математические способности. У него была хорошая голова, ничего не скажешь. Он дважды перепрыгивал через класс. Старик Делони занимался изготовлением цемента, а цемента после войны требовалось много. Люк купил на сэкономленные деньги бетономешалку и начал свое дело. Он отлично преуспевал в двадцатых годах. Потом на него работало более пятисот человек со всего штата. На него не повлияла даже депрессия. Он был не только строителем, но и настоящим дельцом. В те годы шли только общественные работы, и Он заключил федеральные контракты, а потом женился на дочери сенатора Осборна, что тоже не помешало ему в делах.

— Я слышал, что миссис Делони жива.

— Конечно, жива. Она живет в доме, который построил сенатор в 1901 году на Гленвью-авеню. Кажется, в сто третьем.

Я запомнил адрес. Послышалось звяканье, и в комнату вошел Берт Хагерти с подносом, на котором стояли лед и стаканы. Я расчистил место на секретере, и он поставил поднос с клеймом гостиницы Бриджтона.

— Что ты так копался? — пробурчал Хоффман.

Хагерти замер, взгляд его забегал.

— Не смей так со мной разговаривать, Эрл. Я тебе не прислуга.

— Если тебе не нравится, ты свободен.

— Я понимаю, что тебе плохо, но всему есть пределы...

— Кому плохо? Мне хорошо.

— Ты пьешь уже сутки.

— Ну и что? Человек имеет право утопить свое горе. Голова у меня ясная, как стеклышко. Можешь спросить мистера Артура. Мистера Арчера.

Хагерти натужно рассмеялся фальцетом. Это был очень странный звук, и я попытался его заглушить.

— Лейтенант мне только что рассказывал одну древнюю историю. У него потрясающая память.

Но настроение у Хоффмана было испорчено. Он неловко поднялся, подошел к нам с Хагерти и окинул нас взглядом. Я почувствовал себя в клетке с больным медведем и его поводырем.

• Предыдущая
• 34/58
• Следующая