Бабье царство. (СИ) - "Анатоль Нат" - Страница 59

— И это тоже обсудим, — донеслось до них сзади со смешком.

Неторопливо обернувшись Маша с Изабеллой увидели лишь как плотная, обтянутая воронёной кольчугой спина Начальника Стражи города скрывается в парадных дверях Управы.

— Придурок, — окатив презрением захлопнувшуюся перед ними дверь, процедила сквозь зубы злая Маша. — Когда надо было говорить, молчал. А как все разбежались, заблеял. Поговорить ему надо, — сердито проворчала она.

Бросив на Машу косой, внимательный взгляд, Изабелла ничего не сказала, никак больше внешне не прореагировав на её слова. Дождавшись Машиной коляски, они обе с удобством расположились на подрессоренном диване и неторопливо покатились к себе в землянку. Надо было обсудить что же всё таки произошло сегодня на заседании Совета. Было много непонятного и ещё более непонятна была реакция со стороны Совета на всё произошедшее. Следовало разобраться.

Низкое зимнее солнце из под низких, словно надвинувшихся прямо на голову туч скупо освещало окружённый со всех сторон огромным пространством пустой воды лагерь. Одинокий скалистый остров, единственно выбранный по причине наличия прямо в середине его небольшой группы голых скал, внутри которых была большая просторная пещера. Открытая чисто случайно пол года назад группой рыбаков со сталелитейного завода, и приспособленная ими под временный склад хранения снастей и прочих рыбацких причиндалов, теперь она использовалась странным образом. Все залы её были забиты лежащими на низких деревянных лежаках с тощими соломенными матрацами ранеными.

Легко и тяжело раненые амазонки, получившие ранения в ходе налёта на Старый ключ, и небольшая часть относительно здоровых, отравленных сонными газами, но в отличие от раненых способные свободно передвигаться по всему острову. Все они были собраны здесь, в этой пещере. Небольшая, ничтожная часть выживших, оставшаяся от разгромленного наголову легиона Речной Стражи. Четыреста двадцать шесть выживших. И это было единственное что было хорошего в их нынешнем положении.

Хоть и пленные, а всё одно это было лучше той судьбы что досталась тем, кто потеряв сознания от отравления газом упал в воду и утонул, не в силах удержаться на воде. Или сонным сгорел или отравился угарным газом в трюме горящего корабля.

Или был сброшен в воды реки и в лучшем случае был выловлен похоронной командой в низовьях Каменки да погребения в родной земле. Впрочем, вот именно этот факт никого из них особо не волновал. Речники, привычные к своей реке и давно для себя решившие что гибель на воде всяко предпочтительней медленному угасанию от старости где-нибудь на земле, в захолустье.

Сплошь и рядом это были немолодые, крепкие, суровые женщины. Ветераны, воины, прошедшие не одну битву, выигравшие множество сражений, терпевшие, как и все, поражения, но с честью всегда из них выходившие. Теперь брошенные своим начальством на подлое дело грабежа чужого города, в результате чего оказавшиеся сейчас здесь, на этом диком пустынном острове, среди голых скал.

Где даже дров не было в достатке чтоб обогреться в этих холодных, за какие-то несколько последних дней начавшейся наконец-то зимы успевших казалось промёрзнуть насквозь скалах.

Сколько было раньше на острове, всё давно кончилось. Даже низкие пеньки, остававшиеся от немногих росших на скалистом острове деревьев давно были выкорчеваны и сожжены в топках странных круглых металлических печурках, называемых левобережчами почему-то "буржуйками".

Теперь им для обогрева привозили каменный уголь, на небольших ушкуях, каждые три, четыре дня доставлявших к ним на остров продукты и уголь, которого постоянно не хватало. Раненым нужно было много тепла, хорошее питание, поэтому каждый приход ушкуя ждали с нетерпением, понимая что от того насколко вовремя он придёт, зависит чья-нибудь жизнь. Быт был ещё не обустроен. Не хватало всего: тёплой одежды, обуви, одеял, матрасов. Не хватало всего, и ситуация медленно но неуклонно переходила в разряд критических.

Если пленивший их клан что-нибудь не сделает, всем раненым в самое ближайшее время грозила скорая гибель от переохлаждения.

На краю большого плоского камня, подстелив под себя серый, толстый лошадиный потник, сидела немолодая усталая амазонка и застыв в неподвижности, бездумно смотрела вдаль. Тяжёлые, невесёлые мысли медленно, неохотно ворочались в голове.

— "Слава Богу завтра всё изменится", — думала она.

Сегодня утром охрана, состоящая из двух десятков безоружных ящеров, которые никого не охраняли, а больше следили за порядком и распределением продуктов, получила наконец-то голубиную почту, в которой их извещали что завтра придёт большой караван с углём, недостающими медикаментами и продуктами.

Это будет последний караван перед тем как станет лёд. И пока по нему не смогут двигаться гружёные сани с припасами, никого больше не будет. И наконец-то прибудут давно обещанные знаменитые врачи ящеров. До сего дня они были заняты с ранеными из города, и как только спал ажиотаж, вызванный большим наплывом пострадавших в ходе набега местных жителей, руководство взявшего амазонок в плен клана, приняло решение послать врачей сюда, на остров. Обещали помочь тем кто сейчас боролся за жизни ещё живых здесь, на острове.

— "Странно было бы если бы местные ящеры были вооружены, — поймала себя на мрачной мысли сидящая на камне женщина. — Зачем им оружие. Чтобы нам угрожать? Пленным? Да сами пленные голыми руками порвут тех, кто посмеет угрожать тем ящерам. То что они делают, спасая их жизни, стоит того чтобы беречь их как зеницу ока, а не угрожать.

— Охранять, что ли? Кого? Воспрепятствовать побегу? Бред. Всё это бред. Отсюда некуда бежать. И некому".

Женщина грустно улыбнулась. Бежать с этого острова, когда до ближайшего берега несколько вёрст стылой, холодной воды, в которой человек околеет уже через пять минут? Бежать, бросив на производ судтьы своих раненых товарищей? Какой же надо быть тогда сволочью.

— "Самый надёжный способ удержать человека от побега, не тратясь на охрану заключённых, это навязать ему заботу о своих беспомощных товарищах, — горько усмехнулась она. — Видать у этого клана слишком скудные ресурсы. Или просто экономят, — горько подумала она. — А скорее всего просто умные. Зачем тратить деньги на то, что совершенно бесплатно предоставляет дикая природа.

А как только встанет лёд и по нему можно будет легко добраться до берега, они придумают ещё чего-нибудь. В чём-чём, а в уме нашим пленителям не откажешь".

Выхода не было. Приходилось принимать навязанные правила поведения. От чего хотелось взвыть волком.

Но не оттого что их загнали в такую дерьмовую ситуацию, ерунда, бывало и похуже, а оттого что в свои сорок пять лет приходилось начинать жизнь заново. Когда силы ещё были, но уже неизвестно надолго ли их хватит. Когда старость уже заглядывала ей в глаза своим белым, безликим мурлом голодной, холодной и одинокой смерти.

Легиона, с которым связана была вся её молодость, вся жизнь, и с которым она думала связана будет и старость, на доживании в каком-нибудь дальнем тихом гарнизоне на спокойной, непыльной должности какого-нибудь кладовщика…, этого легиона больше не было. Не было и уже не будет. Потому как после такого разгрома никто его уже восстанавливать не будет, не из кого. Все погибли. Сгорели сонные на кораблях и утонули в реке. И то странно, что они ещё каким-то образом сохранились, последние.

— "Последние из старой гвардии. Последние четыре сотни живых из разных когорт погибшего легиона, которые, если завтра не придёт последний перед зимой караван ушкуев с углём, просто вымерзнут от холода".

Амазонка с горечью вспомнила тот день суда над Тарой. И всё произошедшее сразу следом, когда Тару сняли с руководства легионом, а оставшихся, назначенных ею командиров хитро спровоцировали на неподготовленный мятеж, а потом показательно, демонстративно, перед всей армией выпороли остатки разгромленных мятежниц. После чего, то что от легиона осталось разбросали по разным отдалённым углам республики.