Бабье царство. (СИ) - "Анатоль Нат" - Страница 115

Заметив его полный сомнения, неуверенный взгляд, которым он мимолётно наградил свою жену, она со вздохом пояснила.

— Ну, так, значит, первым из моих уст узнаешь, что это она. Точно! Не сомневайся! Ребята из ящеровых кланов расстарались, вызнали. Кое-что…, - тихо добавила она, осторожно перешагивая через какую-то доску, валяющуюся под ногами.

— Вот как?

Мгновенно сбросив с себя сонную, утреннюю дурь, Корней настороженно повернулся, внимательно присматриваясь к своей жене, неожиданно открывшей ему какие-то неизвестные ранее таланты и стороны своего характера.

— Ящеры же раньше демонстративно не лезли, ни в какие местные дела? Тем более в наши? Ведь был же между нами уговор не совать свой нос, куда не надо. По крайней мере, пока не попросят. Что это их подвигло?

— Интриги их молодой Императрицы, — криво усмехнулась Маша. — Вдруг неожиданно выяснившаяся во всём нашем деле роль молодой Императрицы, недовольной их поведением. Но это уж выяснилось потом. А поначалу…, - со сразу ставшим злым, некрасивым лицом Маша замолчала.

Белла! — тихо прошелестела она. — Белла пошла и жёстко поездила им по ушам. Не знаю уж, чего она им там такого наговорила, но после её визита они и заносились по всему городу как наскипидаренные. Вот тогда-то ушки нашей княжны и высунулись. А потом и дальше подарки пошли, уже из Империи.

Стоило только хорошенько кое-кого потрясти, парочке болтунов языки поприжать, правда-матушка то и полезла, — грустно усмехнулась она.

Даже городские власти теперь прикусили язык, — невесело улыбнулась она. — Поначалу попытались было возбухнуть, а тут им профессор под нос результаты своих с ящерами исследований и сунул. Те и припухли. Теперь сидят и не вякают. Понимают что прокололись, вот и молчат в тряпочку.

Но даже такие спецы ничего бы толком не вызнали, если бы один дурак не прокололся. Ты же помнишь, — слегка повернула она голову в сторону Корнея. — Белла ещё в самом начале этой грязной возни вокруг нас, когда весь город вдруг ломанулся в банк забирать свои денежки, она всех в городе предупредила. Демонстративно так, во всеуслышание, чтобы потом не говорили, что не слышали.

Это когда она в самом дорогом кабаке города, в "Золотом Глухаре", вышла на середину танцевальной залы и во всеуслышание заявила, что зарубит каждого, кто будет распускать порочащие её слухи и позорить дворянскую честь и достоинство рода баронов де Вехтор и их друзей. Не зависимо ни от пола, ни от возраста, ни от социального статуса.

После того любые разговоры как ножом отрезало. Наши-то кумушки, как оказалось весьма падкие на всякие сплетни, сразу язычки то свои прикусили. Знают, шалавы, чем это может для них кончиться. А этот дурак оказался, видимо, из пришлых. Говорят, какой-то охотник был с верховий Каменки, чуть ли не с самого перевала. Или вообще откуда-то ещё дальше, с юга, — безразлично передёрнула она плечиком.

Скорее всего, не поверил, или посчитал себя круче всех.

Чуть ли не в глаза ей начал рассказывать какую-то очередную про неё гадость. Так она ему, для начала, уши обрубила. Сказала, что раз уж не слушает, что люди добрые говорят, то они теперь ему без надобности. Ну а дальше ящерам отдала.

— Вот так просто? — с лёгким недоумением на лице поднял левую бровь Корней. — Взяла и обрубила? И никто ничего ей не сделал? Ничего не сказал? Городские власти не вмешались? Боровец, поборник справедливости и известный законник, ничего ей не сделал и не сказал? — буквально ошарашенный, Корней удивлённо вытаращился на неё.

Когда же это было?

— Когда я болела, а ты за каким-то чёртом попёрся к Сидору в горы, — сухо отрезала Маша. — На лошадей своих пялиться вместо того чтобы следить что о нас здесь говорят.

А Боровец ничего не сделал, не так просто, а по древнему шляхетскому праву, которое даже здесь никто не отменял. За оскорбление — смерть!

Маша, с тяжёлым, обречённым вздохом, как будто общаясь с тяжелобольным, уныло посмотрела ему прямо в глаза.

— Никто и не пикнул, — с тусклой улыбкой на губах заметила она. — Тем более, что оказалось и некому.

Это, кстати, к вопросу о судьбе одиночек, — мрачно констатировала она. — Если ты один, то любая банда из тебя фарш сделает, а никто и не вступится.

Ну а как ящеры умеют пытать, не тебе рассказывать.

В общем, уже через пару часов он пел соловьём, торопясь рассказать всё, лишь бы она только не нахмурилась.

Тут-то всё и вылезло, — снова тяжело вздохнула Маша. — Тут-то и оказалось, что все наши проблемы последнего времени не сами по себе на пустом месте возникли, а плод тяжёлого неустанного труда нашей незабвенной подруги-нимфоманки. А Голова со Старостой, даже тот же Кидалов — это так, — небрежно махнула она рукой, — мелкие сошки, марионетки, не понимающие, что их в тёмную использовали.

— Насколько я успел узнать Голову с его приятелем, — задумчиво продолжил за неё Корней. — Если это так, как ты говоришь, и если они оба об этом узнают… То им это о-очень не понравится.

— Утрутся, — небрежно, с лёгким оттенком презрения отмахнулась Маша. — И не от такого раньше утирались, утрутся и сейчас. Побесятся, конечно, особенно первое время, а потом постараются забыть. Скажут, что есть дела поважнее, чем месть за какое-то там оскорбление.

А вот ни я, ни Белла, так это дело не оставим, — Маша мстительно прищурила глаза, глядя куда-то вдаль, на серые холодные валы снега замёрзшего, заснеженного залива.

— И всё же я бы им рассказал, — Корней осторожно посмотрел на свою жену. — Такими союзниками грех пренебрегать.

Но, надо так понимать, что об этом никто из них пока ничего не знает? — бросил он на неё вопросительный взгляд.

— Откуда? — хмыкнула Маша. — Все думают, что Белла срубила башку тому болтуну, вот слухи и прекратились. Всё, мол, в прошлом.

— А на самом деле? — всё более настораживаясь, тихо поинтересовался Корней.

— А на самом деле даже я не сразу узнала о результатах интимного разговора её и ящеров с тем дураком, — так же тихо откликнулась Маша.

Вот когда я ей остро позавидовала, — грустно заметила она. — Хотя, чего завидовать то. Я бы точно так не смогла. Для такого хладнокровия и жёсткости надо иметь настоящее дворянское воспитание, а не эти либеральные бредни о ценности человеческой жизни, всосанные в нашу плоть и кровь.

— Такое всасывают с детства, — задумавшись, рассеянно откликнулся Корней.

Ну! — обрывая сам себя, неожиданно отбросил он философский тон, мгновенно переходя на деловой. — Что ещё вызнали? Чем порадуешь?

— Увы!

Маша с искренним сожалением развела руками в стороны.

— Оказалось, он был мелкой пешкой. Простым "шептуном", как у вас здесь про таких говорят. А рыбу покрупнее, как волной смыло. Сразу же после того, как Белла схватила этого болтуна. Весь город Белла вместе с ящерами буквально перевернула, и ни следа! За пару часов, как в воздухе растворились. Никого!

Вот тогда то и пошли на спад всякие разговоры, и обо мне в том числе. А потом и вообще прекратились. Видать, золотой источник иссяк, — с кривой улыбкой Маша задумчиво уставилась на залив.

Кстати, тот же Голова самолично ручку свою приложил, чтобы прекратить все разговоры и пресечь болтовню. Но всё равно я ему, гаду не прощу. Ничего не прощу, пусть он потом и опомнился.

— Ну что ж, — Корней, став рядом, приобнял свою жену за плечи. — Возвращамся к нашим баранам. Я так понимаю, что касса в банке окончательно пуста?

— Ты не ошибаешься, — грустно улыбнулась Маша, невесело глядя на него.

Потрясающе, — покачала она головой. — Как быстро, буквально, как мышиный бздох, может раствориться в воздухе несколько большущих сундуков с серебром и золотом. Как неизвестно куда, словно в прорву исчезают наши огромные рюкзаки с дорогущим жемчугом. Как, словно в кислоте растворяются тяжеленные слитки Пашиного серебра…

Остановившись вдруг прямо посреди разбросанных вокруг куч новеньких, не успевших ещё посереть досок, она грустно посмотрела на своего мужа: