Мастера детектива. Выпуск 3 - Сименон Жорж - Страница 58
- Предыдущая
- 58/195
- Следующая
Грязным типом он обзывал вылощенного до блеска Дюкупа! Иногда он говорил, как и все, интересовался подробностями.
— А много будет народу? Правда, что из Парижа приедут журналисты?
Дюкуп в конце концов устал и, воспользовавшись рождественскими каникулами, укатил в горы отдохнуть.
От всего этого подступало к горлу, душило. Иной раз Лурса начинало казаться, что он живет не среди людей, а среди их теней.
Уже трижды после начала событий отец и сын Дайа, колбасники, затевали драку, колотили друг друга руками, ногами.
— Ты меня не запугаешь! — кричал сын.
— Ах ты, грязный ворюга!..
— Будто сам воровать не умеешь!
Приходилось вмешиваться посторонним. Один раз вызывали даже полицию, так как папаша разбил сыну в кровь губу.
А к Детриво, которого отыскали в Париже и который ни за какие блага мира не соглашался возвращаться в Мулен, потому что, по его словам, он там умрет от стыда, уехал его отец, кассир. Оба они порешили, что юноша, не дожидаясь призыва, немедленно поступит на военную службу.
Теперь он служил в интендантстве Орлеана и ходил в чересчур длинной шинели, очевидно, все такой же — в очках и с прыщами на физиономии.
Четыре допроса и одна очная ставка с Маню.
«Сам не понимаю, как я мог это сделать. Я дал себя завлечь. Я всегда отказывался красть деньги, даже у родителей…»
Историю с кражами потушили. Отец Эдмона Доссена расплатился за всех. Торговцам дали отступного, и те не подали жалобы. Местная газета молчала.
Тем не менее в городе было несколько человек, на которых при встрече оборачивались. Можно было даже сказать, что существует два города, два Мулена: один живет неизвестно зачем, без смысла и цели, и другой, для которого дело Маню было как бы неким стержнем, весь в тайниках мрака, полный самых неожиданных персонажей; вот их–то Лурса и извлекал на свет Божий, а затем заводил новую папку с именем одного из них на обложке.
— Не слишком ли ты будешь завтра усталой?
Николь насмешливо улыбнулась. Разве когда–нибудь показывала она при посторонних хоть малейшую усталость или уныние? Она сбивала с толку именно тем, что всегда оставалась сама собой, невозмутимая, упрямая; казалось, даже в округлых линиях ее лица и фигуры было что–то вызывающее.
Николь не похудела. Никуда не поехала на рождественские каникулы. Каждый вечер отец, вернувшись из суда, заставал дочь у себя в кабинете в неизменно ровном расположении духа.
Она взяла последнюю папку, лежавшую поодаль от других, где находился всего один листок дешевенькой почтовой бумаги, какую продают в бакалейных лавочках. Почерк был женский, неинтеллигентный, чернила водянистые, такие обычно бывают на почте или в кафе, перо плохое, так как вокруг букв синели чернильные брызги.
«Мсье, Вы совершенно справедливо утверждаете, что Маню не виноват. Не расстраивайтесь из–за него. Я знаю, кто убил Большого Луи. Если Маню осудят, я назову убийцу».
Письмо пришло по почте на второй день Рождества, и все розыски, в частности те, которые проводились полицией по требованию Лурса, не дали результатов.
Сначала он подумал об Анжели, прежней их горничной, которая приходила его шантажировать и которую Лурса чуть было не заподозрил в убийстве Большого Луи.
Аюкель устроилась работать в одно кафе в Невере. Он специально ездил туда, чтобы получить образчик ее почерка.
Оказалось, не она.
Тогда Лурса вспомнил о подружке Большого Луи, об этой женщине, которая жила в окрестностях Онфлёра и которой покойный посылал деньги. Тот же результат!
Полиция искала адресата в обоих публичных домах Мулена, потому что нередко убийца, не зная, кому открыть душу, пускается в откровенности с девицами.
Дюкуп утверждал, что это грубая шутка, если не дурно пахнущий маневр защиты.
Ждали второго письма: те, что шлют такие послания, редко ограничиваются одним.
И вот нынче ночью — было уже без десяти час — Николь и Лурса вдруг вскочили с места, переглянулись; в передней изо всех сил зазвонил колокольчик.
Лурса быстро вышел из кабинета. Спустился по лестнице, прошел через прихожую, нащупал засов.
— Увидел свет, вот и решил… — раздался голос, и Лурса сразу его узнал.
В переднюю ввалился Джо Боксер и пророкотал:
— Можете уделить мне минуточку для разговора?
Лурса десятки раз заглядывал вечерами в «Боксинг–бар», но Джо никогда еще не переступал порога их дома и поэтому первым делом с невольным чувством любопытства огляделся вокруг. В кабинете он поздоровался с Николь и остановился в нерешительности, не зная, сесть ему или лучше постоять.
— Боюсь, что я сделал глупость, — проговорил он, присаживаясь на самый краешек письменного стола. — Вы сейчас меня отругаете и будете совершенно правы.
Он взял сигарету из протянутой Лурса пачки, оценивающим взглядом оглядел стопку папок.
— Вы сами знаете, как бывает вечерами в бистро: то густо, то пусто сегодня, например, сидели мы вчетвером. Помните Адель, полное ее имя Адель Пигасс, такая косоглазенькая, она обычно стоит на углу нашей улицы. Живет она с ярмарочным борцом, с Жэном из Бордо, и он тоже с ней пришел. Потом явилась Фляжка, толстуха, — у той особая клиентура, та больше по солдатам… Сели мы играть в карты, чинно–благородно, просто чтобы провести время. Сам не знаю почему, я вдруг сказал: «А адвокат славный малый. Он дал мне пропуск…» Потому что вас мы промеж себя зовем адвокатом. И тут Адель спрашивает, какой пропуск, не в суд ли. И просит, не могу ли я ей тоже пропуск достать. Я отвечаю, что это, мол, очень трудно, потому что всем хочется попасть. Вот ту–то у нас вышла перепалка.
«Мог бы, говорит, позаботиться о друзьях».
«Взяла бы, говорю, да и попросила сама».
«Уж если кому идти в суд, так не тебе, а мне».
«Интересно знать, почему это?»
«Потому!»
Представляете? А игра идет!
«И ты бы встала в восемь часов, чтобы идти в суд?»
Я, конечно, очень удивился, потому и спросил.
«Ясно, встала бы!»
«Так она тебе и встанет, — заворчал Жэн. — Давайте играть, нельзя ли без разговорчиков?»
«Раз я сказала, значит, так я и сделала бы. Если бы я хотела получить пропуск, мне бы его скорее, чем кому другому, дали».
«Интересно узнать, почему это?»
«Да еще в первом ряду!»
«Может, прямо с судьями сядешь?»
«Со свидетелями!»
«Во–первых, свидетели сидят не в первом ряду, а в соседней комнате. А во–вторых, какой из тебя свидетель…»
«Только потому, что не хочу свидетелем быть…»
«Потому что тебе сказать нечего».
«Да ладно, давайте играть».
«Чего ты выдумываешь?»
«Я? Я выдумываю?»
И пошло. Жэн на нее так странно глядит. Надо сказать, что Адель не ломака какая–нибудь. Кончили игру. Я поставил им по последнему стаканчику. Тут Адель объявляет:
«За здоровье убийцы!»
«А ты хоть знаешь убийцу?»
«Еще бы не знаю!»
«Ну? Ну?»
Тут Фляжка вздохнула:
«Неужели вы не видите, что Адель просто похваляется?»
А я, сами понимаете, вот прямо чувствую, что Адель не такая, как всегда. И подзадориваю ее. Я–то знаю, как с ней надо обращаться. Сделал вид, что не верю.
«Конечно, я его знаю. Знаю даже, куда он закинул свой револьвер».
«Куда?»
«Не скажу… Вечером, когда он уже не мог молчать…»
«Ты с ним спала, что ли?»
«Три раза».
«А кто он?»
«Не скажу».
«Ему не скажешь, а мне скажешь!» — это Жэн говорит.
«А тебе и подавно».
Тут я свалял дурака. Уж больно разгорячился. Напомнил Адель, что она мне должна кругленькую сумму, и еще, что летом, когда ей нечего было есть, так я кормил ее сандвичами и денег не брал.
«Если ты мне скажешь…»
«Не скажу!»
Хлоп! Это я не удержался и влепил ей пощечину. Крикнул, что глаза бы мои на нее не глядели, что она дрянь неблагодарная, что она… Мне так хотелось узнать, что я начал ее крыть, сам уж не помню чего наговорил. И под конец выставил за дверь, а заодно и Жэна, потому что он встал на ее сторону. А ведь Жэн знает, что мне есть что про него рассказать… Ну, словом, это уже другая история, и что Жэн наделал — это нас с вами не касается… Так вот оно и вышло. Остались мы с Фляжкой, сидим, смотрим друг на друга, и думаю я, правильно ли я сделал. Тут я решил: раз завтра эта штука начинается, может быть, вы еще не спите…
- Предыдущая
- 58/195
- Следующая
