Сэр Евгений. Дилогия - Тюрин Виктор Иванович - Страница 41

Первое, что я почувствовал, было удивление. Китаец великолепно говорил по‑английски. Второе чувство ‑ любопытство. Мне было до жути интересно, что китайцам от меня нужно.

‑ Говори!

‑ Меня зовут Лю Синь. Я знаю пять языков, умею играть на духовых и струнных инструментах, в шашки, шахматы и го. Умею читать, писать и поддерживать разговор на различные темы. Знаю лечебные травы и в случае болезни могу приготовить нужные настои и отвары. Я хотел спросить у доброго господина: откуда вы знаете о нашей стране, Китае?

Длинный список достоинств в достаточной степени произвел на меня впечатление, и даже больше того, хотя бы потому, что я всегда с уважением относился к людям, знавшим иностранные языки. А тут целых пять!

'Что он спросил? А, Китай!'.

‑ Гм! Откуда знаю? ‑ я покосился на своих телохранителей, не зная как соврать половчее, как вдруг неожиданно понял, что надо говорить. ‑ У аббата, в одном монастыре, книга о путешествиях в другие страны была. Гм… Мы с ним ее как‑то смотрели… Так там было и про Китай. Пекин ‑ столица вашей страны. Э‑э… империи. А может… еще и не столица. Рисовые поля. Монастырь Шаолинь. Кун‑фу… Южный и северный стили… Китайские зонтики. Порох… Еще бумагу вы придумали… Шелк. О, вспомнил ‑ великий шелковый путь! От вас в Индию. Вроде, на вас еще монголы наехали,… э… напали? Или… нет. Точно… не помню.

Теперь пришла очередь удивляться китайцу.

‑ Вы читаете такие умные книги, добрый господин?!

‑ Э‑э… Не то что бы читаю… В общем… Можно сказать и так, ‑ отвечая, я осторожно скосил глаза на своих людей.

'Опять удивил человека. И кто меня за язык тянет!'.

‑ Господин, после того, как мы покинули пределы Флоренции, мы не встретили ни одного человека, который хоть что‑то слышал о Китае.

'Мне только научных споров по географии не хватает!'.

‑ Гм! Мы отвлеклись! Так что ты хотел от меня?!

‑ Милостивый господин, не смею терзать ваш драгоценный слух своей неуместной просьбой, но все же позвольте мне ее высказать, ‑ китаец снова уткнулся лицом в землю.

‑ Хватит кланяться! Говор!

‑ Возьмите нас к себе на службу, достопочтенный господин.

Слева от меня послышался короткий смешок моего оруженосца, такие же злые смешки раздались среди артистов. Я уже был достаточно осведомлен о социальной лестнице средневековья, чтобы понять, чем вызван подобный смех. Дело в том, что бродячие артисты в средние века, стояли лишь на ступеньку выше, чем воры и бандиты. Еще в одной из наших бесед аббат упомянул имя Бертольда Регенсбургского, одного из известных церковных проповедников. Именно его слова мне сейчас пришли в голову: 'все люди мира входят в единую семью Христову, кроме евреев, жонглеров и бродяг, которые, в свою очередь, лишены возможности приобщиться к семье Христовой, и поэтому входят 'в семью дьявола'. Откликом этой речи и подобных ей проповедей и были сейчас смешки и хихиканье в толпе артистов. Естественной реакцией гербового дворянина на наглую просьбу бродяги ‑ артиста было бы отдать приказ высечь, забывших свое место, 'слуг дьявола', но я был новый рыцарь, не вписывающийся в жесткие рамки знатного происхождения и не соответствующий понятиям рыцарского кодекса. К тому же мне было интересно, что же они во мне такого нашли, чтобы вот так взять и попроситься в услужение.

‑ Почему ты считаешь, что вы мне нужны?!

‑ Я могу быть переводчиком, так как из пяти языков, которые я знаю ‑ три европейских. Английский, французский и итальянский. Еще я неплохой врач. Могу грамотно составить и написать письмо.

‑ А я, можно подумать, не могу! Писарь, ты наш образованный!

Не успел я съязвить, как понял, что опять сказал лишнее. Грамота и наемник ‑ понятия практически несовместимые. Да и Джеффри с Хью… Но исправлять что‑либо было поздно, поэтому я только зло буркнул: ‑ А остальные что умеют?!

‑ Мои братья могут служить не только в качестве слуг, но и охранников. Они отличные бойцы. Старший мой брат мастер кун‑фу, средний ‑ мастер клинка.

Некоторое время я его еще спрашивал, но уже того, что я услышал, мне было вполне достаточно для того, чтобы дать согласие взять их в услужение. Даже моих жалких знаний об истории Китая того времени вполне хватило оценить их возможности, а значит, иметь возможность использовать их в дальнейшем к своей выгоде. Я помнил, что медицина у китайцев в те времена была на голову выше, чем у европейцев.

'К тому же знают травы. Все трое разбираются в колотых и резаных ранах, также ‑ в переломах и растяжениях'.

Наш разговор подвел меня к еще одной мысли. Впрочем, умом к ней я подходил и раньше, но никогда не доводил до логического завершения. Занятие ушу в древнем Китае было таким же ремеслом, что работа пекаря или плотника. Понятие как 'спорт' или комплекс упражнений для оздоровления организма у них просто не существовало, и уж тем более заниматься этим просто для развлечения. Отсюда можно легко прийти к выводу: люди в то время занимались боевыми искусствами не ради физического совершенства, а потому, что так было проще выжить, легче расправиться с врагом, заработать деньги. Здесь не пахло ни возвышенной философией, ни благородством целей. Перед тобою враг ‑ убей его! Ведь ты для этого тренировался!

'Если все так, как он говорит, то для меня китайцы станут вроде спрятанного в рукаве кинжала. Кстати, один из них ‑ профессиональный военный. Его советы могут мне помочь, если моя мечта о собственном отряде когда‑нибудь осуществиться'.

‑ Так вы, значит, братья? И средний брат, говоришь, мастер клинка? Не очень‑то он на него похож!

‑ Господин, поверьте мне, он был офицером в императорской армии.

Мне бы поинтересоваться, почему он был офицером, но мои мысли уже неслись вскачь.

'Профессиональный военный! Класс! То, что надо!'.

‑ И последний вопрос. Почему именно ко мне вы хотите пойти на службу? Разве до меня мало вы встречали благородных?

‑ Добрый господин, встречали. Но вы первый, кто знает о нашей стране, и отнесся к нам без предубеждения.

‑ Ты, похоже, меня убедил. Я беру вас!

Любой совершенный поступок, как хороший, так и плохой, имеет последствия. Если в большинстве случаев они проявляются со временем, и не всегда сказываются на людях, которые их совершили, то в этом случае мой поступок можно назвать исключением, так как его последствия не заставили себя долго ждать. Катализатором столь бурной реакции на мои слова неожиданно стал Питер 'Силач'. Его оскорбленное самолюбие, дикая злоба и слепая уверенность в своей силе затмили его разум, дав волю животным инстинктам. Подобной вспышке могла быть только одна причина: деньги, которые приносили ему китайцы. Только из‑за этого он их терпел, как и связанные с ними проблемы. А тут они взяли и заявили, что уходят. Все это тут же вылилось в его диком реве: ‑ Они так просто не уйдут!! Сначала я выпущу им кишки!!