Удар молнии - Макбейн Эд - Страница 50
- Предыдущая
- 50/56
- Следующая
Он налетел на нее сзади, зажав левой рукой шею и оторвав от земли. Падая, она успела сунуть руку под мышку и схватиться за пистолет. Кошка взвизгнула и соскочила с крышки мусорного бака, прошмыгнув между ног и растворившись в пелене дождя.
— Привет, Мэри, — почти шепотом произнес он, а она обнажила пистолет.
— У меня тут нож есть, Мэри, — правая его рука внезапно дернулась вверх, и она почувствовала, как в ребра ей, слева, там, где сердце, уткнулся острый металлический стержень.
— Брось пистолет, Мэри, — продолжал он. — Ты ведь не рассталась с ним, правда? Старый дружок, я его еще с прошлого раза помню. Ну так и брось его, резких движений не делай, мягко, медленно, брось его на землю, Мэри.
Он надавил на рукоятку ножа. Острие прокололо тонкую плащевую ткань, а за ней блузку и уперлось в ребра. Левой рукой он все еще держал ее за шею, не давая пошевелиться. В руке у нее был пистолет, но он держал ее слишком крепко, и к тому же острие ножа было все ближе и ближе.
— Ну! — прошипел он, и она разжала пальцы. Пистолет упал на землю. Молния прорезала ночную тьму. Раздался оглушительный удар грома.
Он потащил ее в глубину прохода, где было совсем темно, мимо мусорных баков, туда, где, возвышаясь в метре над землей, у стены стояла платформа, на которую опоражнивают содержимое баков. Сейчас она пустовала. Он легко приподнял ее и швырнул на платформу. Рука ее медленно потянулась к отворотам бот, где был спасительный браунинг.
— Не вынуждай меня пускать в ход нож.
Она выхватила пистолет и уже начала поднимать его, когда он ударил ее.
Она тут же выронила пистолет, а рука инстинктивно прижалась к щеке, на которой пламенем полыхал пожар. Пальцы тут же намокли, и она подумала было, что это просто дождь, но влага была липкой и густой, и она поняла, что это кровь. Он порезал ей щеку, кровь текла из щеки! И тут ее охватил страх, какого она еще никогда не испытывала.
— Ну вот, умница, — сказал он.
Снова сверкнула молния, и снова ударил гром. Теперь она ощущала нож у себя под платьем, не смея шелохнуться. Он словно дразнил ее, легонько поддевая ножом колготки. Она вся сжалась от ужаса, ожидая, что вот сейчас он снова пустит в ход нож, и на этот раз будет хуже, будет гораздо больнее. Раздался звук рвущегося нейлона. Он разрезал колготки, обнажив под ними пояс. Убедившись, что на ней сегодня много чего надето, он рассмеялся.
— Ага, поджидала меня? — все еще смеясь, сказал он и одним ударом разрезал пояс и трусы; теперь ничто не защищало ее от ночного холода, раздвинутые ноги дрожали, на лицо падал, смешиваясь с кровью, дождь и смывал кровь со щеки, которая все еще горела после удара. Ее глаза широко раскрылись от ужаса, когда он прижал лезвие ножа к влагалищу и спросил:
— Ну как, Мэри, хочешь, чтобы я и здесь немного поработал?
Она отчаянно затрясла головой: «Нет, пожалуйста, не надо». Сначала из горла вырвались какие-то нечленораздельные звуки, затем ей все же удалось выговорить:
— Нет, пожалуйста. — Она беспрестанно дрожала, ощущая, как нож медленно скользит по телу вверх и снова упирается в горло.
— Не надо, пожалуйста, не надо, довольно.
— Значит, не надо? А что надо? Может, ты хочешь, чтобы я тебя трахнул?
Она снова затрясла головой: нет, нет, не надо. Но вслух сказала: «Убери нож».
— Стало быть, ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, а, Мэри?
«Нет, ни за что», — пронеслось в голове.
— Да, — сказала она.
— А ну-ка, скажи это вслух, Мэри.
— Убери нож, — сказала она.
— Вслух!
— Да, трахни меня.
— Хочешь от меня ребенка, а, Мэри?
«О, Господи, да ни за что, — подумала она, — ни за что, никогда».
— Да, — сказала она. — Я хочу от тебя ребенка.
— А вот и врешь, — рассмеялся он.
Где-то совсем близко ударила молния, и тут же страшный грохот расколол небо надвое.
Она все знала. Знала, как выцарапывать глаза, как ослепить этого подонка, как взять в рот и внезапно изо всех сил укусить. Она знала это и многое другое, от чего насильнику ой как не поздоровится. Но к ее горлу был прижат нож.
Нож упирался в ложбинку, и она буквально слышала, как отчаянно бьется пульс. Он полоснул ее по лицу, она чувствовала, что щека все еще нестерпимо горит и из глубокого и длинного пореза не переставая течет кровь. Дождь поливал ее лицо и ноги, юбка задралась до самой талии, спиной она ощущала холодный мокрый бетон платформы. Тут она почувствовала, как он входит в ее стылое тело, и испугалась, что он порвет ей все внутри, словно нож не к горлу приставлен, а бесчинствует там, внизу.
Она дрожала от стыда, страха, и бессилия, ей было больно, она зарыдала, она умоляла его остановиться, но боялась кричать, потому что тогда нож вонзится ей в горло с такой же неизбежностью, с какой владелец ножа вонзился в нее саму. И когда по его телу пробежала последняя дрожь, а кончик ножа мелко-мелко запрыгал на горле, когда он обмяк, она подумала только: «Ну вот, наконец все. Кончил». И стыд жаркой волной снова нахлынул на нее, и она испытала чувство чудовищного унижения и зарыдала еще сильнее, презирая саму себя. В этот момент ей ясно открылось, что никакой она не полицейский на задании; лежит она здесь, в темноте, вся одежда порвана, ноги раздвинуты, и внутри чья-то сперма. Нет. Не полицейский, а испуганная жертва, беспомощная, поруганная женщина. Накатила немыслимая боль и тоска, и она изо всех сил зажмурилась.
— Ну, а теперь отправляйся делать свой аборт, — сказал он и откатился в сторону.
Где, интересно, пистолет, то есть пистолеты?
Она услышала его поспешно удаляющиеся шаги.
Она лежала, не открывая глаз, и боль ощущалась во всем теле, и сверху, и снизу.
Она еще долго лежала.
А потом, спотыкаясь, вышла на улицу и из ближайшей будки позвонила в полицию.
С очередным ударом грома, уже не слыша его, она упала без чувств на землю.
Глава 12
Энни пылала жаждой мести.
Зная, что случилось с Эйлин накануне вечером, представляя, как лежит она в разодранной одежде, истекая кровью, под дождем в этом проклятом закоулке, она только одно себе твердила: «Этого сукина сына надо остановить, и дай ей Бог выдержки не пристрелить его, когда попадется, даже не узнав его имени». О том, что произошло с Тедди Кареллой вчера днем в кабинете у Филипа Логана, она не знала; она и со Стивом-то была едва знакома, помнила только, что сидел там за столом в инспекторской Восемьдесят седьмого, когда она впервые там появилась, полицейский, похожий на китайца. Но если бы она знала кого-нибудь из них, если бы знала, что Тедди вчера прошла свое боевое крещение, сочла бы, что все сходится, только Эйлин пришлось куда круче, чем Тедди.
Сержант Мерчисон позвонил ровно без десяти восемь, через пять минут после того, как патрульная машина Восемьдесят седьмого приняла вызов и обнаружила Эйлин, без сознания лежащей на тротуаре около телефонной будки. Энни молча выслушала Мерчисона, поблагодарила его, надела плащ и вышла на улицу. Гроза кончилась, но дождь упорно лил. К тому времени, как она добралась до больницы, на щеку Эйлин уже наложили двенадцать швов. Дежурный врач сказал, что ей дали успокоительное и сейчас она спит. Пусть ночь побудет под наблюдением, ведь когда ее доставили в больницу, она была в шоковом состоянии. Доктор не разрешил Энни пройти в палату, как она ни настаивала. Энни пошла домой, и на всякий случай, было уже почти десять, набрала номер ГЦО. Никто не ответил. Тогда Энни позвонила по домашнему телефону Полли Флойд, директора организации, с которой она уже разговаривала вчера. И здесь никто не подходил. Она упорно повторяла звонки до полуночи и, не добившись успеха, попыталась заснуть. Но так и промаялась до утра.
В девять она снова позвонила в ГЦО, но там по-прежнему никого не было. И в девять пятнадцать, и в девять тридцать. Тогда она в очередной раз набрала домашний номер Полли Флойд. Насчитав десять гудков, Энни уже собиралась повесить трубку, но тут Полли наконец подошла к телефону. Энни сказала, что им нужно встретиться на работе у Полли. Та ответила, что по субботам они не работают, все закрыто. Энни настаивала. Полли отнекивалась.
- Предыдущая
- 50/56
- Следующая
