Тот, который колеблется - Макбейн Эд - Страница 11
- Предыдущая
- 11/31
- Следующая
– Мама сказала нам всем и каждому, – сообщила Амелия, – что если кто-нибудь из нас хоть раз прикоснется к этой гадости, то сделает из него калеку. А она зря не говорит. У меня мама сухощавая такая, но сделана из железа. Она предпочла бы, чтобы мы были мертвыми, чем наркоманами.
– А эту штуку легко достать? – полюбопытствовал Роджер.
– Если есть деньги, то и достать несложно. В этом городе, если есть деньги, всё можно достать.
– И Ральф то же говорил.
– Кто-кто, а этот Ральф всё знает. Это такой прожженный тип.
– Как бы там ни было, вот всё, что у меня осталось, – произнес Роджер и с этими словами запустил руку в карман и достал оттуда сложенную пачку купюр. Переложив их в левую руку, он снова залез в карман и достал оттуда мелочь. Мелочи было семьдесят два цента, а купюр – две по пять долларов и четыре по одному. – Итого, четырнадцать долларов семьдесят два цента, – закончил Роджер подсчет.
– Миллионер. Как вы и говорили.
– Точно.
– Точно, – в том ему произнесла Амелия.
– Чего бы вы сейчас хотели? – поинтересовался Роджер.
– Не знаю. А-а, вот: покажите-ка мне город. Покажите мне ваш, – Амелия подчеркнула последнее слово, – город.
– Мой город? Это не мой город, Амелия.
– Я имею в виду – город белого человека.
– Я не знаю разницы между его городом и вашим городом. Я здесь чужой.
– Который встречается с другом рядом с полицейским участком, – неожиданно сказала Амелия.
– Да, – промолвил Роджер и внимательно посмотрел на нее.
– И с которым так и не встретился.
– Не очень-то и хотелось.
– Нашли где искать друга – возле полицейского участка. Так, и куда вы меня поведете, мистер? В какую часть города? – поинтересовалась Амелия.
– Я знаю, куда, – решительно произнес Роджер.
– Так куда же?
– Здесь есть место, куда мне давно хотелось попасть. В первый раз мать привезла меня в этот город, когда мне было десять лет, и мы ещё в тот раз собирались поехать туда, но в тот день пошел дождь. Пойдемте, – сказал Роджер и взял Амелию за руку.
– Куда? – спросила она.
– Пошли, пошли.
Чертово колесо бездействовало, американские горки с их деревянными опорами темнели на фоне неприветливого февральского неба, и не доносилось оттуда ни грохота тележек, ни криков и визга подростков. Дощатые пешеходные дорожки, проходившие через пляж, были прочно прикреплены к опорным столбам, чтобы их не сорвало ветром, который завывал над океаном, поднимал песчаные вихри на берегу, раскачивал ограждения из металлических труб и отчаянно набрасывался на промокшие и обветренные деревянные сооружения. Прошлогодняя газета, выцветшая и порванная, взлетела в воздух и, словно странная птица, испуганно бьющая крыльями, закружила над минаретами аттракциона под названием «Тысяча и одна ночь». Всевозможные качели и карусели были зачехлены и, молчаливые и неподвижные, дожидались весны, а ветер трепал брезентовые чехлы аттракционом, стараясь сорвать их, свистел в металлических конструкциях. Не было слышно зычных голосов зазывал, предлагающих сыграть на деньги либо попробовать свою силу и мастерство в играх, не раздавались крики продавцов бутербродов с сосисками или пиццы и вообще до ушей Роджера и Амелии не доносилось никаких иных звуков, кроме завываний ветра и шума прибоя.
Вдоль дощатой дорожки были расставлены облупившиеся зеленые скамейки.
В дальнем конце деревянного настила неподвижно стоял старик и смотрел на океан.
– Вы здесь раньше никогда не были? – спросила Амелия.
– Нет, – ответил Роджер.
– Тогда вы выбрали чудесное время приехать сюда.
– Тут сейчас, как в фильме ужасов, правда? – сказал Роджер и вспомнил о вчерашнем дне и о Молли.
– Мы здесь стоим сейчас, будто на краю света, – оценила обстановку Амелия, а Роджер с любопытством повернулся к ней и посмотрел на нее. – Что такое? – спросила она.
– Не знаю. Вот вы сейчас сказали... Минуту назад у меня тоже было такое же чувство, будто оба мы стоим на краю света.
– Не оба, а трое.
– Что? Ах, да, ещё старик.
– Этот старик – вроде моей дуэньи, – промолвила Амелия.
– А что это такое?
– Дуэнья? Это испанское слово. В Испании, когда молодая девушка выходит на прогулку с парнем, она должна взять с собой дуэнью, обычно тетю или ещё какую родственницу, чтобы она сопровождала её. Это мне папа рассказывал. Он ведь испанец, я вам говорила?
– Да.
– То есть не пуэрториканец, а именно испанец.
– А какая разница?
– О, в этом городе – это большая разница. В этом городе очень плохо быть цветным, но самое плохое – это быть пуэрториканцем.
– Почему это?
– Я не знаю, – задумчиво промолвила Амелия и пожал плечами. – По-моему, сейчас модно – ненавидеть именно пуэрториканцев. – Она засмеялась, Роджер – вместе с ней. – Имя моего отца – Хуан. Хуан Перес. Мы, дети, любим окружить его и спрашивать, как у него идут дела с колумбийским кофе. Вы, наверно, видели такую телерекламу. На самом деле там Хуан Валдес, но очень похоже. А отцу нравится, когда вокруг него собираются дети и тормошат его. Он в таких случаях отвечает, что дела с кофе идут хорошо, потому что он собирает зерна под самым лучшим деревом – и указывает при этом на свою испанскую шляпу с широкими полями. Он действительно из самой Испании, из маленького городка неподалеку от Мадрида, он называется Бриуэга. Вы слышали когда-нибудь о нем?
– Бри... как?
– Бриуэга.
– Как вы говорите? Бри...
– Бриуэга.
– Под Хадлсуортом, да?
– Под Мадридом.
– Ну да, там ещё любят бой верблюдов.
– Бой быков.
– Как же, слышал, – сказал Роджер, и Амелия засмеялась. – Ну вот, приехали мы сюда. И что дальше? – спросил он.
Амелия пожал плечами и предположила:
– Целоваться, наверно?
– Вам этого хочется?
– Нет, честно говоря. Еще очень светло. Однако должна вам признаться...
– Да-а?
– Меня разбирает любопытство: что это такое – целоваться с белым.
– И меня тоже.
– В смысле – с цветной девушкой?
– Да.
– Да-а?
Оба замолчали, глядя на волны океана. Ветер трепал полы их одежды. Старик в дальнем конце дощатой пешеходной дорожки по-прежнему стоял неподвижно, словно ледяная статуя.
– Вы как думаете, старик не будет возражать? – спросила Амелия.
– Думаю, не будет.
– Тогда... – произнесла она.
– Тогда?
– Тогда начали.
Она повернулась к нему, а он обнял её, нагнулся и поцеловал в губы, очень нежно.
И снова вспомнил предыдущий день и Молли. Роджер отстранился от Амелии и посмотрел ей в лицо, а Амелия перевела дыхание, коротко вздохнула, затем загадочно улыбнулась и, пожав плечами, произнесла:
– Мне понравилось.
– И мне.
– Думаете, старик будет возражать, если мы повторим?
– Не думаю, – предположил Роджер.
Они снова поцеловались. Губы у Амелии были влажными. Роджер слегка отстранился и снова взглянул на нее. Амелия пристально смотрела на Роджера своими темно-карими глазами, взгляд которых был серьезным и вопрошающим.
– Похоже не помешательство... – прошептала она.
– Да.
– ...Стоять здесь на этом настиле, под вой ветра...
– Ага.
– ...И целоваться, – закончила она фразу изменившимся, очень низким голосом.
– Да.
– И ещё этот старик смотрит на нас.
– Ничего он не смотрит.
– И на краю света... – Тут Амелия неожиданно Амелия переменила тему. – Я даже не знаю, кто вы.
– Меня зовут Роджер Брум.
– Да, но что вы за человек?
– А что вы хотите знать?
– Ну, сколько вам лет?
– Двадцать семь.
– А мне двадцать два. – Она сделала паузу. – Потом, откуда знать... – Она не закончила мысль и замотала головой.
– Что?
– Откуда я знаю, может, вы... – Она пожал плечами. – Ну-у, этот... Вы же хотели знать, где находится полицейский участок.
– Да, верно.
– И хотели встретиться с другом, сказали. А потом снова пришли в аптеку, и ни с каким другом не встречались. Вот я и говорю: откуда мне знать... ну откуда мне знать, вдруг вы влипли в какую-то историю?
- Предыдущая
- 11/31
- Следующая