Карьеристки - Бэгшоу Луиза - Страница 38

Кого он пытался обмануть? Джо с самого начала собирался погубить ее, и теперь вот, пожалуйста, как раз этим он и занимается. А ему, Розену, и как любовнику Топаз, и как начальнику, следовало проявить жесткость и отказать ей в праве участвовать в игре. А теперь спросят его личное мнение, и он должен будет сказать…

Да, его вина, его ошибка, и бедняжке Топаз придется расплачиваться. Он же вывалил на нее тонну кирпичей, этот Голдштейн, и каково ей теперь перед коллегами?

— …если это в динарах и в долларах, — заключил Голдштейн под доброжелательный смех и аплодисменты и направился в кресло рядом с Топаз, протягивая ей руку и садясь. Она быстро пожала ее, избегая смотреть в лицо, пробормотала поздравления. Сидящие за столом члены совета что-то писали на листках бумаги, но по добродушным улыбкам было ясно их мнение.

Он прекрасно выглядел, призналась Топаз. Совершенно замечательно. Жаль, что он такой подонок, красивый самоуверенный сукин сын.

— А теперь, — сказал председательствующий, — правление заслушает мисс Топаз Росси, редактора журнала «Герлфренд», журналистку, пишущую для многих наших изданий. Мисс Росси, пожалуйста.

Топаз встала, на нее смотрело семь пар глаз, в которых она заметила гораздо большее, чем просто вежливый интерес.

— Выступление мистера Голдштейна — самый лучший, самый замечательный пример экономического анализа, который мне когда-либо доводилось слышать, — начала Топаз ясным голосом. — И если бы он претендовал на работу ведущего корреспондента или старшего литсотрудника, он, безусловно, мог бы занять это место.

Она помолчала.

— Но не дело редактора писать в журнал. Я как-то ужинала с мистером Голдштейном в прошлом месяце и призналась, что я не такой уж эксперт в экономике, я эксперт по продаже журналов. И это действительно так.

Семь пар глаз смотрели с явным интересом.

— Работа редактора — редактора, — если вы не против, в «Экономик мансли» не должна заключаться в объяснении сути соглашения по тарифам и торговле. Его задача в том, чтобы переманивать рекламу из журналов «Экономист» и «Бизнес уик» и за счет ее повышать тираж. Именно это я и буду делать.

«Черт побери», — подумал Натан Розен.

Все слушали Топаз Росси очень сосредоточенно.

О соперничестве Топаз Росси и Ровены Гордон всем стало известно из публикации Мариссы Мэттьюз в пятничной светской колонке. Увидев Топаз и Натана, вместе явившихся на публику, и услышав о происшедшем в «Экономик мансли», Марисса не стеснялась в выражениях по поводy обеих девиц. «Кошачья драка на приеме года! Сотрудница «Мьюзика рекордс» ставит в неловкое положение своего босса!.. Огненно-рыжая Топаз Росси… Намек на любовные шашни с интервьюируемыми. Мы же помним таинственное эксклюзивное интервью с Дэвидом Левиным?.. Осторожно, Манхэттен! На сцену выходят карьеристки!»

— Смешно! — раздраженно сказала Топаз, швыряя газету на кухонный стол и набирая номер домашнего телефона Мариссы Мэттьюз. — Что все это значит? — строго спросила она.

— А кто это, скажите, пожалуйста, — пробормотала Мэттьюз, будто не узнав.

— Это Топаз Росси! — в бешенстве заорала Топаз.

— Дорогая, — проникновенно пропела Марисса. — Ты немного расстроена колонкой?

— Марисса, я…

— Журналистская честность, лапочка. Кому, как не тебе, понять это. Вспомни, что ты сделала с Дэвидом Левиным, потрясающей кинозвездой.

— Так он истязатель женщин, — резко бросила Топаз, в полной ярости от такого сравнения.

— Ну, дорогая, по крайней мере я не разрушила твою карьеру. Я написала правду, как ты и твоя подруга устроили сцену на приеме у нашей дорогой Элизабет, сцена была весьма драматическая. Ваша замечательная беседа о территории, о любовных шашнях с героями интервью… Дело не в том, что я лично верю в это, но скажу честно, до сих пор все удивляются, как ты раздобыла те факты, во всяком случае, именно то интервью дало сказочный толчок твоей карьере. У меня есть обязательства перед читателем. — Она нарочито помолчала и добавила: — Перед многими миллионами читателей. Особенно в Нью-Йорке. Я хочу сказать, дорогая, в нашем городе все, кто что-то собой представляет, обязательно читают…

Топаз с отвращением швырнула трубку.

— Забавно, — сказал Майкл. — Вообще это весьма своеобразный способ заявить о себе. У тебя что-то было с той девушкой?

— Не хочу говорить о ней, — сказала Ровена.

Ее телефон не унимался весь день. Звонили репортеры, просившие интервью для разных журналов по поводу материала «Соперницы».

Кребс кивнул. Да, такая история — дурное предзнаменование.

— А Оберман что-нибудь сказал?

— Да, — коротко ответила она.

Ее боссу каждую неделю пересылали пятничную светскую колонку по факсу, и конечно, он не обрадовался — его недавно назначенный директор дебютировала, по словам автора, сучьей схваткой во время самого важного события года. Он прочел ей лекцию о поведении и закончил:

— Ты знаешь, Ровена, многим в нашей сфере и так не понравилось, что я назначил женщину на такой пост. Не осложняй мне дело, не подкидывай им патронов…

Она сгорала от стыда — шеф совершенно прав.

— Забудь, — посоветовал Кребс. — И так хватает проблем с твоим предприятием. Я знаю, как было нелегко.

— Да и сейчас тоже.

— Я мог бы помочь, — предложил Майкл, отводя прядь волос с ее глаз, и она почувствовала прикосновение холодного металла обручального кольца к виску.

— Это мои проблемы. Я улажу. Я справлюсь, — сказала Ровена, но в глубине сознания промелькнуло: «Если смогу».

Бум! «Атомик масс» — везде. На самом деле везде.

В витринах магазинов, на рекламных страницах музыкальных журналов, на афишах по всему городу — фотография ребят, сгрудившихся на фоне стены и уставившихся прямо в камеру, как пять длинноволосых вариантов Джеймса Дина. В подписи одно слово: «Идут!»

Эм-ти-ви получило эксклюзивное право показа видео и максимально пользовалось им. Боже мой, действительно крутили и крутили, как ни включишь — они.

Зак Фриман держит гитару как грозное оружие.

Алекс Секстон, бренчащий на бас-гитаре и высматривающий девушек в первом ряду. Несовершеннолетние, с сильно подведенными глазами — черным, как модно в их среде. Камера выхватывала женщин постарше, несколько старомодных, но явно испытывающих сильное сексуальное возбуждение от этой музыки.

Марк Томас набрасывался на барабан. Камера наезжала на парней, кричавших и вопивших, доведенных до экстаза.

Джейк Уильямс, ритм-гитара, выдавал такое, во что трудно было поверить.

И Джо Хантер, солист с взъерошенными каштановыми волосами, красивый, со слегка раскосыми глазами, полностью контролировавший сцену, расхаживал по ней, как дикая пантера, весь — воплощение молодости и полное отсутствие опыта. Но он и не нуждался в нем.

Он был естественным.

Он был звездой.

— А на радио? Нам нужно, чтобы и радио тоже, — волновался Джош, позвонив ей в первый же день когда «Уорнерз» проложили путь на радио.

— Оберман, — успокаивала его Ровена, — на радио тоже. И в Нью-Йорке список хитов открывается их песней. А песня потрясающая.

— А как насчет Далласа, Чикаго, Миннесоты? — спросил Джош, позвонив на следующий день. — «Уорнерз» клянутся, мол, там тоже. Но они-то будут клясться. Лучше ты мне скажи.

— Песня прорывается и распространяется, как зараза, — уверила его Ровена.

— Знаешь что? Забудь оксфордское воспитание, твой словарь должен свестись к двум фразам: «Это хит». «Это не хит».

— Это, — твердо сказала Ровена, — хит.

Оберман рассмеялся, его раскатистый хохот пронесся через Атлантику.

— Думаю, ты права. Этот мерзавец Кребс! Я-то считал, он нам делает услугу, а он тоже открыватель талантов. Теперь и он получит свои пять процентов, сукин сын! Я давно знаю этого парня. Вообще мне следовало догадаться.

Ровена не могла промолчать.