Такова любовь - Макбейн Эд - Страница 15

• Предыдущая
• 15/36
• Следующая

Жизнь восемьдесят седьмого полицейского участка очень часто связана с фактами смерти. Он заглянул в безжизненные глаза Клэр Таундсенд тринадцатого октября прошлого года. С тех пор видел мертвые глаза более тридцати жертв – мужчин и женщин – и всегда видел в них одно и то же: все смотрели умоляюще, казалось, их насильно лишили того, с чем они не были готовы расстаться. Казалось, они умоляли, чтобы это им вернули. Казалось, они молча взывали:

– Пожалуйста, верните меня, я еще не готов!

Обстоятельства смерти всегда были разными: он входил в комнату человека с ножом в черепе, он смотрел на растерзанную жертву наезда, он открывал дверь чулана и находил труп молодой девушки с затянутой на шее веревкой, повесившейся на перекладине для одежды, или алкоголика, упившегося до смерти в подъезде борделя, – обстоятельства всегда были различными, а глаза – одинаковыми.

– Пожалуйста, верните ее мне, я не был готов, – казалось, взывали они.

И каждый раз, вглядываясь в другую пару глаз, он отворачивался, потому что всегда помнил Клэр Таундсенд, лежащую на полу книжного магазина, ее блузку, залитую ярко-красной кровью, открытую книгу на ее лице, собственные руки, поднявшие ее, и свои глаза, заглянувшие в ее мертвые, широко открытые – этот образ неожиданно и навсегда отпечатался в его мозгу и он стал бесчувственным и немым. В течение нескольких минут он, обычно ничего не соображал, он мог только отвернуться от каждого нового трупа и неподвижным взглядом разглядывать стену, как оглушенный, в то время как в его напряженном мозгу невидимый проектор прокручивал кадр за кадром свой собственный фильм ужасов, и ему хотелось кричать, и он сдерживался, до боли стиснув зубы.

Смерть означала для Клинга одно – Клэр Таундсенд. Ежедневно сталкиваясь со смертью, он постоянно вспоминал Клэр. И каждый раз его сердце сжималось в кулак так крепко, что он не мог открыться, не мог позволить себе расслабиться. Вместо этого он уходил в себя, вздрагивая от каждой неприятности, устало, как должное, нес груз памяти, не принимая сочувствия, оставив надежду, думая, что будущее будет таким же пустым и унылым, как и настоящее.

В тот день в крошечном офисе Майкла Тейера в Брио Билдинг ситуация была похожа на простое уравнение. Чувствуя дискомфорт в присутствии Клинга и Тейера, Хейз беспристрастно думал про себя, что знает причину своего состояния, но не испытывает никакой радости от того, что все понимает. Говорить об Ирэн Тейер означало говорить с ним о смерти, а смерть – это Клэр Таундсенд. Решить это элементарное уравнение не составляло труда – в маленькой комнате обстановка была накалена до предела.

Комната находилась на шестом этаже здания. В ней было единственное окно, открытое апрельскому ветерку. Письменный стол, конторка с папками для бумаг, телефон, календарь да два стула. Майкл Тейер сидел на одном из них за столом, Хейз – на другом, напротив. Клинг, весь напрягшись как натянутая струна, стоял рядом с Хейзом, готовый в любую минуту развернуться и прыгнуть через всю комнату и через стол, скажи Тейер что-то не то. Пачка готовых поздравительных открыток со стишками, прислоненная к пишущей машинке, была аккуратно сложена столбиком. В машинке был заложен лист с незаконченными виршами.

– Мы делаем работу заранее, – пояснил Тейер. – Я уже готовлю поздравления к предстоящему дню Святого Валентина.

– А вам не трудно работать сразу же после похорон, мистер Тейер? – поинтересовался Клинг.

Вопрос был настолько жестоким и бессердечным, что Хейз испытал неодолимое желание заткнуть ему рот и дать по зубам. Какое-то мгновение он видел боль в глазах Тейера, и ему самому стало больно. Тейер произнес очень тихо:

– Да, мне трудно работать.

– Мистер Тейер, – быстро вмешался в разговор Хейз, – поверьте, мы, не хотим быть навязчивыми в такое трудное для вас время, но мы кое-что должны выяснить.

– Да, вы говорили об этом, когда мы виделись с вами в прошлый раз.

– Совершенно верно, и нам опять приходится вас беспокоить.

– Да, я вас слушаю.

– Вы знали, что ваша жена собиралась возбудить дело о разводе? – опять резко спросил Клинг.

Тейер удивился.

– Нет, – сказал он и, помолчав, спросил: – Откуда вам это известно?

– Мы разговаривали с ее адвокатом, – пояснил Хейз.

– Ее адвокатом? Вы имеете в виду Арта Патерсона?

– Да, сэр.

– Он мне ничего об этом не говорил.

– Мы знаем. Она просила его об этом.

– Но почему?

– Она так хотела, мистер Тейер.

– Мистер Тейер, – не унимался Клинг, – вы уверены, что не подозревали о намерениях жены развестись с вами?

– Абсолютно нет.

– Несколько странно. Вам не кажется? Женщина собирается уйти от вас в следующем месяце, а вы не имеете даже ни малейшего подозрения, что что-то назревает?

– Мне казалось, что она счастлива со мной, – пояснил Тейер.

– А ее мать говорит другое.

– Что именно?

– Если мне память не изменяет, в рапорте говорится, что миссис Томлинсон называет вас грубияном, считает что вы любите командовать. А вы часто ссорились с вашей женой?

– Вообще никогда.

– Вы когда-нибудь били ее?

– Что?

– Ну били или ударили? Когда-нибудь?

– Никогда. Конечно, нет!

– Берт...

– Секундочку, Коттон, пожалуйста! Только одну секунду!

Он с нетерпением взглянул на Хейза, а затем снова обратился к Тейеру:

– Мистер Тейер, вы хотите, чтобы мы поверили в то, что между вами и вашей женой не было никаких трений, тогда как все это время она крутила...

– Я не говорил, что между нами не было трений!

– ...с другим мужчиной и планировала развестись с вами! Значит, либо вам было на нее совсем наплевать, либо...

– Я любил ее!

– Либо вы были настолько слепы, что не видели, что творится у вас под самым носом! Так что же это, мистер Тейер?

– Я любил ее. Доверял ей!

– А она вас любила? – выпалил Клинг.

– Я думаю, что да.

– Тогда почему же она собралась разводиться?

– Не знаю. Я только что от вас узнал об этом. Я даже не знаю, правда ли это. Откуда мне знать, что это не ложь?

– Мы говорим вам, что это чистая правда. Она планировала уехать в Рено шестнадцатого мая. Это число вам о чем-нибудь говорит, мистер Тейер?

– Нет.

– Вы знали, что она регулярно встречается с Томми Барлоу?

– Но Берт... – Хейз опять сделал попытку вмешаться.

– Так знал или нет?

– Нет, – прошептал Тейер.

– Так куда же, вы думали, она ходит каждую неделю или раз в две? – поинтересовался Клинг.

– Повидаться с матерью.

– А почему ее мать называет вас грубияном?

– Не знаю! Я ей не нравлюсь. Она могла наговорить вам обо мне все, что угодно.

– Сколько вам лет, мистер Тейер?

– Тридцать три.

– А сколько было вашей жене, когда она умерла?

– Двадцать. Ну, почти двадцать один.

– И сколько лет вы были женаты?

– Почти три года.

– Ей было восемнадцать, когда вы поженились?

– Да, всего восемнадцать.

– А вам?

– Тридцать.

– Довольно большая разница. Верно, мистер Тейер?

– Да нет, если вы оба были влюблены.

– А вы были влюблены?

– Да.

– И вы продолжаете утверждать, что ничего не знали о дружке вашей жены и о том, что она собиралась бросить вас в следующем месяце?

– Да. Если бы я знал...

– Очень интересно! И что бы вы сделали, если бы знали, мистер Тейер?

– Я бы поговорил с ней.

– И это все?

– Я бы попытался отговорить ее от этого.

– Ну а если бы не помогло?

– Я бы отпустил ее.

– И вы бы не грубили ей и не кричали бы на нее?

– Я никогда не был с ней груб, никогда... Я всегда к ней хорошо относился. Я... знал, что она намного моложе меня. Я очень ее любил... Очень...

– А что вы теперь к ней чувствуете? Теперь, когда вы все знаете?

Тейер долго молчал и наконец сказал:

– Жаль, что она не обсудила все это со мной, – он скорбно покачал головой. – То, что она сделала – не выход. Ей нужно было переговорить со мной.

• Предыдущая
• 15/36
• Следующая