Смерть по ходу пьесы - Макбейн Эд - Страница 43

• Предыдущая
• 43/63
• Следующая

Прилагая все усилия к тому, чтобы не напоминать какого-нибудь персонажа из «Блюза Хилл-стрит», он сказал:

— Не помните ли вы, где вы находились тем вечером, когда произошло убийство Мишель Кассили?

— Предполагается, что я знаю эту женщину?

— Ваш друг сказал, что нет.

— Эшли?

— Да, мистер Кендалл.

— Вас не смущает, что мы с ним — геи?

— Мистер Делакрус, меня не волнует, кто вы такой и чем вы занимаетесь, до тех пор, пока вы не занимаетесь этим на улице и не распугиваете лошадей.

— Браво! Да здравствует королева Виктория!

— Но предполагается, что об этой женщине вы все-таки знаете.

— О королеве Виктории?

— Да, о королеве Виктории.

— Я никогда не встречался с Мишель Кассиди, но я действительно знаю о том, что с ней произошло. Мне бы нужно было быть слепым и глухим, чтобы этого не знать.

— Хорошо. Итак, где вы находились в тот вечер, когда произошло убийство?

— Здесь.

— Здесь присутствовал кто-нибудь еще?

— Вы ищете подтверждение тому, что сказал вам Эшли?

— Вы сказали, что не разговаривали с ним с того момента...

— Совершенно верно.

— Тогда почему вы думаете, что я пытаюсь проверить какие-либо его утверждения?

— О, обычная интуиция, детектив Клинг. Обычная интуиция.

— Где вы были весь день?

— Сегодня?

— Да. Я ждал вас у подъезда с...

— А почему вы просто не спросили у Эшли, где я был? Он сказал бы вам...

— С ним разговаривал не я.

— Ну, кто-то же с ним разговаривал...

— Да. Мой напарник.

— Почему бы ему было не задать этот вопрос? Или вы хотите убедиться, что Эшли не звонил сюда, чтобы предупредить меня?

— Предупредить вас о чем?

— О том, что именно следует говорить. На тот случай, если вы будете спрашивать, где я находился в тот вечер, когда была убита Мишель Кассиди.

— Вы уже сказали мне, где вы были. И вы уже сказали, что не разговаривали с Кендалл ом с самого раннего утра.

— Откуда вы знаете, что это было рано утром?

— Репетиция началась в девять.

— Элементарно, мой дорогой Ватсон.

— Ну так что вы думаете, мистер Делакрус?

— Эшли сказал вашему напарнику, что тем вечером, когда была убита Мишель, он был со мной?

— Почему бы вам просто не сказать, где он был?

— Он был здесь.

— Весь вечер?

— Весь вечер.

— Может ли кто-нибудь это подтвердить?

— О Господи! — не выдержал Делакрус.

Клинг ждал.

— Вам не кажется, что я уже знаю, что вы это знаете, мистер Клинг?

— Что вы знаете?

— Что у Эшли была здесь встреча с человеком, который играет режиссера в той дурацкой пьесе, которую он сейчас ставит.

— С какого и по какое время это происходило?

— Купер Хайнес пришел сюда в семь и ушел в десять, — сказал Делакрус. — Я это помню, поскольку привык ложиться в постель раньше.

— Выходил ли кто-нибудь из них за это время?

— До десяти — нет. Мистер Хайнес ушел в десять. Эшли остался. Как вам известно, он здесь живет.

— А вы сами не выходили из квартиры?

— Я оставался дома все время, пока здесь находился Купер Хайнес, — сказал Делакрус и улыбнулся. — Видите ли, я слишком хорошо знаю Эшли.

Швейцар из крайнего подъезда дома, в котором проживал Купер Хайнес, сообщил Клингу, что мистер Хайнес вышел десять минут назад, погулять с собакой. Клинг нагнал его лишь через добрых семь кварталов. Мистера Хайнеса волокла за собой на поводке маленькая злющая собачонка. Собачонка тут же принялась лаять на Клинга, как это делают все маленькие собаки, пытаясь убедить окружающих, что на самом деле они являются свирепыми немецкими овчарками или замаскированными датскими догами. Хайнес тут же принялся приговаривать: «Фу, Франциск, фу», — но маленький Франциск упорно продолжал рычать на Клинга и норовил вцепиться ему в лодыжку. Клингу захотелось наступить на визгливую тварь и размазать ее по асфальту. Собаколюбы всех стран, объединяйтесь!

В конце концов Хайнес справился с Франциском, и они двинулись дальше по авеню. Песик обнюхивал каждое чахлое деревце, мимо которого они проходили, время от времени бросая презрительные взгляды на Клинга, словно это он был повинен в том, что ни одно из этих деревьев не соответствовало требованиям, предъявляемым Франциском к туалету. Хайнес, как законопослушный гражданин, нес в руке вывернутый наизнанку пластиковый пакет. Когда маленький Франциск, как говорится, облегчится, Хайнес, как того требует закон, подберет эти следы жизнедеятельности и вывернет этот пластиковый пакет обратно так, чтобы не возникало необходимости касаться отходов руками.

Но похоже было, что сегодня вечером маленький Франциск особенно упорно не желал исполнять свои обязанности. Хайнес, как терпеливый хозяин и добропорядочный гражданин, уже и упрашивал Франциска, и льстил ему, но никакого воздействия эти уговоры не оказывали. Песик продолжал с презрением воротить нос и от чахлых деревьев, и от основательных водоразборных кранов.

Нежелание собачки отправлять естественные потребности, соединенное с известностью Хайнеса, приводило к тому, что до них постоянно доносились приветственные или одобрительные возгласы со стороны прохожих. Хайнеса узнавали не потому, что он играл режиссера — или, если точнее, Режиссера — в каком-то захудалом театре в верхнем городе. Своей известностью он был обязан идущей по пять дней в неделю «мыльной опере» «Прялка Катерины», в которой он играл полюбившегося публике доктора по имени Джереми Фиппс. Пока они прогуливались по авеню, постоянно останавливаясь и ожидая, пока Франциск обнюхает и отвергнет очередное место, прохожие улыбались Хайнесу, махали ему рукой или приветствовали его фамильярными восклицаниями: «Эй, док, как дела?» или «Эй, док, а где Анабелла?» Анабеллой звали утку, которая по сценарию была любимицей доктора и которую недавно похитила банда незаконно въехавших в страну китайских иммигрантов. Бандиты воровали домашних птиц и продавали их в рестораны, специализировавшиеся на пекинской кухне. С учетом всего того внимания, которое песик уделял местам, потенциально пригодным для облегчения организма, усилий, которые тратил Хайнес на то, чтобы подольститься к Франциску и убедить его сделать свои дела, и, плюс к этому, с учетом бурного внимания, которое уделяли им чуть ли не все жители города, обеспокоенные судьбой доктора Фиппса, Клинг обнаружил, что ему весьма трудно задавать сколько-нибудь последовательные и осмысленные вопросы. Но он обязан был их задать.

— Подтверждаете ли вы тот факт, что седьмого апреля с семи до десяти вечера вы находились в квартире, где проживают мистер Кендалл и мистер Делакрус?

— Да, подтверждаю, — ответил Хайнес. — Видите ли, я добивался возникновения определенного образа мыслей. Обычные люди часто думают, что актер просто берет и с разгону входит в роль, словно ребенок, который может вообразить себя кем угодно. Но, увы, все это далеко не так просто. Здесь огромную роль играют умение входить в роль, актерское мастерство и тщательные поиски образа. Я уж не говорю о таланте, — скромно добавил он. — И все же для создания роли требуется нечто еще. Я должен признать, что Эшли позволил мне сделать очень ценные наблюдения. Я чувствую, что мое толкование этой необыкновенно трудной роли намного улучшилось благодаря нашей беседе.

Клингу начало казаться, что каждый человек, связанный с театром, живет в некоем вымышленном эгоцентричном мире. Он уже начал верить, что никто из людей, участвующих в постановке «Любовной истории», не мог убить Мишель Кассиди. Каждый из них был целиком и полностью поглощен собой любимым, а подобная самовлюбленность просто не позволяла осознать существование никакого другого человека во вселенной. Кого же, в таком случае, убивать?

Тем не менее Клинг упорно продолжал свои расспросы:

— Выходили ли вы или мистер Кендалл из квартиры в этот промежуток времени?

— Я ушел в десять.

— А до того?

— Нет. Никто из нас не выходил.

• Предыдущая
• 43/63
• Следующая