Черная книга - Эренбург Илья Григорьевич - Страница 82

Когда немцы решили, что в синагоги согнано достаточное количество евреев, они стали приглашать рижское население собраться у синагог для интересного зрелища. Но здесь гитлеровцы столкнулись с первой неожиданностью — еврейские молельни стали опорными пунктами, которые огрызались яростным огнем винтовок и автоматов. Обреченность засевших там была очевидна; в Риге к этому времени уже сосредоточились крупные силы немецкой пехоты и танков, но осажденные решили дорого отдать свою жизнь и погибнуть, сражаясь. Немцам пришлось в нескольких случаях направлять на штурм синагог танки. Несколько часов длилось неравное сражение, и к концу дня все рижские синагоги пылали ярким пламенем. В некоторых случаях синагоги были сожжены немцами, в других — сами евреи поджигали здания, предпочитая погибнуть, чем сдаться в руки гитлеровцев. Из горящих зданий раздавались вопли женщин и детей. Раввин Килов в большой хоральной синагоге громко читал молитвы, а из подвальных амбразур неслись пулеметные очереди. Рабочий лесопильного завода Абель из старого дробовика застрелил двух немцев, пытавшихся проникнуть в дом. Немецкий офицер вызвал целый взвод для того, чтобы захватить его живьем. Но Абель не сдался и погиб, сражаясь до последней минуты. Синагогу на Гоголевской улице штурмовали две роты немецких солдат.

Очаги сопротивления возникали и вне синагог. В некоторых еврейских квартирах погромщиков встретил ружейный огонь. С оружием в руках погиб директор школы, доктор философии Венского университета Элькишек.

Много сохранилось в Риге воспоминаний о мужестве, достоинстве и какой-то особой гордости, с которыми встретили евреи своих палачей. Два эсэсовца вели работницу текстильной фабрики Ганштейн к зданию синагоги; на ходу они били ее прикладами, кололи штыками. Она долго шла молча, изредка стирала с лица кровь, мешавшую ей видеть окружающее. На перекрестке улиц, где стояла группа латышей, Ганштейн вдруг вырвалась и закричала:

— Люди, запомните этих зверей! Советская власть этого никогда им не простит. Придут наши, расскажите им, как нас здесь мучили...

Немцы не дали Ганштейн договорить и застрелили ее в упор, потом дали несколько очередей из автомата вверх и приказали толпе разойтись.

В тот же день группой евреев была предпринята отчаянная попытка прорваться на соединение с частями Красной Армии. Возглавил эту группу студент Рижского университета Абрам Эпштейн. План был такой: поскольку немцы увлеклись грабежом в городе и целые батальоны ушли со своих позиций, воспользоваться этим обстоятельством, уйти в пригородные леса, а затем, нащупав слабое место, прорвать фронт и соединиться со своими. 300 женщин и детей растянулись в длинную колонну. Но рижане хорошо знали окрестности своего родного города, и этой массе людей удалось благополучно миновать заставы, лесами выйти в пригороды и очутиться в сравнительной безопасности. Но кто-то, однако, донес об этом немцам, — несколько танков и батальон пехоты бросились вдогонку беглецам. Немцы настигли колонну уже на 15-м километре от города. Абрам Эпштейн бросил свой отряд (в нем было около 60 вооруженных юношей и девушек) на прикрытие женщин и детей. Рубежом обороны была избрана маленькая речушка Маза-Югла, протекающая восточнее Риги. Здесь несколько часов длился бой отряда рижских студентов с наступавшими немцами. Это дало возможность женщинам и детям скрыться в лесу и незаметными тропами выбраться на Мадонское шоссе, где вели бой полки Красной Армии. Отряд Абрама Эпштейна погиб почти целиком во главе со своим командиром, но в тяжелой битве на реке Маза-Югла он истребил больше 100 немцев и дал возможность нескольким сотням еврейских женщин и детей добраться до советских войск.

Немало было сделано попыток латышами и русскими спасти евреев от неминуемой расправы. Студент Илья Абель в течение многих дней прятал нескольких товарищей-евреев в своей квартире. В первые дни погромов ксендз Антоний скрывал несколько десятков евреев в костеле. Другой ксендз помог инженеру Лихтеру бежать из города. Но все эти меры мало помогли несчастным людям. Спасшись в первые дни, они неизменно впоследствии попадали в руки немцев и разделили участь всех евреев Риги.

Наступила первая ночь при немцах. С чердаков, с крыш, из подвалов выползли гитлеровские агенты. В городе появились немцы-”репатрианты”, в 1940 году эмигрировавшие из Латвии.

Немцы везли их в обозах как осведомителей, сыщиков, будущих комендантов тюрем и лагерей и просто палачей. Прибалтийские немцы оправдали надежды своих хозяев; среди гитлеровских негодяев они были самыми отъявленными, среди палачей — самыми жестокими, среди следователей и надзирателей — самыми подлыми.

С каждым часом еврейский погром принимал все более разнузданные формы, все более широкие масштабы. Начался повальный грабеж еврейских квартир. Потом начались массовые аресты. Хватали всех, кто попадался под руку, и отводили в тюрьму, в префектуру, а иных вели прямо в Бикерниекский лес[43]. Всего в эту ночь было арестовано 6 тысяч евреев.

Бикерниекский лес имеет незабываемую и печальную славу в истории Латвии. В 1905 году прибалтийские бароны, занимавшие все командные посты в этом крае, потопили в крови волну первой русской революции. Тысячи участников революционного движения были расстреляны тогда в Бикерниекском лесу. В годы гражданской войны здесь проводились массовые казни борцов за советскую Латвию. В этом лесу, словно геологические напластования, покоятся кости борцов и мучеников двух поколений. Это же место было избрано немцами для массового истребления сотен тысяч рижских и привезенных из Западной Европы евреев.

Немцы стремились перещеголять друг друга в изощренных способах истребления беззащитных людей. Штурмбанфюрер Краус из Зихерхейтсшуполицай, например, выработал свой излюбленный прием. На улицах Московского Форштадта он выстраивал группы евреев, завязывал им лица портретами Ленина и Сталина и, вооружив латышских мальчиков винтовками, приказывал: ”Стреляйте в большевиков!” Когда те отказывались, он ловил одного-двух из них, завязывал и им лица портретами и загонял в общую толпу. И тогда уже целая команда эсэсовцев расстреливала колонну ”портретов”. Унтерштурмфюрер Брунс заставлял евреев предварительно копать себе ямы, ложиться в них, примерял по росту, долго и придирчиво добивался, чтобы каждая яма имела правильные геометрические формы и, только полностью натешившись, расстреливал свои жертвы.

Кровавую оргию справляли немцы в здании префектуры. Сюда непрерывно привозили евреев для ”регистрации на работу”. Немцы заполняли какие-то анкеты, у некоторых измеряли нос, лоб, скулы, что-то долго записывали. Потом, громко смеясь, они сжигали в печке только что заполненные документы и выносили ”решение”:

— В Бикерниекский лес.

Однажды в полночь один эсэсовец приказал раздобыть парикмахера. Когда тот пришел, он велел всем пожилым евреям сбрить половину бороды, вырвать один рукав из костюма, разуть по одному ботинку и пуститься в пляс. Через полчаса явился командир эсэсовского отряда, совершенно пьяный, и объявил, что сейчас он прочтет политический доклад. Говорил он долго и бессвязно, но единственно, что можно было понять, означало: евреям он, штурмбанфюрер, пощады давать не будет. Раз они попали в его руки, то могут считать себя покойниками и готовиться к встрече со своими праотцами на том свете. И в доказательство, что у него слово не расходится с делом, штурмбанфюрер тут же застрелил нескольких человек из своего пистолета. В эту ночь прошли ”перерегистрацию” в префектуре около 3-х тысяч человек. Больше тысячи были сразу отправлены в Бикерниекский лес и расстреляны. Остальные были заключены в городскую тюрьму.

Во дворе Центрального Комитета МОПРа[44] немцы обнаружили много плакатов и портретов и несколько знамен. Гитлеровцы приказали собранным ими здесь евреям взять знамена и плакаты, изобразить ”демонстрацию”, петь ”Интернационал” и другие революционные песни. Когда палачи решили, что репетиция закончена, они вывели ”демонстрацию” на улицу, пытаясь натравить на нее население. Но провокация гитлеровцев провалилась. Латыши и русские шарахались в стороны от страшного зрелища. Тогда немцы пустили в ход автоматы и пулеметы, — и вся ”демонстрация” была расстреляна тут же на улице.