Мошенник - Макбейн Эд - Страница 27

• Предыдущая
• 27/44
• Следующая

– А за что вы все-таки пырнули его?

– А также я не вижу, – невозмутимо продолжала Дженевьева, – достаточно основательных причин, чтобы обсуждать свои семейные дела перед сборищем необразованных варваров. – Она замолчала и потом, откашлявшись, продолжила. – И если вы соблаговолите прекратить копаться в наших семенных проблемах, я с удовольствием покину эту...

– Да, да, конечно, – сказал шеф. – Следующее дело...

Так это и продолжалось.

Когда перекличка наконец-то закончилась, Клинг с Брауном спустились вниз и закурили.

– Так тут и не оказалось нашего жулика, – сказал Браун.

– Эти переклички – вообще пустая трата времени, – изрек Клинг. Он выпустил длинную струю дыма. – А как тебе понравилась эта пара красивых подонков?

Браун пожал плечами.

– Давай побыстрее сматываться отсюда, – сказал он, – нам же ещё нужно попасть в участок.

А двое красивых подонков отделались на этот раз довольно легко, если учесть то обстоятельство, что один из них был убийцей.

Карл Хантер был признан виновным в предъявленном ему обвинении с уплатой штрафа в пятьсот долларов плюс возмещение убытков.

Крис Дональдсон был оправдан. И оба снова были выпущены на улицы города.

Берт Клинг ожидал неприятностей и получив их. Обычно у них с Клер Таунсенд дела шли как надо. Правда, и у них бывали ссоры, но кто посмеет утверждать, что пути настоящей любви, должны быть всегда гладкими? Фактически, особенно, если учесть нескладное начало их романа, можно просто удивляться, что любовь у них развивалась так спокойно. Самое трудное время пришлось на самый первый период, когда Клинг пытался вырвать светоч, который она держала в своих удивительно сильных пальцах. Это ему удалось. Как-то благополучно они прошли стадию спорадических встреч первого периода и быстро перешли к той стадии, которая у жуликов от литературы, занятых описанием таких вещей, называется устойчивой и прочной связью, а потом пошли ещё дальше, к так называемой стадии обручения, и теперь, если они не опомнятся, то в скором времени перейдут к супружеской жизни, а значит, и к тому кошмарному итогу, который у упомянутых выше писателей определен словами: “А потом они завели детей”.

И все это ставилось в зависимости от того, удастся ли им преодолеть тот сложный барьер, который поставил на их пути сегодняшний вечер.

И нужно сказать, что барьер этот оказался очень высоким.

Клинг постепенно познавал, может, и с некоторым запозданием, которое мешало ему хоть как-то предварительно обезопасить себя, что женский гнев страшнее адского огня.

Следует отметить, что разгневанная женщина в данном случае была ещё и довольно высока по американским стандартам. Если она и не была слишком высока для Клинга, то прочих молодых американцев не наделенных столь героической внешностью, она приводила в немалое смущение, пока в один прекрасный день не догадалась приходить хотя бы на первое свидание в туфлях на низком каблуке. Разгневанная эта женщина носила коротко подстриженные черные волосы, у неё были карие глаза, пылающие в настоящий момент от гнева, а её очень красивые, яркие губы в этот драматический момент были искривлены саркастической усмешкой. К этому следует добавить, что разгневанная женщина была обладательницей стройной, хотя отнюдь не костлявой фигуры и, честно говоря, была чертовски хорошенькой, даже несмотря на её гнев.

– Ты же знаешь, – говорила она, – что это означает, что никакого твоего обещанного отпуска у нас просто не будет и, значит, никуда мы не поедем, так ведь?

– Ничего этого я не знаю, – ответил Клинг. – И более того, я в это не верю.

– Послушай, позволь тебе заметить, что с таким безразличным видом можно разве что выписывать штраф за превышение скорости. Мы же говорим всерьез.

– Я совсем не хотел бы, чтобы все получилось именно так, как ты говоришь, – сказал Клинг, несколько удивленный тем, что спор их становится таким горячим, и одновременно думая о том, что Клер умудряется выглядеть так здорово даже в гневе, при этом он даже был бы не прочь запечатать этот прекрасный рот, чтобы у неё исчезла эта саркастическая усмешка с губ.

– Я, конечно, понимаю, что ваш восемьдесят седьмой участок просто кишмя кишит всякими там гениями, которые к тому же и по выслуге имеют превосходство над глупеньким полицейским, который только что был произведен в детективы. Но ради всего святого, Берт... Ведь ты все-таки действительно раскрыл дело об убийстве, это уж ты никак не можешь отрицать! И комиссар полиции лично выразил тебе благодарность за это, а потом своим личным приказом произвел тебя в детективы! Так что же ещё должен ты совершить только ради того, чтобы отпуск твой не совпал с экзаменационной сессией твоей невесты? Прекратить какую-нибудь братоубийственную войну? Излечить эпидемию гриппа?

– Клер, ведь вопрос не в том, что...

– Все, что ты должен был совершить, ты уже совершил, – резко бросила Клер. – Из всех идиотских дат для начала отпуска ты умудрился выбрать самую идиотскую! Из всех самых нелепых...

– Но, Клер, поверь, я тут никак уж не виноват. Понимаешь, Клер, график отпусков у нас составляет лейтенант и...

– ...дату для отпуска ты выбираешь десятое июня, да это же все равно, что выбрать ванну на меху!

– Ну, хорошо, – сказал Клинг.

– Хорошо, – повторила она. – А что, интересно, ты видишь тут хорошего? Это просто безобразие! Это бюрократический произвол! Это тоталитаризм!

– Ну, хорошо, действительно, получилось чертовски неудобно, – согласился с ней Клинг. – Ну, чего ты сейчас хочешь, чтобы я бросил работу? Может, мне и в самом деле найти себе местечко где-нибудь, где заведены более демократические порядки: я мог бы стать сапожником или, например, мясником, или...

– О, да прекрати ты...

– Будь я каким-нибудь карликом, – сказал Клинг, – я мог бы, например, устроиться на работу, начиняя венские сосиски. Все дело в том...

– Прекрати, – снова сказала она, но на этот раз она уже улыбалась.

– Ну, чувствуешь себя немножечко получше? – спросил он с надеждой в голосе.

– Да меня просто тошнит, – ответила она.

– Приятная новость.

– Давай чего-нибудь выпьем.

– Предлагаю чистого рома, – сказал он. Клер внимательно посмотрела на него.

– Я вижу, ты разнервничался, шеф, – сказала Клер. – Успокойся. В конце концов, это ещё не конец света. Если уж все пойдет наперекосяк, ты, в крайнем случае, сможешь отправиться в отпуск с другой девушкой.

– Звучит очень заманчиво, – сказал Клинг, прищелкнув пальцами.

– Но в этом случае я переломаю тебе ноги, – сказала Клер.

Она наполнила два низеньких стаканчика ромом и поставила один из них перед Клингом.

– Выпьем за благополучное разрешение нашей проблемы.

– А ты уже нашла самое удачное решение проблемы, – сказал Клинг, поднося стаканчик к губам. – Другая девушка.

– Ты и думать об этом не смей! – сказала Клер.

– Скажи, пожалуйста, это верно, что экзаменационная сессия начнется не раньше семнадцатого июня?

– Это совершенно точно.

– А нельзя как-нибудь сдвинуть что-либо?

– Что, например?

– Не знаю.

Клинг вперился в донышко стакана.

– О, черт, – сказал он. – Ну что ж, выпьем за удачное решение, – и он залпом допил остатки.

Клер тоже допила ром и глазом не моргнув.

– Нам нужно хорошенько обдумать все, – сказала она.

– Сколько тебе предстоит сдать экзаменов? – спросил Клинг.

– Пять.

– И когда кончаются занятия?

– Аудиторные кончаются седьмого июня. Потом у нас будет неделя на подготовку. И только после этого, семнадцатого июня, начнутся экзамены.

– И когда же они закончатся?

– Ровно через две недели. Это будет официальным завершением семестра.

– Значит, двадцать восьмого июня?

– Да.

– Да уж, действительно, ничего не скажешь. Я, пожалуй, выпью еще.

– Выпивку пока прекратим. Нам нужны трезвые головы.

– А что, если тебе сдать экзамены в ходе последней недели аудиторных занятий?

• Предыдущая
• 27/44
• Следующая