Лёд - Макбейн Эд - Страница 36

• Предыдущая
• 36/68
• Следующая

– Ну, я бы не стал: говорить «было нужно», – перебил Ролдан. – Кокаин не вырабатывает привычки.

– Тем, кто хотел,правильнее говорить, – кивнул Асенсио.

– Сколько людей хотели? -спросил Мейер.

– Ну... Тони и я, – ответил Ролдан. – И еще несколько ребят.

– Сколько ребят?

– Немного, – сказал Асенсио. – Шестеро или семеро. Шестеро или семеро, Майк?

– По-моему, шестеро или семеро, – сказал Ролдан. – Помимо самой Салли.

– Так о чем идет речь? – сказал Мейер. – О дюжине граммов в неделю, примерно так?

– Примерно так. Может быть, о двух дюжинах.

– Две дюжины граммов, – кивнул Мейер. – Какую цену она называла?

– Текущую уличную цену. То есть Салли не имела дохода от торговли, поверьте. Она просто брала порошок для себя и заодно для нас. Возможно, ей давали скидку за большую покупку, кто знает?

– Я думаю, – сказал Ролдан, обращаясь к Асенсио, – что на самом деле мы получали порошок по цене ниже уличной.

– Вполне вероятно, – согласился Асенсио.

– Сколько вы платили? – спросил Мейер.

– Восемьдесят долларов за грамм.

Мейер кивнул. Грамм кокаина примерно соответствовал одной двадцать восьмой унции. Текущая уличная цена колебалась от ста до ста двадцати пяти долларов за грамм в зависимости от чистоты кокаина.

– От кого она получала порошок? – спросил он.

– Не знаю, – сказал Ролдан.

– Не знаю, – сказал Асенсио.

– Кто такой Пако Лопес? – спросил Мейер.

– Кто это? – спросил Ролдан. Асенсио пожал плечами.

– Мы должны его знать? – спросил Ролдан.

– Вы не знаете его, нет?

– Никогда не слыхал о таком.

– А ты. Тони?

– Никогда не слыхал о таком.

– Он танцор? – спросил Ролдан.

– Он «голубой»? – спросил Асенсио.

– Он в морге, – ответил Мейер.

Ребекке Эдельман было около пятидесяти. Она сияла чудесным загаром и была решительно подавлена горем. Детективы позвонили ей рано утром: хотели поговорить с ней после того, как она прилетела с островов Антигуа накануне вечером. Однако ее падчерица сказала, что похороны Марвина Эдельмана состоятся в одиннадцать утра. Еврейский обычай требует хоронить в течение двадцати четырех часов после смерти. Все равно похороны пришлось перенести: когда смерть наступает от травмы, обязательно делают вскрытие.

Ни Клинг, ни Браун никогда не видели прежде, как принято выражать скорбь в еврейском доме. Окна в гостиной Эдельмана выходили на реку Харб. Небо все еще было ярко-голубым и ясным. Браун отчетливо видел дома-башни, возвышающиеся на другом берегу на холмах, в соседнем штате. Ему видны были благородные очертания моста Гамильтон-бридж. В гостиной родные и близкие Марвина Эдельмана сидели на полу и разговаривали друг с другом приглушенными голосами.

Ребекка проводила детективов в маленькую комнатку, которую, по всей видимости, использовала как мастерскую для шитья. В углу стояла швейная машина, слева от педали – корзина с обрезками ярких тканей. Она села на стул перед машиной. Детективы сели на небольшой диван. Ее карие глаза были влажными. То и дело она сжимала руки. Лицо и руки ее были морщинистые, а губы – потрескавшиеся. Говоря, она обращалась к Клингу, хотя вопросы задавал в основном Браун. Браун привык к этому: иногда даже черныеобращались к белому полицейскому, словно сам он был невидимым.

– Я просила его поехать со мной, – сказала миссис Эдельман. – Я говорила ему, пусть возьмет отпуск, устроит себе праздник, будет только польза. Но нет, он отвечал, как раз сейчас слишком много работы, в следующем месяце он планирует поездку в Европу. Он сказал, что устроит себе отдых, когда вернется, – в апреле. Кому нужен отдых в апреле? В апреле появляются цветы даже здесь, в городе. В общем, он отказался ехать со мной. А другого отпуска у него никогда теперь не будет, – сказала она и отвернулась. Слезы опять наполнили ее глаза.

– В чем состояла его работа, мадам? – спросил Браун. – Он торговал ювелирными изделиями?

– Ну, он был не совсем обычным ювелиром, – сказала миссис Эдельман, извлекла платок из кармана и приложила к глазам.

– Поскольку он носил этот жилет... – начал Браун.

– Да, – сказала миссис Эдельман. – Он покупал и продавал драгоценные камни. Этим он зарабатывал на жизнь.

– Бриллианты?

– Не только бриллианты. Он занимался любыми драгоценными камнями. Изумрудами, рубинами, сапфирами и, конечно, алмазами. Драгоценными камнями. Но он пренебрег самым драгоценным – жизнью. Если бы он поехал со мной... – Она покачала головой. – Упрямец, – сказала она. – Да простит меня Бог, но он был упрямец.

– Была ли какая особая причина, почему он хотел остаться в городе, – спросил Браун, – вместо того, чтобы ехать с вами на Антигуа?

– Самая обычная причина. Ничего такого, что бы он не мог отложить на неделю. И вот результат, – сказала она и снова приложила платок к глазам.

– Но обычная... – сказал Браун.

– Его обычная работа. Покупка и продажа. – Она по-прежнему говорила, обращаясь к Клингу. Браун кашлянул, чтобы напомнить о себе. Но кашель не возымел действия.

– Он часто ездил в Европу? – спросил Клинг.

– Когда была необходимость. Это центр алмазов всего мира, сами знаете: Амстердам. А если взять изумруды, то это Южная Америка. Объездить весь мир ради дела – это он мог, – произнесла она. – Но когда речь шла о том, чтобы перенестись на четыре-пять часов лету и провести недельку на солнышке, – этого он не мог. Ему надо было остаться, чтобы кто-то смог его застрелить!

– У вас есть какие-нибудь догадки, кто мог...

– Нет, – сказала миссис Эдельман.

– Никаких врагов? – спросил Браун.

– Никого.

– Никаких сотрудников, которых он...

– Он работал один, мой муж. Вот почему он никогда не мог взять отпуск. Он только хотел зарабатывать деньги. Он сказал мне, что не будет счастлив, пока не станет мультимиллионером.

– А существовала такая возможность в его деле? – спросил Браун. – Заработать миллионы долларов?

– Кто знает! Вероятно. Мы жили комфортно. Он всегда был хорошим добытчиком, мой муж.

– Но когда вы говорите про миллионы долларов...

– Да, было возможно заработать такие деньги, – сказала миссис Эдельман. – У него был очень острый глаз на качественные камни. Он получал хорошую прибыль на всем, что покупал. Он знал, чтопокупает, и всегда много запрашивал. Если бы он только поехал со мной, как я уговаривала...

Она в который раз принялась плакать.

– Миссис Эдельман, – сказал Клинг, – где располагалось рабочее место вашего мужа?

– В деловой части города. На Норт-Гринфилд, рядом с авеню Хэлл. Там проходит улица, которую называют Даймонд-Март.

– И он работал там один, вы сказали?

– Совсем один.

– На цокольном этаже?

– Нет, на втором этаже.

– На него нападали грабители когда-нибудь?

Она изумленно посмотрела на него.

– Да, – сказала она. – Откуда вы знаете?

– Ну, торговать алмазами...

– Да, в прошлом году, – сказала она.

– Когда именно в прошлом году? – спросил Браун.

– В августе. Кажется, так. В конце июля или в начале августа. Примерно так.

– Был ли преступник арестован? – спросил Браун.

– Да.

– В самом деле?

– Да. Два дня спустя. Он пытался заложить камни в магазине через три дома от нас, представляете?

– Не помните, как звали преступника?

– Нет, не помню. Он был черным, – сказала она и впервые за все время бросила взгляд на Брауна, но только мимолетный. И тотчас снова обернулась к Клингу.

– Вы могли бы точнее назвать дату кражи? – спросил Клинг. Он вынул записную книжку и начал писать.

– Зачем вам? Вы думаете, что это тот же человек? Мне сказали, что ничего не украдено. У него были алмазы в жилете, никто их не тронул. Значит, это не мог быть грабитель, верно?

– Ну, мы не знаем, как было на самом деле, – сказал Клинг. – Но мы постараемся узнать побольше о том ограблении, если вы расскажете нам какие-нибудь подробности.

• Предыдущая
• 36/68
• Следующая