Лёд - Макбейн Эд - Страница 17
- Предыдущая
- 17/68
- Следующая
– Ты про Тину Вонг?
– Да. Ведь она сказала:«пять блондинок, две черненькие и одна китаянка», так?
– Да, так она и сказала.
– Тогда как Картер мог решить, что Салли Андерсон – рыжая?
–Может быть, какая-нибудь из стажеров – рыжая.
– Может быть, я рыжий, – сказал Мейер. – Ведь Картер говорил, что, когда пошли прогоны, он присутствовал на всех репетициях?
– Да, он так сказал.
– Значит, он знаетэто проклятое шоу. С чего он взял, что там была рыжая?
– Может быть, он дальтоник, не различает цвета.
– Но ты заметил это, верно?
– Да, я заметил это.
– Я думал: почему ты не зацепился за это?
– Я хотел посмотреть, насколько далеко он зайдет.
– Да никуда он с этим не зашел. Он только старался показать нам, что он ее почти не отличал от других.
– И не исключено, что это правда, Мейер. В труппе тридцать восемь актеров. Нельзя требовать, чтобы человек помнил...
– Тридцать восемь актеров – это целый народ? – воскликнул Мейер. – У нас в участке около двухсот полицейских, и я знаю всех и каждого. По крайней мере в лицо.
– Ты опытный наблюдатель, – сказал Карелла и улыбнулся.
– Сколько сюда ехать поездом из Филадельфии? – спросил Мейер.
– Около полутора часов.
– Ничего не стоит прокатиться туда и обратно, – сказал Мейер. – Достаточно времени на то, чтобы человек здесь сделал все необходимое. Если задумал что-то здесь.
– Да, – сказал Карелла.
– Джейми любит блондинок, помнишь? – хмыкнул Мейер. – Разве не это она сказала нам? Хореограф любит блондинок. Отчего же все на свете знают это, кроме Картера? Он был здесь, когда вся мешпоха[3] подбирала танцовщиц. Решение комитета, помнишь?
Так как же вдруг он не может вспомнить, какого цвета у нее волосы?«Рыжей малышкой» назвал он ее. И вдруг его хореограф, который любит блондинок, берет к себе в шоу рыжую.Стив, это дурно пахнет. Говорю тебе, это дурно пахнет. А тыему поверил? – Нет, – сказал Карелла.
Приобретение билетов прошло небезболезненно.
Карелла давно не бывал на популярных спектаклях и ничего не знал о текущих ценах. Когда женщина в кассе положила перед ним белый конвертик, из которого торчали желтые билетики, ему почудилось, что он углядел цену на одном из них, но все же решил, что ошибся. Однако женщина опровергла его сомнения.
– С вас восемьдесят долларов, сэр, – сказала она. Карелла моргнул ошарашенный. Восемьдесят разделить на два – это сорок долларов за одно место! – Будете платить чеком или наличными? – спросила женщина.
Карелла не носил с собой никакой кредитной карточки. Он вообще не знал ни одного полицейского с кредитными карточками. На минуту его охватила паника. Было ли у него в бумажнике восемьдесят долларов? Оказалось, что в бумажнике лежало девяносто два доллара. Это означало, что нужно позвонить домой и попросить Тедди взять с собой немного денег на вечер. Он неохотно расставался с наличными. Хотелось надеяться, что спектакль будет незаурядный. Он пошел к телефону-автомату в холле. Фанни, экономка Кареллы, сняла трубку после четвертого гудка.
– Квартира Кареллы, – сказала она.
– Фанни, привет, это я, – сказал он. – Пожалуйста, передай кое-что Тедди. Во-первых, скажи ей, что у меня два билета на шоу под названием «Жирная задница». И я подумал, что мы можем пообедать в городе перед шоу. Я встречу ее в шесть тридцать в ресторанчике под названием «О'Мэлли», она знает его, мы бывали там раньше. Скажи ей еще, чтобы взяла побольше денег, у меня кончились.
– Сколько ей взять денег? – спросила Фанни.
– Чтобы хватило на обед.
– Я планировала сделать свиные отбивные, – сказала Фанни.
– Извини, – сказал он. – Это неожиданное мероприятие.
– Гм, – сказала Фанни.
Он представил себе, как она стоит с трубкой в руке в гостиной. Фанни Ноулс было за пятьдесят, она говорила с ирландским выговором, волосы у нее были голубые, она носила пенсне, весила около ста пятидесяти фунтов и вела хозяйство в доме Кареллы железной рукой начиная с того дня, когда она явилась сюда в качестве временного подарка от отца Тедди – десять лет назад. Фанни была профессиональной медсестрой, и первоначально ее взяли в семью только на месяц, чтобы освободить Тедди, пока она не сможет сама справляться с крошками-близнецами. Фанни по своей инициативе предложила остаться дольше и получать от них жалованье, которое они могут себе позволить выплачивать ей. Она сказала, что больше не желает измерять температуру у умирающих стариков. И вот она осталась жить с ними. Ее молчание в телефонной трубке было угрожающим.
– Фанни, извини, пожалуйста, – сказал он. – Это как бы деловой поход в театр.
– А что мне делать с дюжиной свиных отбивных?
– Сделай «касуле», – сказал он.
– Что еще за «касуле»? – спросила она с возмущением.
– Это своего рода рагу, посмотри в поваренной книге, – сказал он. – Ты передашь Тедди мою просьбу?
– Когда она придет домой, – сказала Фанни. – То есть с минуты на минуту. Ей придется бежать сломя голову, чтобы успеть на встречу с тобой в центре города в шесть тридцать.
– Ну так передашь ей?
– Передам, – сказала Фанни и повесила трубку.
Он тоже повесил трубку на рычаг, вышел из театра, нашел дорожку, которая вела к служебному входу, подошел и постучал.
Ему открыл старик и уставился на него.
– Билетная касса с передней стороны, – сказал он.
Карелла показал ему значок и удостоверение.
– Я пришел за списком.
– Каким списком?
– Всех сотрудников.
– Ах, да! Мистер Картер звонил мне. Заходите. У меня здесь есть список на доске объявлений, но отдать его я не могу, он у меня только один.
Карелла подошел к списку, который висел на стене рядом с телефоном, и посмотрел на него. Четыре машинописные страницы. Он взглянул на часы.
– Хорошо, – сказал он. – А если я заберу его и сделаю ксерокс?
– Нельзя, – сказал старик. – У меня он только один.
– Я надеялся...
– А как нам связаться с актером, если он не явился за полчаса до начала спектакля? Как тогда мы будем вызывать запасную танцовщицу, если основная заболела или с ней что-то случилось? Этот список должен постоянно быть здесь, именно там, где он находится. – Старик помолчал. – Хотите совет?
Карелла вздохнул, сел на высокий табурет у настенного телефона и начал переписывать список в свой блокнот.
Прачечная самообслуживания находилась на углу Калвер-авеню и Десятой улицы. В этом квартале на протяжении многих лет жили исключительно ирландцы, но теперь сюда пришли также черные и пуэрториканцы. Итак, различные народы плавились и переплавлялись, смешивались, как и в других точках нашего города, однако жители этого района не верили в «горнило Америки». Они считали «горнило» пустой болтовней. Пусть они ходили в одни и те же супермаркеты и магазины готового платья, пусть они заправлялись на одних и тех же бензоколонках и ездили в том же метро, пусть они носили одежду в одни и те же прачечные самообслуживания, пусть он ели гамбургеры в одних и тех же закусочных, но, когда доходило до общения, ирландцы общались с ирландцами, черные дружили с черными, а пуэрториканцы встречались с пуэрториканцами: хватит снас этой болтовни про братство народов.
Эйлин Берк с ее кожей цвета персиков со сливками, рыжими волосами и зелеными глазами могла бы сойти за девушку с иберийскими корнями – именно на это они и надеялись. Если Трусоватый бандит, как остроумно прозвали его ребята из 87-го участка, ворвется в прачечную самообслуживания со своим «магнумом» калибра 0,357, увидит Эйлин и поймет, что она из полиции, то в ее груди он проделает дыру, в которую сможет пролететь бильярдный шар. Нет, Эйлин Берк не хотела превращаться в мертвую героиню. Эйлин Берк хотела стать первой женщиной – начальником розыска в городе, но не через свой труп. Для сегодняшней работы она была одета несколько более скромно, чем если бы вышла на уличную прогулку в качестве приманки для насильника. Ее рыжие волосы были стянуты резинкой на макушке и прикрыты бурым платком, завязанным под подбородком. Платок скрывал ее золотые серьги, которые она считала «счастливыми» амулетами. На ней было пальто под цвет платка, коричневые гольфы до колен, коричневые резиновые сапожки. Она сидела на желтом пластиковом стуле в очень холодной прачечной и смотрела, как ее грязное белье (или довольно грязное белье, которое ей выдали в 87-м участке) крутилось в стиральной машине. Над входом в прачечную то и дело вспыхивала неоновая вывеска. Оранжевая надпись «Прачечная» сменялась на зеленую: «Самообслуживание». В приоткрытой сумке на коленях под салфетками «Клинекс» лежал «специальный» пистолет калибра 0,38.
3
Мешпоха (идиш) – вся большая семья.
- Предыдущая
- 17/68
- Следующая