Легавые - Макбейн Эд - Страница 27
- Предыдущая
- 27/38
- Следующая
– Там ничего интересного, только старые фильмы.
– Среди них попадаются очень хорошие, – сказал Глухой.
– А бывают просто кошмар, – возразила Рошель.
Глухой улыбнулся.
– Тогда помоги нам. Будешь заклеивать конверты. Здесь сто штук.
– Не хочется.
– Я так и думал.
– Что же мне делать? – спросила Рошель.
– Переоденься в ночную рубашку, – сказал Глухой.
– Ладно, – согласилась она и встала с табуретки. – Спокойной ночи, ребята.
– Спокойной ночи, – отозвались Бак и Ахмад.
Рошель еще раз взглянула на Глухого и удалилась в другую комнату.
– Безмозглая дура, – сказал Глухой.
– Она меня раздражает, – поддержал его Бак.
– А меня наоборот, – возразил Глухой. – Она успокаивает мне нервы. К тому же она свято верит в то, что мы добропорядочные бизнесмены, и не имеет ни малейшего представления, чем мы занимаемся.
– Я иногда тоже перестаю понимать, чем мы, собственно, занимаемся, – буркнул Бак.
– Все очень просто, – сказал Глухой. – Мы рекламируем наше изобретение, рассылая письма заинтересованным лицам. Это старый, испытанный метод деловых людей нашей великой и славной нации. Конечно, наши возможности весьма ограниченны. Всего лишь сто писем. Но я убежден, что они принесут неплохую прибыль.
– А если нет?
– Давай, Бак, предположим худшее. Представь, что откликнется лишь один процент адресатов – дело вполне обычное. Наши расходы составляют: восемьдесят шесть долларов девяносто пять центов за карабин с оптическим прицелом, три семьдесят пять за коробку с патронами, шестьдесят четыре девяносто пять за преобразователь, семь за будильник, девять шестьдесят за динамит, восемьдесят центов палочка, шестьдесят центов за взрыватель, десять долларов – почтовая бумага, пять – марки и конверты. Если я не ошибся в расчетах, – он сделал паузу и улыбнулся Ахмаду, – всего это составит сто восемьдесят восемь долларов шестьдесят пять центов. Предстоящие траты – на тестер, буквы и форму – незначительны. Даже если клюнет один из ста адресатов, мы все равно получим хорошую прибыль.
– Пять тысяч долларов – не бог весть какие деньги, если принять во внимание два убийства, – возразил Бак.
– Три, – поправил его Глухой.
– Тем более, – поморщился Бак.
– Поверь мне, мы получим куда больше пяти тысяч, – сказал Глухой. – В пятницу приступим к окончанию операции. А в субботу утром не останется никого, кто бы не поверил нашим письмам.
– Сколько же из них, по-твоему, клюнет?
– Большинство. Если не все.
– А легавые?
– Что легавые? Они до сих пор не знают, кто мы такие. И вряд ли узнают.
– Надеюсь, ты прав...
– Конечно, прав.
– Что-то меня смущают легавые, – признался Бак. – Ничего не могу с собой поделать.
– Напрасно беспокоишься. Эти суетливые людишки работают по старинке. Полицейские в этом городе похожи на заводные игрушки. Они могут делать только то, что позволяет их устройство. Это человечки-автоматы, которые бессмысленно топчутся по кругу. Поставь на пути у них препятствие – кирпичную стену или ящик из-под апельсинов, – и они будут топтаться на месте, пока не кончится завод. Их ноги будут шевелиться, но они останутся там, где были. – Глухой улыбнулся. – Я, друзья мои, и есть кирпичная стена.
– Или ящик из-под апельсинов, – хмыкнул Бак.
– Нет, – поправил его Ахмад. – Конечно же, кирпичная стена.
Глава 10
Утром следующего дня кое-что прояснилось. В десять часов в следственный отдел позвонил Толстяк Доннер. К этому моменту сотрудники окончательно сломали головы, пытаясь разгадать, что же замыслили Ла Бреска и Калуччи, что именно должно произойти пятнадцатого марта и в котором часу. Было немало и других вопросов. Кто такой Дом (у которого, похоже, вообще не было фамилии)? Кто такая блондинка, на чьей машине в пятницу Ла Бреска скрылся от преследователя? Детективы надеялись установить личность хотя бы одного из них, чтобы прикинуть, какое дельце им предстоит. Тогда можно будет понять, связано ли оно с убийством Каупера и Скэнлона и какое отношение имеет Ла Бреска к Глухому. Вопросов было множество. Оставалось найти того, кто мог бы на них ответить.
Доннера тотчас соединили с Уиллисом.
– Вроде бы я сообразил, кто такой Дом, – сказал Толстяк Доннер.
– Отлично! – обрадовался Уиллис. – Как его фамилия?
– Ди Филиппи. Доминик Ди Филиппи. Живет в Риверхеде около старого «Колизея». Знаешь это место?
– Да. Что ты узнал о нем?
– Он работает в «Коаксиальном кабеле».
– А что это?
– Что именно?
– То, что ты сказал. Это название или код?
– Какой еще код?
– Коаксиальный кабель.
– Это группа.
– Группа кого?
– Музыкантов, – сказал Доннер.
– Оркестр?
– Да, только теперь они называют себя группами.
– При чем же тут коаксиальный кабель?
– Это название группы.
– Ты меня разыгрываешь?
– Нет, это действительно так.
– Что же там делает Ди Филиппи?
– Играет на ритм-гитаре.
– Где он живет?
– Норт-Андерсон, триста шестьдесят пять.
– Это в Риверхеде?
– Да.
– Почему ты думаешь, что это наш клиент?
– Он большой артист, – сказал Доннер. – В последнее время сообщает всем, что продулся в пух и прах на боксе, говорит, что просадил не меньше двух-трех сотен. На самом же деле он проиграл полтинник.
– Дальше.
– И еще: с недавних пор он стал болтать, будто знает кое-что насчет одного дельца, которое кое-кто намерен очень ловко провернуть.
– Кому болтает?
– Один парень из этой группы давно балуется наркотиками. Начал, когда группы и в помине не было. Через него я и вышел на Ди Филиппи. Мой парень говорит, что на днях они вместе были в двух-трех притонах и Ди Филиппи трепался насчет дельца.
– Он сказал, в чем оно заключается?
– Нет.
– Курили марихуану?
– Да. Светская жизнь...
– Может, Ди Филиппи просто обкурился марихуаны?
– Это запросто.
– Тогда он мог все выдумать.
– Вряд ли.
– Он не говорил, когда должно состояться дельце?
– Нет.
– Невелик улов.
– Но полсотни-то стоит, а?
– Десятку, – сказал Уиллис.
– Слушай, я же из кожи лез вон, чтобы раскопать для тебя этого Дома.
– Кстати, чуть не забыл, – сказал Уиллис.
– Да?
– Прогони свою дочку.
– Кого-кого?
– Я имею в виду ту самую девицу. Когда я зайду к тебе в следующий раз, чтобы духу ее не было!
– Это еще почему?
– Я тут подумал и решил, что мне это не нравится.
– Я уже дважды ее выставлял, – сообщил Доннер. – Но она оба раза возвращалась.
– Тогда, может, ты купишь ей на эту десятку билет домой в Джорджию?
– Запросто. И еще десятку пожертвую Армии спасения, – ехидно отозвался Доннер.
– Короче, чтоб ее больше не было!
– С каких это пор ты стал таким моралистом?
– Минуту назад.
– Я думал, ты деловой человек.
– Правильно думал. Давай договоримся: ты прогоняешь эту девицу, а я забываю все, что знаю о тебе сейчас и что узнаю потом.
– Ты это серьезно?
– Абсолютно. Я не хочу, чтобы она жила у тебя. Если я еще раз застану ее в твоем доме, то поступлю с тобой по закону.
– И потеряешь ценного работника.
– Что поделаешь, – вздохнул Уиллис. – Придется стиснуть зубы и обойтись без тебя.
– Иной раз я сам себе удивляюсь: зачем я помогаю таким, как ты? – вздохнул Доннер.
– Когда у меня будет свободная минутка, я тебе растолкую, – пообещал Уиллис. – Ну как, договорились?
– Ладно. С тебя полтинник.
– Я сказал – десятка!
– Ну хотя бы двадцать.
– За такую ерунду?
– Но это же след.
– И не более того.
– Ну и что? Такие сведения стоят четвертной, не меньше.
– Ладно, получишь пятнадцать, так уж и быть, – сказал Уиллис и повесил трубку.
И сейчас же опять зазвонил телефон.
– Восемьдесят седьмой участок, Уиллис слушает.
- Предыдущая
- 27/38
- Следующая