Храм Саламандры - Арчер Вадим - Страница 41
- Предыдущая
- 41/81
- Следующая
Две женщины в оранжевых накидках яркими пятнами выделялись на пустынной площади. Обе были высоки, стройны и пышногруды, с яркими и броскими чертами лица, с тяжелыми пучками волос, заколотыми перламутровыми гребнями по последней моде Келанги. Среди оранжевых жриц не было некрасивых женщин. Каждая из них, в легкой пламенеющей накидке без рукавов, закрепленной на плечах драгоценными заколками, с браслетами в виде саламандры на запястьях, в плетеных сандалиях, завязанных у щиколоток, могла бы остановить взгляд любого мужчины.
Женщины, неразговорчивые и сонные с утра, отдыхали, поставив на мостовую тяжелую корзину с продуктами для завтрака, которую несли из кладовой в кухню.
– Смотри! – Одна из жриц дернула за руку другую. – Это она!
Женщина в черной накидке вышла из дома черных жрецов и направилась через площадь к дверям храма великой богини. Обе жрицы следили за ней немигающими взглядами аспидов до тех пор, пока та не скрылась за углом храма.
Они одновременно взглянули друг на друга.
– Даже не оглянулась, – прошипела одна. – Она и замечать нас не хочет!
– Очень ей это нужно! – поддакнула другая. – Старик души в ней не чает.
– Да, ее никогда не пошлют на кухню. Ученица самого старика, как же! – фыркнула первая. – А ведь с ее ростом она никогда не стала бы даже оранжевой жрицей, если бы не старик. Ее давно выгнали бы или отослали на другой алтарь.
– Говорят, он передал ей все свое умение и всю свою силу, – шепнула вторая жрица, опасливо глядя на угол, за которым скрылась прошедшая мимо женщина.
– Чепуха, сила не передается. Это каждый жрец знает.
– А вдруг передается? Если бы старик со мной занимался столько же, я бы владела магией ничуть не хуже. – Жрица вскинула голову с видом, говорившим, что у нее, конечно, все получилось бы гораздо лучше. – Ока просто окрутила старика, вот и все!
Под стариком имелся в виду Шантор, магистр ордена Саламандры. Он действительно был очень стар. Даже пожилые жрецы помнили его таким же, как и сейчас, – высоким, белым, худым и никогда не улыбающимся.
Первая жрица, лучше разбиравшаяся в магии, отрицательно покачала головой:
– У нее есть своя сила. Ее время не берет. Она и сейчас точно такая же, как десять лет назад, когда появилась здесь. У нас таким был только Авенар, помнишь? Его тоже время не брало.
– Вот он и умер, когда лечил тяжелого больного. – Вторая жрица испуганно покосилась на первую. – Они все так умирают, эти черные жрецы. Нет уж, обойдусь без этой силы!
Первая жрица снисходительно посмотрела на нее:
– Пока она здесь, ты никогда не будешь изображать богиню Мороб на ритуалах. Это раньше великую Саламандру представляли оранжевые жрицы, по жребию. А теперь, с тех пор как ей срезали волосы, кинжал подают только ей.
– Зато она и режет руку для жертвы себе, а не черному жрецу. Жуть!
– передернуло вторую женщину. – Один мой знакомый жрец говорил мне, что великую Мороб и должна представлять черная жрица – ведь сама богиня тоже коротковолосая, – сказала она, чтобы показать свою осведомленность. – Они одевали богиней оранжевую жрицу, пока у них не было черных.
– Да она и есть Мороб! – выпалила первая жрица, разозлившись. – В ней нет ничего живого! Когда она режет свою руку для жертвы богине, она ничего не чувствует – я следила за ее лицом. Она ни с кем не разговаривает, кроме старика, не встречается со жрецами, не наряжается! Самая настоящая богиня смерти!
– Скажи это старику, и ты до конца своих дней будешь мыть пол на кухне, – тревожно оглянулась вокруг ее собеседница, почувствовав, что та сказала слишком много. – Идем, солнце осветило уже три купола.
Две женщины, унизив третью и. тем самым утвердив свое превосходство над ней, взялись за ручки корзины и понесли свою ношу в кухню. Но черная жрица не притворялась, что не замечает их. Она прошла через площадь, почти беззвучно ступая по камням деревянными подошвами сандалий, и оказалась у расписанной саламандрами двери храма. Ей не понадобилось класть руку на медный круг магического замка и произносить заклинание, как большинству жрецов, – короткого взгляда и мысли-приказа хватило, чтобы двустворчатые двери плавно раскрылись.
Внутри было тихо и пусто, малейший звук приобретал силу и четкость, наполняя собой легкое пространство храма. Благодаря двум ярусам узких, длинных окон, застекленных желто-оранжевой мозаикой, залы храма были наполнены радостным золотистым светом. Жрица миновала первый зал, где днем продавались лечебные амулеты, и оказалась в центральном зале. Дальняя часть зала, приподнятая над полом наподобие сцены, образовывала площадку, подковообразно изгибающуюся с боков и переходящую в узкие панели у боковых стен. Вдоль панелей располагались двери, ведущие в боковые башни храма, где жрецы лечили больных.
В глубине площадки возвышалась гигантская статуя богини Мороб.
Великая Саламандра сидела на круглой подставке, скрестив ноги и приподняв левую руку навстречу посетителям. Другая ее рука лежала на голове саламандры, символа возрождения к жизни, сидящей справа от богини. Одеяние богини состояло из золотого ожерелья-нагрудника, набедренной повязки, длинный конец которой спускался спереди до пола, и покрывающей голову золотой сетки. Выражение лица богини все время неуловимо менялось благодаря игре света и тени, становясь то грозным, то задумчивым, то благосклонным, то печальным.
Жрица прошла по залу и поднялась по ступеням на площадку перед богиней. Она остановилась, сосредотачиваясь, затем подняла взгляд к окнам верхнего яруса, куда проник ослепительно желтый луч утреннего солнца, и расстегнула на плече заколку, удерживающую накидку.
Легкая черная ткань заскользила вниз по хрупкому телу женщины. Под накидкой на жрице была одежда великой богини. Зрителей в храме не было, поэтому жрица не надела ни нагрудника, ни золотой сетки. В это утро на ней была только набедренная повязка, закрепленная серебряным поясом, с которого, наподобие короткой юбки, свисали цепочки из эфилемовых шариков, а ее грудь прикрывали две ажурные серебряные чаши с рубинами в центре, удерживающиеся на цепочках, перекинутых через шею и скрещенных сзади. Женщина нагнулась и распустила завязки сандалий, обвитые вокруг узких щиколоток, затем подобрала накидку и сандалии, чтобы убрать их с площадки.
Положив одежду у ног богини, жрица вышла в центр площадки и встала спиной к статуе. Лицом к великой Саламандре вставали просящие, а она не собиралась ничего просить. Шантор был хорошим учителем, поэтому она точно знала, что просить богиню бессмысленно. Она сама должна была вызвать в себе силу Мороб, чтобы восстановить доступ к магии алтаря. Впервые магия Оранжевого алтаря стала недоступной в конце зимы, во время дневной хвалы богине. Прямое использование его силы оказалось невозможным, хотя амулеты действовали, как обычно. Жрецы объявили людям, что великая Мороб разгневалась, и закрыли двери храма для посетителей. С этого дня они стали лечить людей только с помощью амулетов Саламандры, одновременно пытаясь найти способ восстановления силы алтаря. Шантор склонялся к тому, что на алтарь наложено неизвестное ранее заклинание, и сделал это не кто иной, как Каморра. Как-то вечером, при обсуждении очередной неудачной попытки снять заклинание, черная жрица предложила:
– Я могу исполнить ритуальный танец перед богиней, чтобы попросить ее милости. Может быть, это поможет.
Все головы повернулись к ней. Выражение «просить милости богини» жрецы употребляли не только в разговорах с больными, но и между собой, по привычке заменяя им слово «лечить». В применении к алтарю оно звучало по меньшей мере нелепо.
– Моя ученица не может сказать такую глупость, Лила, – нахмурился Шантор, поняв ее буквально. – Всем нам известно, что статуя богини не имеет отношения к магии. Это украшение храма, больше ничего.
– Разве у кого-нибудь есть еще предложения? – Жрица обвела окружающих взглядом.
– Делай как хочешь, – недовольно сказал Шантор. – Хуже от этого не будет.
- Предыдущая
- 41/81
- Следующая
