Атлант расправил плечи. Трилогия. - Рэнд Айн - Страница 66
- Предыдущая
- 66/378
- Следующая
Негодование лишь на миг промелькнуло в глазах Дагни, и она безразличным тоном произнесла, словно бросая нищему подаяние:
— Безусловно, Джим. Изложи все это в письменном виде. Я подпишу.
— Что касается твоего временного преемника…
— Да?
— Ты и в самом деле хочешь, чтобы это место занял Эдди Уиллерс?
— Да, хочу.
— Но он просто не сможет исполнять обязанности вице-президента! У него нет должной осанки, манер…
— Он знает свою работу… и мою. Он знает, что мне нужно. Я доверяю ему. Я смогу сотрудничать с ним.
— А ты не думаешь, что следовало бы выбрать достойного молодого человека из хорошей семьи, обладающей бо?льшим общественным весом и…
— Это будет Эдди Уиллерс, Джим.
Таггерт вздохнул:
— Ну хорошо. Только… только нам придется проявлять осторожность… Люди не должны заподозрить, что ты по-прежнему руководишь «Таггерт Трансконтинентал». Этого никто не должен знать.
— Это будут знать все, Джим. Но открыто не признает никто, и все будут довольны.
— Нам нужно сохранить свое лицо.
— O, конечно! Можешь не узнавать меня на улице, если не хочешь. Можешь говорить, что никогда не видел меня, а я скажу, что и слыхом не слыхивала про «Таггерт Трансконтинентал».
Джеймс молчал, в задумчивости разглядывая пол.
Дагни повернулась к окну. Серое небо отливало ровной зимней пеленой. Далеко внизу, по берегу Гудзона, тянулась дорога, по которой приезжал автомобиль Франсиско… над рекой поднимался утес, на который они забирались, чтобы посмотреть на башни Нью-Йорка… где-то за лесом прятались рельсы, уходившие к станции Рокдейл. Припорошенная снегом земля напоминала набросок того родного края — бледный рисунок, на котором из снега тянутся к небу голые ветви. Это был серо-белый снимок, мертвая фотография, которую хранят на память, но которая ничего не может вернуть.
— Как ты хочешь назвать ее?
Удивленная Дагни обернулась.
— Что?
— Как ты хочешь назвать свою компанию?
— Ах да… Ну, наверно, «Линия Дагни Таггерт».
— Но… По-твоему, это разумно? Подобный факт нетрудно истолковать превратно. Могут решить, что «Таггерт» …
— И как ты хочешь, чтобы я ее назвала? — отрезала утомленная до предела Дагни. — «Линия Мисс Никто»? Или «Мадам Икс»? Или «Джона Голта»?.. — Дагни смолкла и вдруг улыбнулась — холодной, блестящей и опасной улыбкой. — Так я ее и назову: «Линия Джона Голта».
— Великий Боже, нет!
— Да.
— Но это же… просто дешевый трюк, дань городским низам!
— Да.
— Ты не можешь превратить в шутку такой серьезный проект!.. Ты не можешь вести себя столь вульгарно и… недостойно!
— Ты так считаешь?
— Но скажи мне, бога ради, почему?
— Потому что все вокруг будут шокированы — как и ты сам.
— Я никогда не думал, что ты способна на показуху.
— В данном случае способна.
— Но… — Джеймс понизил голос до едва ли не суеверного шепота. — Видишь ли, Дагни, это же… такое имя накличет беду… Оно означает…
Он умолк.
— И что же оно означает?
— Не знаю… Но когда люди произносят его, это всегда бывает из…
— Страха? Отчаяния? Безысходности?
— Да… да, именно так.
— Я хочу, чтобы они понимали это!
Наполненные гневными искрами глаза сестры, неожиданный проблеск веселья в них подсказали Джеймсу, что ему лучше помалкивать.
— Пиши во всех документах и ваших бюрократических бумажках название: «Линия Джона Голта».
— Что ж, это твоя линия, — вздохнул он.
— Ей-богу, моя!
Джеймс с удивлением посмотрел на сестру. Дагни отбросила все приличествующие вице-президенту манеры, в полном блаженстве нисходя до уровня рабочих-путейцев.
— Кстати, о бумагах и юридической стороне дела, — проговорил он, — у нас могут возникнуть некоторые трудности. Нам придется обратиться за разрешением…
Дагни рывком повернулась к нему. Часть прежнего энтузиазма еще читалась на ее лице. Однако на нем более не было веселья, Дагни не улыбалась. Лицо ее странным образом сделалось жестким и непреклонным. Увидев это выражение, Джеймс подумал, что не хотел бы увидеть его снова.
— Слушай меня, Джим, — произнесла Дагни; такой интонации ему еще не приходилось слышать ни от кого. — Есть одна вещь, которую ты должен выполнить как свою часть сделки, так что внимательно следи за этим: держи своих вашингтонских приятелей подальше от меня. Позаботься, чтобы они давали мне все необходимые разрешения, акты, справки и прочий бумажный хлам, которого требует их законодательство. Только не позволяй им пытаться остановить меня. Если они только попробуют… Джим, люди говорят, что наш предок, Нат Таггерт, убил политикана, попытавшегося отказать ему в разрешении, которого тот не имел права не дать. Не знаю, было ли это на самом деле. Но говорю тебе честно: если он и сделал это, я вполне понимаю его чувства. А если он все-таки не был грешен, я вполне могу сделать это за него, чтобы оправдать семейную легенду. Я не шучу, Джим.
* * *
Франсиско д’Анкония сидел перед ее столом. Лицо его ничего не выражало. Оно оставалось бесстрастным, когда Дагни четким и бесцветным тоном деловой беседы объясняла ему цели и задачи своей железнодорожной компании. Франсиско выслушал, но не произнес ни слова.
Она еще не видела его лица таким опустошенным; на нем не было насмешки, удивления, противоречия; просто казалось, что все происходящее не имеет к нему никакого отношения. Тем не менее Франсиско смотрел на нее с интересом; видимо, он замечал больше, чем ей казалось.
— Франсиско, я попросила тебя приехать, потому что хотела увидеть тебя в моем кабинете. Ты здесь впервые. А некогда он мог бы многое значить для тебя.
Франсиско неторопливо обвел помещение взглядом. На стенах не было ничего, кроме трех вещей: карты линий «Таггерт Трансконтинентал», оригинала карандашного портрета Ната Таггерта, послужившего моделью для статуи, и большого железнодорожного календаря из тех, что выпускались каждый год, броского и яркого, с картинками, изображавшими станции сети Таггертов; такой же когда-то висел над ее первым рабочим столом в Рокдейле.
Франсиско поднялся и негромко произнес:
— Дагни, ради себя самой, и… — голос его на мгновение нерешительно замер, — и во имя той жалости, которую ты, может быть, еще испытываешь ко мне, не проси того, что ты намереваешься попросить. Не надо. Позволь мне уйти прямо сейчас.
Фраза эта была для него столь не характерна, что Дагни просто не ожидала услышать ничего подобного. И после недолгой паузы произнесла:
— Почему же?
— Я не могу ответить тебе. Я не могу отвечать ни на какие вопросы. Вот почему об этом лучше вообще не говорить.
— Ты знаешь, что я собиралась попросить у тебя?
— Да.
Она посмотрела на него с настолько красноречивым, настолько отчаянным недоумением, что ему пришлось добавить.
— А еще мне известно, что я откажу тебе.
— Почему?
С безрадостной улыбкой он развел руками, как бы пытаясь показать, что именно этого ожидал и пытался избежать.
Она негромко произнесла:
— Мне все-таки придется попытаться, Франсиско. Мне придется обратиться к тебе с просьбой. Это моя обязанность. Как ты отнесешься к моим словам, это уже твое дело. Но тогда я буду знать, что испробовала все.
Не садясь, он чуть наклонил голову в знак согласия и сказал:
— Слушаю, если это тебе поможет.
— Мне нужно пятнадцать миллионов долларов, чтобы завершить строительство линии Рио-Норте, семь миллионов я получила в залог под мои акции компании «Таггерт». Больше собрать я не могу. Я выпущу облигации от имени своей новой компании. Я позвала тебя для того, чтобы попросить купить их.
Он промолчал.
— Франсиско, я стала нищенкой и прошу у тебя денег. Я всегда считала, что в бизнесе просить не подобает. Я всегда считала, что все зависит от качества того, что ты предлагаешь, и отдавала деньги за то, чего они стоили. Теперь правило это не работает, хотя я не понимаю, как можно заменить его чем-то другим. Судя по всем объективным показателям, линия Рио-Норте должна стать самой прибыльной железной дорогой в стране. Судя по всем известным мне стандартам, лучшего вложения капиталов нельзя найти. И в этом мое проклятие. Я не могу собрать деньги, предложив людям хорошее вложение капитала: они отвергнут его уже в силу того, что оно слишком хорошее. Ни один банк не купит облигации моей компании. Но я не могу предложить ничего другого. Мне остается только просить.
- Предыдущая
- 66/378
- Следующая
