Лики Японии - Берндт Юрген - Страница 36

• Предыдущая
• 36/73
• Следующая

Трое европейских ученых (кроме Кемпфера и Зибольда следует упомянуть еще шведа Тунберга, прибывшего в Японию в 1743 году) жили в Дэдзиме довольно долго. Мир обязан им своими знаниями о Японии, да и сама Япония многим обязана этим и другим ученым. Какими бы узкими ни были с начала XVII до середины XIX века ворота в мир, связь с ним все же поддерживалась, оставив много видимых, а еще больше невидимых, следов в культурной жизни не только Нагасаки, но и всей Японии.

Врач Филипп Франц фон Зибольд посетил Японию дважды. Второй раз в 1859 году, когда ограничений уже более не существовало. Голландцы возводили теперь свои дома на Оранда-дзаке (Голландском склоне) и мостили свои улицы так же, как они привыкли это делать у себя дома. Зибольд решил ознакомить нескольких молодых японцев с основами европейской медицины и продолжить заодно собственное научное исследование страны. Никто до него с такой точностью не описал флору и фауну Японских островов. И не было ничего удивительного в том, что д-р К., врач и художник, прежде всего проводил меня к моему соотечественнику Сииборуто (то есть Зибольду), туда, где тот жил с 1859 по 1862 год и где обучал студентов. На месте дома и библиотеки Зибольда лежат два мемориальных камня, стоят скульптуры и вколоченный в землю столб с надписью. Вот и все, что напоминает об этом выдающемся человеке, не считая памяти о нем. Война всё разрушила.

Дом Гловера на вершине холма также уничтожила война. Однако один крупный концерн воссоздал его, придав ему первоначальный облик. «Прививая многие основополагающие принципы западной цивилизации, — говорится в заключительной фразе уже упомянутой мемориальной доски, установленной перед домом Гловера, — Гловер внес немалый вклад в развитие нашей культуры в период реставрации Мэйдзи». Разумеется, оружие, боеприпасы и военные корабли также являются «принципами западной цивилизации». Однако хочется спросить, не сделал ли и врач Филипп фон Зибольд кое-что для развития этой же цивилизации? Но на его вкладе концерн, вероятно, не мог сделать бизнес, а дом его был не так красив, как вилла Гловера.

С этой грустной мыслью прощался я с Нагасаки, своеобразным городом, ставшим наравне с Хиросимой страшным напоминанием потомкам о трагических событиях в истории человечества.

Юкио Мисима уже давно был известен за пределами Японии, когда весть о его самоубийстве стала сенсацией в мировой прессе. Он слыл одним из крупнейших талантов в японской литературе и принадлежал к тем немногим индивидуальностям, которые в последние десятилетия содействовали ее международному признанию. Его имя не раз обсуждалось в качестве кандидатуры на присуждение Нобелевской премии. Родился Юкио Мисима в 1925 году, и вскоре после войны слава о нем распространилась со стремительностью кометы. Многое из написанного им было спорным, но следует отдать ему должное: писать он умел. Вопросы о том, можно ли однозначно относиться к его фантасмагорическим рассказам, кажущимся часто то взбалмошными, то прямо-таки трогательно наивными, к его то сдержанному, впечатляющему, то манерному стилю, можно ли мириться с его тягой к позерству, привычкой выставлять себя напоказ, остаются все же открытыми. Однако не замечать его было нельзя.

В истории японской литературы с конца XIX века добровольный уход из жизни выдающихся писателей — не такое уж редкое явление.

Что касается Юкио Мисима, то здесь были необычны и обстоятельства самоубийства. В первой половине дня 25 ноября 1970 года он проник в штаб японских «сил самообороны», расположенный в районе Итигая в Токио, вышел (со своими единомышленниками) на балкон и стал выкрикивать здравицу в честь императора, затем зачитал «Манифест». Солдаты и офицеры поначалу развеселились, хорошо зная пристрастие Мисимы к театральности. (Кстати, он действительно был неплохим актером: во время экранизации одного из его рассказов Мисима выступал в роли режиссера и актера, сыграв офицера императорской армии, который после провалившегося в феврале 1936 года военно-фашистского путча «молодых офицеров»{Имеются в виду участники путча 26 февраля 1936 г. в Токио, убившие нескольких министров и других государственных деятелей. Путч был подавлен, но к власти пришло правительство Хирота, тесно связанное с фашистской военщиной.} «выступивших против бюрократов и инертных чиновников в правительстве», якобы повинных в «упадке престижа императора», по примеру древних самураев покончил жизнь самоубийством, вспоров себе живот.)

Однако, когда слова Мисимы приняли более обличительный характер, веселье прекратилось. «Мы поняли, — распалялся Мисима, — что послевоенная Япония опьянена экономическим расцветом, что она отдалилась от основ своего бытия, что она охотится за второстепенным, не упорядочив главного; она пошла по пути лицемерия и штопания дырок и все больше впадает в состояние духовного вакуума. Со скрежетом зубовным мы вынуждены были наблюдать, как политика служит исключительно затушевыванию противоречий, только личным интересам, властолюбию и ханжеству, что государственную политику в Японии определяют зарубежные страны, что позор проигранной войны не стараются смыть, а скрывают и что японцы бесчестят свою собственную историю и традицию.

Мы надеялись на то, что в наши дни хотя бы в „силах самообороны“ будет сохранен дух истинной Японии, истинного японца, истинного воина. Однако мы убедились в том, что благодаря юридическому щелкоперству „силы самообороны“ рассматриваются как противоречащие конституции. Тем самым укреплению нашей обороны — главной задаче страны — всячески чинят препятствия, прибегая к беспринципному юридическому очковтирательству. Следовательно, „силы самообороны“ представляют собой армию, не имеющую права называть себя таковой. Именно в этом кроется вырождение японского духа, а также упадок морали.

Армия, честь которой необходимо поддерживать на самом высоком уровне, была принесена в жертву коварным, отвлекающим маневрам. „Силы самообороны“ несут позорный крест проигравшего войну государства. Они не стали армией страны, ибо не было необходимых для создания армии основ, они получили ранг не более чем гигантского полицейского подразделения, и не было четко сформулировано, кому они присягнули на верность. Мы возмущены слишком затянувшимся сном Японии после войны!» (Еще раз напоминаю: это произошло 25 ноября 1970 года!)

Окончив речь, Мисима сделал то, что уже сыграл однажды в фильме: вспорол себе живот. Его телохранитель Морита тут же обезглавил его, а затем сам покончил жизнь самоубийством.

Что это было? Слова и дела обезумевшего эксцентрика? «Смерть Мисимы — это смерть преступного политического актера», — можно было прочитать в одном японском журнале. Однако подобные высказывания встречались весьма редко. Чаще писали, что смерть Мисимы — «блестящее завершение его жизненной философии», «геройская смерть романтика», «проявление патриотизма», «красоты и чистоты духа», «демонстрация духа камикадзе» и духа «молодых офицеров». Последнее сравнение было вызвано вышедшим в 1960 году рассказом Юкио Мисимы «Патриотизм» и его экранизацией в 1965 году.

Много было произнесено патетических слов, однако проблема, которая стояла за трагедией писателя Юкио Мисимы, настолько трудно поддается анализу, сложна и тесно связана с принципиальными вопросами послевоенного развития Японии, что не терпит пафоса и фальши. Лишь трезвый ретроспективный взгляд на историю и не менее трезвый взгляд на современность, возможно, кое-что прояснит.

То, что «японцу» приписывается особый воинственный дух, следует отнести к области легенд. Тем не менее нельзя отрицать, что воинственный самурай с его мечом стал символом Японии. Когда видишь, как на экранах японских кинотеатров и телевизоров то и дело мелькают фрагменты диких сражений прошлых времен, сопровождающихся неистовыми воинственными воплями, то, не будучи даже сверхчувствительной натурой, испытываешь ужас, хотя в подобных экранизациях, возможно, больше вымысла, чем правды. Кроме того, если сопоставить эти картины с теми, какими богата история Европы в средние века, различия окажутся не слишком велики. И заключаются они не столько в воинственности, как таковой, сколько в общественном положении (самурая, рыцаря, воина), в традициях, в сознании, в этических категориях ценностей.

• Предыдущая
• 36/73
• Следующая