Десять плюс один - Макбейн Эд - Страница 6
- Предыдущая
- 6/27
- Следующая
– В девятнадцать, – ледяным тоном ответила Синди, – вы идете к полицейскому, который объявил вам о смерти вашего отца, в надежде рассказать ему кое о чем, чего он, может быть, не знает и что могло бы ему помочь. И вот тогда, как это всегда бывает с так называемыми взрослыми, вы осознаете, что вас даже не слушают. Это разочаровывает.
– Сядьте, Синди. Что вы хотите мне рассказать о снайпере? Если, конечно, это был снайпер.
– Тот, кто стреляет в людей с крыши, может быть только снайпером.
– Необязательно.
– Он убил уже двоих одним способом!
– Если это он их убил...
– В газетах пишут, что патроны были одинаковые.
– Это может означать очень многое, а может и совершенно не иметь смысла.
– Нет, серьезно, не будете же вы меня убеждать, что верите в простое совпадение?
– Я лишь могу вам сказать, что мы рассматриваем все варианты. Сядьте, прошу вас, у меня от вас голова кружится.
Синди резко села и снова бросила книги на стол. Хотя она и была девятнадцатилетней девушкой, которая все видела и слышала, в этот момент она выглядела просто девятнадцатилетней девушкой.
– Хорошо, – сказала Синди. – Допустим, что моего отца и этого человека убил один и тот же тип; допустим, что это действительно снайпер. Тогда, мне кажется, вам следует рассмотреть, не действовал ли он по сексуальным причинам.
– Мы не преминем это сделать.
Синди вскочила и собрала свои книги.
– Вы смеетесь надо мной, детектив Карелла, – гневно сказала она. – И это мне совсем не нравится!
– Нет же, я вовсе не смеюсь над вами! Я все понял, что вы сказали. Неужели вы думаете, Синди, что мы никогда не имели дела с подобными типами?
– Что?
– Я вас спросил: неужели вы думаете, что полиция никогда не имела дела...
– Ох!
Синди снова села и положила книги на стол.
– Мне и в голову не пришло. Простите меня.
– Да ничего.
– Нет, действительно, простите меня. Конечно. Вы конечно, должны видеть кучу всякого. Мне так стыдно.
– Во всяком случае, Синди, я рад, что вы пришли поговорить со мной.
– Правда? – быстро спросила она.
– Нам не часто приходится видеть здесь симпатичных и умных ребят, а это оказывает хорошее влияние.
– Хорошая девчонка с соседней улицы, да? – спросила Синди со странной улыбкой. Она встала, пожала Карелле руку, поблагодарила его и ушла.
В женщине, которая брела по Калвер-авеню, не было ничего от хорошей девчонки с соседней улицы. Ей был сорок один год – выцветшие светлые волосы, слишком ярко накрашенные губы и щеки. На ней была черная юбка в обтяжку, которую она испачкала рисовой пудрой, когда красилась. Грудь ее, высоко задранную лифчиком, чрезмерно облегал довольно грязный белый пуловер. В руке у нее была черная кожаная сумочка. Она выглядела совсем как проститутка, и не без оснований...
Денек выдался трудный. Она была проституткой и к тому же пьяницей. Она проснулась в шесть утра. Летучие мыши и крысы вытанцовывали сарабанду в ее грязной меблированной комнате с осыпающимся потолком, а увидев, что в бутылке, стоявшей рядом с кроватью, не осталось ни капли, она быстро оделась, тем более что под одеждой редко носила что-то кроме лифчика, и вышла на улицу. К полудню она набрала денег на бутылку дешевого виски; к часу дня бутылка была пуста. В четыре часа она проснулась, летучие мыши и крысы возобновили свой танец по комнате; бутылка у кровати была пуста. Она надела лифчик, пуловер, черную юбку и черные босоножки на высоком каблуке, напудрилась, ярко намазала губы и слишком ярко нарумянилась. Теперь она ходила взад и вперед по знакомому тротуару, на город мало-помалу спускались сумерки.
У нее вошло в привычку ходить по этому тротуару каждый вечер, потому что на углу Калвер-авеню и Пятнадцатой Северной улицы был завод, рабочие которого кончали работу в половине шестого. Когда ей улыбалась удача, она подхватывала клиента, платившего ей четыре доллара за быстрое удовольствие, а при большой удаче парня удавалось заполучить на ночь, и он платил сумасшедшую цену – пятнадцать долларов в звонкой американской монете.
В этот вечер она чувствовала себя в ударе. В этот вечер она смотрела на мужчин, группами выходивших из заводских ворот на углу улицы, и чувствовала, что скоро вытащит главный приз. Чуть-чуть удачи, и парню захочется немного выпить перед тем, как лечь в кровать. И кто знает, вдруг он безумно влюбится в нее. Какой-нибудь мастер или даже директор... с ума будет сходить по ее волосам, глазам и увезет ее с собой в огромный особняк в шикарном пригороде; у нее будет горничная, дворецкий, и любовью она будет заниматься только тогда, когда захочет... и... не смеши меня!
Но все-таки... она чувствовала себя в ударе. Она все так же была уверена в удаче, когда пуля пробила ее верхнюю губу, разбила зуб, прорвала трахею и разворотила огромное выходное отверстие в затылке.
Пуля расплющилась о кирпичную стену здания, возле которого она упала, убитая наповал.
Пуля была от “Ремингтона-308”.
Глава 6
Гарри Уолач жил или чаще всего бывал в одной компании с проституткой по имени Бланш Леттиджер, – той самой женщиной, которая была убита вечером тридцатого апреля. Полиции не составило труда найти его. Все знали дружка Бланш. Его забрали на следующее утро в бильярдной на Сорок первой Северной, привели в комиссариат, усадили и начали задавать вопросы. Он был высокого роста, хорошо одет, с седеющими висками и проницательными зелеными глазами. Он попросил у детективов разрешения закурить, зажег пятидесятицентовую сигару и, когда Карелла заговорил, преспокойно устроился поудобнее на стуле, снисходительно улыбаясь.
– Чем ты зарабатываешь на жизнь, Уолач?
– Биржа.
– И во что помещаешь капитал? – спросил Мейер.
– Акции, недвижимость... Все в таком духе.
– Какая сегодня котировка у Эй-Ти-Ти? – спросил Карелла.
– У меня нет этих акций.
– А какие есть?
– Так сразу и не вспомню.
– А маклер у тебя есть?
– Да.
– Его имя?
– Он сейчас в Майами, отдыхает.
– Тебя не спрашивают, где он. Тебя спрашивают, как его зовут.
– Дейв.
– Дейв, а дальше?
– Дейв Миллас.
– Где он остановился в Майами?
– Не имею ни малейшего представления.
– Хорошо, Уолач, – сказал Мейер. – Что ты знаешь об этой женщине – Бланш Леттиджер?
– Бланш... как?
– Хочешь нас поводить за нос? А, Уолач? Так, что ли?
– Нет, уверяю вас, это имя мне незнакомо.
– Неужели! Бланш Леттиджер. Ты живешь вместе с ней на Калвер-авеню, в квартире шесть “б”, снятой на имя Фрэнка Уолача, и живешь ты там уже полтора года. Теперь это имя тебе что-нибудь говорит?
– Не знаю, о чем это вы.
– Стив, может, это он ее пришил?
– Начинаю думать, что так.
– О чем вы говорите? – спросил Уолач, которого все эти разговоры, по-видимому, оставляли равнодушным:
– Зачем ты пытаешься нас провести, Уолач? Думаешь, мы интересуемся таким дешевым сутенером, как ты?
– Не понимаю, о чем вы говорите, – с достоинством произнес Уолач.
– Нет? А как ты сам называешь свое ремесло?
– Не так, как вы.
– Как это мило, – сказал Мейер, – он не хочет пачкать свой хорошенький ротик сердечком такими словами, как “поганый сутенер”. Послушай, Уолач, ты нам надоел. Если хочешь, чтобы мы тебе это дело навесили, не беспокойся – нет ничего легче. Подумай лучше о своем здоровье. Все, что нам от тебя нужно, – это сведения об этой бабе.
– Какой?
– Ах ты сволочь! Той, которую вчера убили. Да ты человек или нет, дерьмо поганое?!
– Я не знаю никакой такой женщины, – упорно стоял на своем Уолач. – И убийство вы мне не навесите. Знаем мы вас! Ищете фраера, да я не из таких!
– Мы не ищем фраера, – сказал Карелла, – но раз уж ты об этом заговорил, то в принципе это неплохая идея. Как ты думаешь, Мейер?
– Почему бы и нет? – ответил Мейер. – Почему бы и не он? Мы тебе так навесим, что потащишь как миленький. Где ты был вчера вечером, Уолач?
- Предыдущая
- 6/27
- Следующая