Десять плюс один - Макбейн Эд - Страница 23

• Предыдущая
• 23/27
• Следующая

– Значит, вот в чем дело, – произнес Карелла.

– Да, – ответила она, – но в следующий раз, уж будьте любезны, задавайте ваши вопросы сами.

– Дайте-ка я взгляну, – сказал лейтенант Бернс.

Карелла протянул ему рапорт. Бернс начал читать:

“Миссис Редфилд очень нервничала, не хотела говорить на эту тему. Утверждала, что никому об этом не рассказывала, за исключением семейного врача, и то по необходимости, так как нуждалась в его помощи. Ее до сих пор лечит тот же врач, Эндрю Фидио, 106, Эйнсли-авеню, Айсола. Миссис Редфилд утверждает, что в апреле 1940 года на вечеринке у Рэндольфа Нордена ее заставили пить против воли. Уверяет, что, когда между часом и двумя ночи почти все студенты ушли, она была пьяна. Поняла, что оставшиеся начали вести себя плохо, но осталась, потому что у нее кружилась голова. Отказалась участвовать в том, что должно было произойти в других комнатах, и сидела в салоне около рояля. Другие девушки – Бланш Леттиджер и Хелен Стразерс – силой затащили миссис Редфилд в спальню и вместе с молодыми людьми держали ее, пока Рэнди Норден “пользовался” ею. Хотела уйти из комнаты, но они привязали ее за руки, и все молодые люди по очереди “нападали” на нее, пока она не потеряла сознание.

Она сказала, что в этом участвовали все юноши, а девушки, по ее воспоминаниям, смеялись. Ей кажется, что был пожар, горели занавеси, но воспоминания эти у нее нечеткие. Около пяти утра кто-то отвел ее домой, она не помнит кто. Она ничего не рассказала о происшествии матери, единственной своей живой родственнице, потому что боялась. В октябре 1940 года она была на приеме у доктора Фидио. Казалось, она страдает от обыкновенного воспаления шейки матки. Анализы крови показали, что речь идет о венерическом заболевании, хронической гонорее с внутренним изъязвлением половых органов. Она рассказала доктору Фидио о том, что произошло в апреле 1940 года, он посоветовал ей подать в суд. Она отказалась, не желая, чтобы об этом узнала ее мать. Доктор Фидио посчитал, что серьезность симптомов предполагает хирургическое вмешательство. В ноябре она легла в госпиталь, и он сам провел операцию по удалению матки. Матери она сказала, что речь идет об аппендиците. Миссис Редфилд всегда считала, что заразил ее Норден, но она не совсем уверена, так как “нападали” на нее все молодые люди. Из ее показаний можно с определенностью заключить, что она имела также противоестественные сексуальные отношения с девушками, но ей слишком тяжело об этом говорить. Она говорит, что рада, что они умерли. Узнав, что Бланш Леттиджер стала проституткой, она сказала: “Это меня не удивляет”. Она закончила такими словами: “Я была бы рада, если бы и Хелен умерла. Это она все начала””.

Четыре часа подряд они обрабатывали Коэна и применили к нему шоковую терапию, которая повергла бы в ужас его психоаналитика. Они заставляли его снова и снова вспоминать все детали той давней вечеринки, читали и перечитывали ему отрывки из заявления Маргарет Редфилд, требовали рассказать своими словами о том, что произошло, объяснить, почему загорелись занавески, что делали девушки, и так далее до той минуты, как он заплакал, повторяя: “Я не убийца, я не убийца!” Когда они прекратили допрос, помощник прокурора провел с детективами маленькое совещание.

– Не думаю, что его можно посадить, – сказал он. – У нас нет никаких конкретных доказательств.

Карелла и Мейер согласились.

– Проследим за ним, – сказал Карелла. – Спасибо, что пришли.

Они отпустили Дэвида Артура Коэна в четыре часа пополудни. Детективу Берту Клингу было поручено проследить за ним, но он не успел взяться за работу – Коэн был застрелен в ту самую минуту, когда спускался по залитым ярким солнцем ступеням комиссариата.

На другой стороне улицы, напротив комиссариата, домов не было, только парк. За невысокой стеной ни единого дерева не нависало над тротуаром. Они нашли гильзу у подножия стены, из чего сделали вывод, что стреляли именно отсюда – стрелок находился гораздо ближе к жертве, чем обычно, и этим объяснялось то, что Коэну разнесло половину черепа. Клинг сразу выбежал из здания и, перепрыгивая через ступени, рванул на ту сторону дороги. Он обыскал все тропинки и кусты, но все напрасно – убийца исчез. Слышен был только отдаленный шум деревянной карусели.

Полицейских эта история начинала забавлять. Убийство прямо на ступенях комиссариата – довольно хороший образчик черного юмора, и полицейские оценили именно комическую сторону происшествия.

А Карелле было совсем не смешно. Он знал, что ни Томас ди Паскуале, ни Хелен Вейль не могли пустить пулю в голову Коэну по той простой причине, что за ними постоянно следовали двое полицейских. Что касается Льюиса и Маргарет Редфилд, то они ушли из комиссариата в час дня, почти за три часа до фатальной встречи Коэна с пулей от “Ремингтона-308” на ступенях комиссариата. Детектива Мейера срочно направили в квартиру Редфилдов на углу Гровер и 41-й улицы. Он узнал, что Маргарет Редфилд из комиссариата сразу направилась в салон красоты, без сомнения почувствовав необходимость привести себя в порядок после мучительного разговора. Льюис Редфилд сказал Мейеру, что из комиссариата вернулся в свою контору и оставался там до пяти часов, а потом пошел домой. Он вспомнил, что до пяти часов диктовал письма секретарше. Они позвонили в контору и убедились, что Редфилд вернулся на работу к половине второго и ушел только в пять. Там не знали, где именно он находился в четыре часа, когда убили Коэна, но, конечно, где-то в конторе. И все-таки, пока оставался хоть намек на сомнение, надо было наблюдать и за Редфилдами. Карелла согласился, что эта идея хороша, и пошел домой обедать.

Если уж Карелла не веселился, то Мейер и подавно. Это дело им окончательно осточертело. Однако с помощью капитана Фрика и по вине простого полицейского делу был дан новый толчок.

В одиннадцать часов вечера Фрик позвонил Карелле, когда тот, сидя дома в гостиной, пытался читать газету. Услышав звонок, Карелла разгневанно посмотрел на телефон, встал и снял трубку:

– Алло?

– Стив, это капитан Фрик. Я вас не разбудил, надеюсь?

– Нет-нет. В чем дело?

– Мне очень жаль вас беспокоить, но я еще на работе. Стараюсь уточнить и увязать график работы полицейских.

– Что-то не в порядке?

– Понимаете, в принципе Антонио должен был быть с этой дамой, Хелен Вейль, с восьми утра до четырех дня, а потом до двенадцати ночи его менял Бордмен. Семелмен должен был быть с ди Паскуале с восьми утра до четырех дня. Но по табелю я вижу, что он ушел в три часа дня, а Кеневен, который должен был его сменить в шесть, позвонил в девять и предупредил, что заступает на пост. Я не понимаю, Стив, это вы дали такое разрешение?

– Как, капитан, вы хотите сказать, что с ди Паскуале никого не было с трех до девяти вечера?

– Похоже, так. Если верить табелю, по крайней мере.

– Понимаю, – сказал Карелла.

– Вы дали им такое разрешение?

– Нет, – сказал Карелла, – я такого разрешения не давал.

Вечером, когда Карелла подъехал к дому ди Паскуале, он увидел у двери полицейского. В квартире находилась какая-то женщина. Полицейский отошел в сторону, чтобы начальник смог позвонить. Карелла поспешно нажал на кнопку звонка и стал ждать, когда ди Паскуале откликнется. Но тот действовал отнюдь не так быстро, а кроме того, находился в спальне на другом конце квартиры и должен был еще надеть халат и тапочки и пройти через шесть комнат быстрым шагом, прежде чем добрался до входной двери. Он открыл ее и очутился нос к носу с незнакомым мужчиной.

– Это еще что за шутки? – гневно спросил он.

– Мистер ди Паскуале? Я детектив Карелла.

– Отлично. Вы знаете, что уже почти полночь?

– Я очень огорчен, мистер ди Паскуале, но мне необходимо задать вам несколько вопросов.

– Не могли бы подождать до завтра?

– Нет, к сожалению, это невозможно.

• Предыдущая
• 23/27
• Следующая