Последняя Битва - Злотников Роман Валерьевич - Страница 40
- Предыдущая
- 40/73
- Следующая
Арамий, ничего не ответив, резко повернулся к боцману и отрывисто приказал:
– Боцман, максимальный темп! Манасий поспешно кивнул, прокричал:
– Максимальный темп! – и принялся отсчитывать гребки: – И-па! И-па! И-па…
Акка, подгоняемая толчками двух десятков весел, начала быстро набирать ход. Боцман облегченно выдохнул и довольно улыбнулся. Акка перешла на гребной ход всего за три минуты – это было рекордным временем. Все-таки он очень неплохо вышколил команду. Манасий, не переставая отсчитывать темп, самодовольно покосился на капитана, но тот продолжал напряженно всматривался в дирему, стремительно летевшую над волнами. Кормчий, оглянувшись, тихо выругался:
– Ах ты Фанерова мошонка, они сбавили ход… Боцман с недоумением посмотрел на него, не понимая, что в этом плохого. Капитан однако понял.
– Поджидают высокую волну, – заметил он. Несколько мгновений на рулевой площадке стояла напряженная тишина, а затем доносившиеся до акки ритмичные удары бронзового била, которыми боцман на диреме задавал темп гребцам, едва заметно участились, капитан Арамий качнулся вперед, стиснув обеими руками ограждение кормовой площадки, и пробормотал:
– Сейчас…
Тамор, стоявший на рулевой площадке диремы, вцепившись в левое рулевое весло, отчаянно взревел и навалился на него, боцман дико вскрикнул, гребцы первых трех банок в обоих рядах полоснули по канатам, удерживающим весла в уключинах, отчаянным движением вытолкнули рукоятки наружу и рухнули между банок, а остальные поспешно потянули свои весла внутрь. Дирема взвилась на высокой волне и ухнула в разрыв между рифами. С обоих бортов послышался гулкий удар, короткий треск и… дирема опустилась уже по другую сторону рифа. Тамор немедля скомандовал:
– Палубная команда – осмотреть днище! – и чуть повернув голову: – Боцман, что там у нас в гребном наряде?
Тот ответил спустя несколько мгновений:
– Одного убило, троим расшибло голову. Задели риф веслами четвертого и пятого ряда, которые не успели до конца втянуть, а эти дубины не успели пригнуться.
Тамор зло ощерился:
– Ну, венетские ублюдки… Заменить весла, дополнить наряд, и полный ход, Магровы яичники, полный ход!
Матрос палубной команды, высунув голову из люка, доложил:
– Между пятым и шестым шпангоутами треснула обшивка по обоим бортам, течи.
– Большие?
Матрос весело сверкнул белыми зубами:
– Если десяток бурдюков в час набежит, и то хорошо. Да и заплату сейчас заведем.
– То-то! – проворчал Тамор, расплываясь в улыбке. Он уставился на отчаянно улепетывающую акку. – Ну, венетская лягушка, теперь держись…
Они догнали акку примерно за час до заката. Когда акка оказалась в радиусе поражения бортовыми баллистами, Тамор, увлеченный преследованием, заорал:
– Натянуть тетиву! Заряжай огнем! Сейчас поджарим этих венетских свиней!
Но тут сбоку раздался спокойный и даже несколько иронический голос Слуя:
– Тамор, было бы неплохо, если б ты оставил для меня несколько человек, я хотел бы задать им пару вопросов.
Тамор выругался, сердито скрипнул зубами и приказал уже потише:
– Отставить огонь. Передовую баллисту снарядить абордажным якорем, остальным – отбой. И… поживее, боцман, что мы ползем как черепахи?
Боцман обиженно насупился – дирема летела как стрела, – но все-таки слегка прибавил ходу. Стрелки, забравшиеся на переднюю штурмовую площадку, начали натягивать тетивы арбалетов, отчего над палубой разнесся скрип воротов. Вторая смена гребцов, которой на этот раз выпало стать абордажной командой, неторопливо строилась на палубе. Бойцы были веселы. Команда акки обычно состояла не более чем из двадцати моряков, вооруженных по большей части луками и ножами, но даже если акка на сей раз была под завязку забита вооруженными до зубов пиратами, то все равно вряд ли на этом суденышке могло поместиться более восьми десятков вояк, не говоря уж о том, что до выучки бойцов Корпуса им было далеко, так что никакого серьезного сопротивления ждать не приходилось.
Через полчаса они подошли к акке на расстояние двух десятков локтей, с передней штурмовой площадки она была видна как на ладони. Грон окинул взглядом немногочисленных моряков, изо всей силы нажимавших на весла, трех человек, торчавших на кормовой рулевой площадке, и приказал:
– На поражение не бить.
Старший арбалетчик громко продублировал команду. За спиной звонко гукнула тетива передней баллисты, и в воздух, гремя цепью, взвился абордажный якорь. Он с грохотом упал на кормовую рулежную площадку акки, едва не задев венетского боцмана, осипшим голосом отсчитывавшего темп. Тот подпрыгнул и отскочил в сторону, чуть не вывалившись за борт. Еще раза два-три гребцы махнули веслами в такт, потом начался разнобой, и акка. резко снизила ход. Заскрипел ворот цепи, на которой налегло десяток воинов, и дирема, сделав рывок, тут же нависла над левым бортом акки. Над палубой прогремели команды Тамора:
– Правый борт: с первой по пятнадцатую банку – весла внутрь, остальные – табань! Абордажные крюки на борт! Тяни!
Дирема с размаху ударила бортом акку, ломая ей весла левого борта, в воздух взвились десятки абордажных крюков, и тут же через все сужающуюся щель сигануло не менее пяти десятков абордажников в полных боевых доспехах. Они стремительно рассыпались по палубе с обнаженными мечами в руках, убив в зародыше всякую мысль о каком бы то ни было сопротивлении. Спустя мгновение громкий треск показал, что акка и дирема соединились в одно целое. Абордаж закончился.
Грон и Слуй неторопливо перешли на акку по перекинутому абордажному мостику. Команду согнали на нос, оставив на кормовой площадке только капитана и кормчего. Поэтому здесь, рядом с мачтой, они были одни. Грон окинул взглядом засыпанное щепой от сломанных весел и банок пространство и, хмыкнув, кивнул подбородком в сторону пустых зевов грузовых ям.
– Что ж, ты был прав, эти ребята явно занимались только тем, что поджидали нас. Видишь – никакого груза, и это в самый сезон…
Слуй кивнул и двинулся в сторону кормовой площадки.
Когда они приблизились, капитан вздернул свою напомаженную и завитую по венетскому обычаю бороду и с вызовом спросил:
– С каких это пор корабли Корпуса начали нападать на мирных моряков? Слуй хмыкнул:
– А вы здесь совсем оборзели. Корабли Корпуса нападают на того, на кого захотят. И если до сих пор это были пираты, никто не обещал, что всем остальным будет так же сладко всю оставшуюся жизнь…
– Прошу меня простить, благородный господин, – прервал его кормчий акки, – но не можете ли вы мне подсказать… того господина, что сейчас стоит за рулевым веслом вашей диремы, зовут не Тамор?
Слуй быстро повернулся к нему и прищурился:
– А почему ты так решил?
Этот вопрос, похоже, сказал кормчему все, что ему хотелось узнать, потому что он удовлетворенно кивнул и, повернувшись к своему капитану, заявил:
– Простите, капитан Арамий, но если это Тамор, то, как я знаю, есть только один человек, ради которого он рискнул бы нарушить свою клятву. Этот человек – Великий Грон. И я не сомневаюсь, что он сейчас стоит на палубе нашей акки.
Со стороны носа, где толпилась команда, донесся протяжный вздох. А капитан Арамий оцепенело застыл, растерянно глядя то на Слуя, то на Грона. Грон некоторое время молчал, от души наслаждаясь этой сценой, потом не выдержал и расхохотался.
– Ладно, Слуй, я думаю, не стоит больше нагонять страху на наших пленников. Давайте лучше пригласим капитана и его кормчего на “Росомаху”. Мне кажется, капитан и сам с удовольствием расскажет нам все, что мы захотим узнать.
На имя “Слуй” реакция была не менее бурной – со стороны команды донесся испуганный говорок: “Черный Капитан…”, а капитан Арамий даже слегка отшатнулся. Слуй же растянул губы в легкой улыбке, которая (как, впрочем, и любое другое выражение на его лице) всем показалась угрожающей, и произнес:
- Предыдущая
- 40/73
- Следующая
