Последняя Битва - Злотников Роман Валерьевич - Страница 4

• Предыдущая
• 4/73
• Следующая

Гость несколько мгновений молчал, размышляя над сказанным, затем восхищенно цокнул языком:

– Воистину мудрость служителей Сха не знает границ. Недаром среди большинства цивилизованных народов Отец-змея является символом разума. Я немедленно доведу до Хранителей ваши мудрые мысли…

На следующее утро гости Рта Сха тронулись в обратный путь. Когда мрачная громада Храма скрылась за волнистой линией горизонта, старший повернулся к своему младшему товарищу и, скривив губы в насмешливой улыбке, презрительно произнес:

– Теперь ты понял, Играманик, в чем заключается величие Ордена? Мы готовы были выступить еще два года назад. Но тогда мы оказались бы одни, а те, кто сейчас умолял нас стать союзниками, со злорадством наблюдали бы, как Измененный гоняется за остатками Ордена, будто стая гончих за лисой. Так что мы набрались терпения и попытались вложить в головы этих тупоумных прислужников каменных идолов наши собственные мысли… ну, и слегка подтолкнуть Грона к активным действиям. – Он хохотнул. – Нет, ты вспомни, с каким апломбом этот мелкий служка окраинного божка излагал передо мной мои же собственные идеи! – Старший бросил быстрый взгляд через плечо, проверяя, не услышали ли чего подозрительные храмовые стражники, составляющие их охрану и почетный эскорт, и, понизив голос, добавил: – Так что теперь первый удар Измененного обрушится именно на них. А уж мы постараемся этим воспользоваться…

– Команда-а-а, разой-дись! Четкий строй слегка вздрогнул и потерял свою безупречную четкость. И сразу стало видно, что стоящие в строю люди никакие не военные. Одеты они были довольно разношерстно: одни – в короткие туники, другие – в принятые среди горцев Атлантора бешметы и жилеты, а кое-кто щеголял в горгосских и венетских нарядах. У большинства за плечами висели туго набитые мешки, когда-то, вероятно, выглядевшие абсолютно одинаковыми, но с тех пор успевшие изрядно пообтрепаться и обрасти разноцветными заплатами и шрамами грубой штопки, а у ног некоторых стояли слегка пооббитые морские рундучки. Впрочем, пока эти люди стояли в строю, вся эта разношерстность совершенно не резала глаз, ее затмевала четкость линий коротко остриженных затылков, вскинутых подбородков и разведенных на строго выверенное расстояние носков.

Хотя отданная команда предписывала разойтись, большинство людей остались на своих местах, только развернулись друг к дружке. Кое-где вспыхнул разговор, кто-то достал кисеты с “чихальником”, кто-то фляги. Этих людей связывало слишком многое, чтобы вот так сразу выкинуть последние пять лет своей жизни и разбежаться в разные стороны. Корпус дал им очень многое: силу, уверенность в себе, гордость, а некоторым и шанс начать жизнь сначала. Недаром в Корпусе было очень много людей, которые после “давильного чана” меняли свои имена на прозвища. Как видно, имена эти стоили того, чтобы их навсегда забыть. Но дело было не только в этом. Корпус… это было что-то особенное, эта была жизнь. Жизнь трудная, наполненная свистом стрел, многосуточными маршами, тяжкой работой, но жизнь, в которой каждый из них мог быть полностью уверен в том, кто с ним рядом, в том, кто стоит с ним спина к спине. Бывший раб или портовый нищий, которые раньше, заслышав свист бича надсмотрщика или топот портовой стражи, тут же спешили забиться в самую узкую щель, моля всех известных богов, чтобы на этот раз беда обрушилась на кого-то другого, только не на него, теперь, спустя пять лет, знали, что есть на свете люди, с которыми они примут все – и бич, и меч врага, и мор… потому что: “Мы заботимся о Корпусе, Корпус заботится о нас”.

– Ба-а-а, никак Кремень?

Крепкий невысокий мужчина со слегка кривоватыми ногами и ежиком седоватых волос обернулся на голос:

– А, это ты, Булыжник… Давненько не виделись.

Подошедший ухмыльнулся:

– Да уж, почитай с самого “давильного чана”. А ты, я вижу, до сержанта дослужился. – Он показал кивком на пятно на левом плече, своей формой напоминавшее сержантский шеврон. Пятно явственно выделялось своей яркостью на выгоревшем фоне.

Тот, кого назвали Кремнем, усмехнулся в ответ:

– Ты, я гляжу, тоже. – И он кивнул на точно такое же пятно на левой стороне груди товарища; такое расположение показывало, что обладатель сержантского шеврона служил во флоте. – Ты тоже в этой партии? И как, уже надумал, куда двинуть?

Булыжник вытянул губы трубочкой, отчего его лицо приняло задумчиво-лукавое выражение:

– Кто знает, кто знает… – Он помедлил. – Ты как, все еще со зверем?

Кремень помрачнел и несколько секунд стоял молча, видимо вспоминая что-то неприятное, потом вновь поднял глаза на собеседника:

– И да, и нет. Коготь… его зарубили. Но я выдрессировал щенка из его последнего помета. Его зовут Джуг.

Булыжник удовлетворенно кивнул:

– Я на это надеялся.

Кремень нахмурился, но служба в Корпусе в первую очередь приучает к сдержанности, поэтому он нарочито ленивым движением потянулся к висящему на поясе кисету с размятыми сушеными листьями “чихальника”, захватил горсть, неторопливо скатал шарик, засунул в левую ноздрю, втянул воздух, на мгновение замер… и оглушительно чихнул. Бывший сержант Булыжник наблюдал за его манипуляциями с кривой усмешкой.

– Ну что, так и будем стоять? Или все-таки пойдем пропустим по кружечке? – наконец выдавил из себя Кремень.

Булыжник рассмеялся:

– Когда это сержант-ветеран отказывался от доброго пойла?

Таверна “Рыбий коготь” ничем не отличалась от таких же таверн, частой сетью облепивших порты и рыночные площади, – закопченный потолок, длинные столы с лавками вдоль стен, очаг с вертелом и короткая стойка для тех, кто зашел лишь пропустить стаканчик-другой. Только она была немного почище, лавки и столы были покрыты кое-какой резьбой, а стоявшие на стойке стаканы и кружки выглядели (в отличие от большинства таких же заведений, где подобные предметы использовались до тех пор, пока не протирались до дыр) почти новыми. Два ветерана уселись у дальней стены. Не успели они опустить на лавки спои сухопарые зады, как у стойки возникла упитанная служанка с симпатичными ямочками на щеках:

– Что пожелают господа сержанты? Булыжник довольно хмыкнул:

– Где ты так научилась разбираться в воинских званиях, красавица?

Та польщено хмыкнула:

– Тоже мне наука. Да в наш порт каждый год приходят маршевые команды уволенных из Корпуса. Да и хозяин наш тоже из ваших. Так что здесь любому ветерану всегда ставят одну бесплатную кружку солодового хмеля.

Тут Булыжник с размаху засветил себе ладонью по лбу:

– О темная Магр, мне же рассказывали о таверне старого Пагрима. Так ведь зовут вашего хозяина?

– Ну да. – Служанка кивнула.

– В таком случае, красавица, живо зови своего хозяина. Скажи ему, что с ним хочет выпить ветеран с Багровой эскадры.

По-видимому, это название что-то сказало служанке, потому что она тихо ойкнула и тут же исчезла, оставив витать над столом нежный запах лавандового масла. Как видно, она была изрядной чистюлей и тратила не такое уж и большое жалованье на благовония. Кремень хмыкнул. Да-а-а, за те пять лет, что он провел в рядах Корпуса, жизнь на гражданке изрядно переменилась. Если уже и простые служанки могут себе позволить покупать благовония, то сколько добра можно снять с тех, кто побогаче… Но эта мысль прошла как-то краем, просто по инерции, не вызвав ни малейшего желания действовать. Если народец так оброс жирком, значит, популяцию шакалов, каким и он сам был раньше, изрядно проредили. По правде говоря, пять лет назад он запродался (как он тогда считал) корпусному вербовщику именно из-за того, что “волкодавы” стратигария уже дышали ему в спину. От некогда лихой банды, заставлявшей отстегивать дань даже самые большие караваны, следовавшие по Пензалийской дороге, остались лишь жалкие ошметки – все ближайшие соратники либо были в колодках, либо украшали собою придорожные дубы, а он метался между Пензалой и Роулом, мучительно ища щель, в которую можно было бы забиться…

• Предыдущая
• 4/73
• Следующая