СССР - Идиатуллин Шамиль - Страница 56

• Предыдущая
• 56/114
• Следующая

– Да, Женя, здравствуйте. Спасибо большое. Конечно, пойдемте. Спасибо.

В машине Кубакин задал пару вежливых вопросов про погоду и дорогу. Эля ответила не думая и, видимо, невпопад, потому что больше Женя ни о чем не спрашивал. Зато довез до дирекции удивительно быстро – если это не сама Эльмира из реальности выпала. Эля сразу прошла в кабинет Галиакбара – вокруг вились какие-то люди, приближались, что-то говорили и отпадали разноцветными тенями, последней метнулась, кажется, Нина, но Эльмира уже была у стола Гали – все-таки пустого стола Гали, Гали ни за ним, ни вообще в кабинете не было. Отозиравшись, Эля мучительно задумалась над тем, что делать дальше, и, возможно, придумала бы что-нибудь страшное. Но тут в кабинет стремительно и с воплями вошел Кузнецов. Лицо его было неровно поделено красно-белыми пятнами, с куртки падали тающие хлопья снега, вопил Сергей поочередно в большие трубки или рации, которые сжимал в обеих руках. Эля неловко повернулась ему навстречу. Кузнецов остановился, вглядываясь, потом недовольно гаркнул в поднесенные к лицу трубки:

– Ну по новой тогда начинайте! Секунду.

Быстро шагнул к Эле и обнял ее, стараясь не стукнуть трубками по спине. Эльмира застыла костяной статуэткой, пережидая объятия и горячий дух, волной ударивший из ворота куртки Кузнецова. Сергей отступил, быстро свернул телефонные беседы, устало присел на стол, положив трубки рядом, и спросил:

– Нормально доехала, встретили?

– Да. Нашли?

Сергей, сдерживаясь, посмотрел на нее, опомнился, подошел, взял за руки – Эля не стала отдергивать – и сказал:

– Эля, мы ищем.

– Где он?

– Ищем, Эля.

Эльмира задрала голову, прищурилась, пытаясь сквозь соленую муть разглядеть глаза Кузнецова, и спросила:

– Он живой?

Кузнецов что-то ответил, и Эльмира снова потеряла кусок жизни, теперь крохотный. Нашла она себя скукожившейся за гостевым столом, придвинутым к столу Гали. Рядом стояла Нина и что-то бубнила – а, уговаривала выйти куда-то, где удобнее и можно отдохнуть. Эля возмущенно мотнула головой. У Нины сразу будто новая пластинка в ченджер зашла: она принялась так же ласково и обходительно объяснять, как будет хорошо, если снять дубленку. Ни сил, ни желания снова мотать головой или делать что-то еще не осталось. Эля молча застыла, сжав кисти коленями. Было холодно и безнадежно.

Нина ушла, быстро вернулась, поставила перед Эльмирой красивую чайную пару: чашка ароматно дымилась, на блюдце искрились рафинад и два ломтика лимона. Желудок тягостно перекосился, Эльмира повернулась было к чашке, но тут же скрутка покатилась вверх по пищеводу, пришлось сгорбиться еще сильнее и переждать, пока зыбь уляжется. Мимо кто-то прошел, что-то выгрузил на стол – не беззвучно, как Нина, с оборванным лязгом,– и сказал:

– Поешьте, Эльмира Шагиахметовна.

Эля, не раскрючиваясь, подняла глаза. У стола стоял Бравин, тоже в куртке и тоже с мороза – даже губы полопались, потому что лижет, балбес, вот еще раз капельку крови языком снял.

– Здравствуй, Игорь, – с трудом сказала Эльмира.

– Добрый вечер. Поешьте, – ответил Бравин, кивнул и быстро вышел.

Эля посмотрела на стол. Там стоял серебристый тепловой судок, в каких до прошлого года возили обеды строителям. Желудок перекосился в другую сторону. Эля раздраженно выдернула руки из негреющих тисков и оттолкнула судок. Крышка сдвинулась, пошел запах. Сейчас вырвет, холодно подумала Эльмира, но под горлом запела тонкая струна, а ниже будто дыра открылась, куда со сквозняком стал проваливаться весь мир, и шут бы с ним, но ведь в том числе и Азаматик. Эля выпрямилась на стуле, прислушиваясь к себе. Дыра развернулась к столу и всосала судок – то есть как всосала, заставила обнять, придвинуть, сбросить на пол загремевшую крышку и жрать теплый рис с рыбой, не различая вкуса, остроты и мелких костей, сперва вилкой, потом помогая рукой и с трудом удерживаясь от того, чтобы швырнуть вилку вслед за крышкой и хватать, комкая, рис горстью, а левой горстью выщипывать рыбью плоть – и жрать. Было стыдно и во всех смыслах неудобно, очень хотелось прерваться, прийти в себя и начать есть, а не жрать, – но не получалось.

Она не ела со вчерашнего дня.

Все-таки последние рисинки Эля собрала пальцами, тщательно их прожевала и поискала глазами еще что-нибудь не съедобное даже, а сгрызаемое и прожевываемое. Лимон провалился в бездну, не успев брызнуть меж зубов, сахар хрустнул дважды и канул туда же, остывший чай лишь смягчил растревоженность за грудиной. Все болезни от нервов, и ожирение в первую очередь. Вот что толстухи, значит, чувствуют, подумала Эля.

И тут в кабинет ворвался Рычев – слава богу, не минутой раньше.

Он резко остановился и сказал:

– Эля.

Эльмира повернулась к нему, хотела встать, но почему-то не смогла. Рычев быстро подошел, наклонился, на секунду прижался седым виском к ее голове – Эля едва успела убрать вниз испачканные руки, – сразу отошел, будто испугавшись, и спросил, расстегивая пальто:

– Как ты?

– Максим Александрович, Гали пропал, – сказала Эльмира, поняла, что он знает, и снова из слезных каналов будто пробки вышибло.

Потом она обнаружила, что кабинет полон людей, Рычев, сняв пальто, стоит за пустым креслом Гали и что-то жестко говорит, а Кузнецов, сидящий слева от Эли уже не с красно-белым, а с багровым лицом, так же жестко отвечает, что «двойка» – это двадцать седьмой экземпляр – давно передан средневаховским на эксплуатационные и скраден неделю назад, а в администрации почему-то думали, что отогнан на ремонт или испытания, что взорвалась газовая смесь и что теперь мы это учтем. Рычев лязгающим голосом спросил, при чем тут это, и Элька отвалилась куда-то в сторону, а очнулась на словах Кузнецова про сделанный шагаловскими расчет наиболее вероятных квадратов поиска и про добровольцев из первой смены, которых более чем достаточно для прочесывания этих квадратов в течение двух часов, причем час уже прошел. Рычев спросил: «А если он в другом квадрате?», и это был очень важный вопрос, но почему-то Эля сперва отмотала память чуть назад, сообразила, что Рычев недоволен слабым размахом поиска, – и лишь потом уловила короткий вороватый взгляд, который в нее метнул Кузнецов, и услышала:

– За пределами логики и здравого смысла, как все последние дни, так что без гарантий, но сделаем все.

– Почему сразу не сделали, я спрашиваю? – повысил голос Рычев.

– Что – не сделали сразу? Соседей не подняли? Я объяснял, что это имитация и вообще перекладывание ответственности: кругом пятьсот, даже больше – пока долетят, пока развернутся, сутки пройдут.

– Сутки прошли – что?

– То, что мы на финишной. Найдем, живого или... – Кузнецов осекся.

Рычев раздернул узел галстука и сказал:

– Сильно. Почему сразу массовое прочесывание не наладили?

Кузнецов помолчал и объяснил так, что Эльмире захотелось завизжать – до лопания стекол, стаканов и голов:

– Люди со смены, вымотанные, толку с них сразу было бы... И потом, что это за феодализм: барин пропал, поэтому никому не спать, все на поиски.

Завизжать или разодрать Кузнецову совсем бурое лицо Эля не успела. Рычев тихо сказал:

– Сережа, вы с ума сошли? Вы что, полагаете, если бы рабочий со второго вот так вот... или просто потерялся – мы бы спать пошли? Вы бы сами спать пошли? Вы вообще где находитесь?

Кузнецов уронил голову в ладони и зарычал. Рычев продолжил было:

– То есть вы всерьез...

– Прошу прощения, – глухо сказал Кузнецов, сдернул пальцы с лица, не так сильно, как мечтала Эля, но следы все равно остались, и повторил: – Прошу прощения. Устал, хрень несу.

– Принято, – сказал Рычев, а Бравин, сидевший, оказывается, в дальнем углу, объяснил:

– Он сегодня километров сто двадцать туда-сюда сделал, пешком отмахал не знаю сколько. Серег, лечь надо, и вообще, всем, кто с первого этапа ходил, надо отдохнуть, а то дуреем уже.

– Да, пожалуй, – согласился Рычев. – Температура какая?

• Предыдущая
• 56/114
• Следующая