СССР - Идиатуллин Шамиль - Страница 32
- Предыдущая
- 32/114
- Следующая
Ноготь отвел взгляд.
– Нет пока.
– А почему?
– А хер знает.
Клим еле удержался от пары резких движений, на всякий случай спрятал руки поглубже в карманы и спросил:
– Братёк, мы сюда на хера приехали?
– На место сядь! – сказал Ноготь,
– Я вопрос задал.
– На место сядь, – резко повторил Ноготь. – Лечить он меня будет.
Клим выпрямился, некоторое время, неудобно выкрутив шею, разглядывал красоты парка, потом несколько раз выдохнул, вынул руки из карманов и сел на скамейку.
– Не надо меня лечить, – тоже успокаиваясь, сказал Ноготь. – Не срастается ни фига. Стараюсь по-честному, за двоих, улыбаюсь, в дружках у всех, сука, – а выдвигают других. Типа, молодой. Я – молодой, прикинь?
– С терпилами говорил? Ну Джеки Чаном и этим, которому он пачу красил?
– Который кошмарил – Паршев вроде – в другой бригаде, перевели от греха, как только зашили. А с Маклаковым сегодня собирался как раз после работы. Не успел – он, вонючка, в баню соскочил.
– Куда сегодня-то, – удивился Клим, – у вас же вчера вроде банный день был.
– Да я ж говорю – вонючка. Там у нас бак сегодня потек с нелетучими фракциями, шов изнутри разошелся. Маклаков туда и нырнул. Вынырнул как говняный человечек, копец всему. Сразу отмываться отвезли засранца.
– Шов-то заделал?
Ноготь неохотно признал:
– Ну, заделал. Молодец, конечно.
– А чего он туда нырнул, а не ты? – ласково спросил Клим.
– Блин, да понимаю я. Сам весь вечер на измене. Не сообразил сразу – вернее, как... Ну не могу я в гроб сам ложиться, херово там. Да и не влез бы в любом случае, там горловина вот, – он показал пальцами что-то типа горлышка стеклянной банки, – только дистрофан проскочит...
– Ну, Витя, ну, блин, чистоплюй, – процедил Клим. – Ведь верняк же был. Кто тебя лезть заставлял? Надо было вызваться. Ногу просунуть – дальше бы не пролез, а трудовой подвиг засчитан, понял? Вот почему у тебя не срастается.
– Хорош уже.
– Думаешь, мне так радостно, блин, вокруг всех высунув язык бегать, отвалы ровнять и инструмент помогать нести? В нос я им ссал. Но надо, вот и... А у тебя... Ну блин.
Ноготь подавленно молчал. Клим вскинулся снова:
– Слышь, братёк, Джеки Чан этот в списке есть?
– Он подольше нас работает, – сказал Ноготь, глядя в землю.
– Ага, на неделю. Есть, так? Заш-шибись.
Клим выбил по скамейке сложный ритм и спросил:
– Он давно в баню ушел?
– С полчаса, минут сорок. Конец смены уже был. Что за тема?
– Не пыли. Пойду-ка я в баню. Со смелыми людьми потолкую, заодно помоюсь.
– Клим, на него давить без мазы.
– Витя, ты уже мощно выступил и сделал все что мог, так? Давай я подотру. Ну, типа, попробую. Получится, – с тебя ящик, – сказал Клим, встав и разминая плечи.
А не получится?
– А не получится, – тебе ящик, – сказал Клим, и немного ошибся.
Джеки Чан Маклаков сидел в раздевалке полуодетый, розовый и умиротворенный, что твой Ганди на рассвете. У ног лежал толстый сверток упаковочной пленки, в которой транспортировались станки и инструменты, – видимо, малец укутал аварийный комплект спецодежды, в котором быстро-быстро добрался до бани. Укутал заботливо: в предбаннике не воняло ничем, кроме распаренного дерева и яблочной отдушки мыла или шампуня.
Клим кивнул Маклакову, тот ответил и потянулся за носками. Клим расстегнул рубашку и сказал:
– О, старый знакомый. Это ж ты в столовой показательные бои устраивал?
Маклаков неохотно кивнул и весь впал в процесс напяливания носочка.
– Там ты дал шоу, молодец. Меня Влад зовут. – Он протянул руку.
Маклаков неловко вскочил как был, полубосой и с черным флажком на ступне, пожал руку и сказал:
– Дима.
Помялся и добавил:
– Это... спасибо.
– За что? – удивился Клим, не выпуская ладони собеседника. Ладонь была в мозольках, но некрупная.
– Ну, помогли тогда, – объяснил Маклаков, не пытаясь освободиться.
– А, ну это всегда рад. Обращайся.
Клим отпустил руку, отступил, снял и повесил рубашку – и тут сообразил:
– Слушай, ты же на втором работаешь, ну, авто?
Маклаков, углубившийся было в процедуру вдевания, настороженно подтвердил.
– Слушай, я там с одним познакомился – Витей зовут, Нагатин, что ли. Знаешь такого?
Маклаков подтвердил и это.
– Хороший вроде парень, хоть с виду БТР типа меня, да? Короче, у него в семье непонятки серьезные, чего он уехал-то. У них там сокращения пошли, он два раза работу терял, жена орет: тряпка! Семью прокормить не можешь! Дочка страдает. Ну, он как узнал, что здесь люди нужны, вписался, отбор прошел – все нормально. А теперь слухи дошли – жена там, типа, на развод подает: муж бросил ее и ребенка без средств к существованию, прикинь? Пацан на измене вообще, руки трясутся.
Маклаков внимательно слушал. Молча. Это мешало. Если бы уточнял, спрашивал или возмущался, было бы легче войти в тему. А так придется самому.
– И смотри, что получается: возвращаться ему нельзя, – получится, что в натуре никто, лох, обломался и приполз как собака битая. Плюс заработать ничего не успел. Ну, я молчу, что ему тут реально нравится, он вообще светится весь, когда про Союз говорит. Мы, говорит, новый мир построим. Ладно. А что с семьей делать?
Маклаков молчал. Тогда и крутить не будем.
– Короче, я подумал: Вите нужен какой-то карьерный успех. Хоть по минимуму, понимаешь? Чисто демонстрация силы. А?
Маклаков опустил лицо. Клим заторопился:
– Я что имею в виду? Что-то несущественное: звеньевой, член совета, хлеборезка какая-нибудь, короче. То есть не обязательно даже денег добавлять...
– За членство в совете денег не дают, – глухо сказал наконец Маклаков.
– А я что говорю? Денег и не нужно сильно, главное, чтобы эта сучка поняла, что ее мужа уважают, продвигают, квартиру дадут для нее вне очереди...
– Не бывает вне очереди, – так же глухо поправил Маклаков.
– Ну да, но она-то этого не знает, – сказал Клим, начиная свирепеть.
Маклаков обулся, встал и надел рубашку.
– Ну что, поможешь хорошему человеку семью сохранить? – спросил Клим.
– Как? – буркнул Маклаков, застегиваясь.
– Очень просто. У вас там совет выбирают – поддержи его кандидатуру.
– Я подумаю.
– Хули думать, голосование через три дня. Прямо скажи, закладываться на тебя или нет?
– Нет, – сказал Маклаков, подхватил пакет и пошел к выходу – недозастегнутый.
– Обоснуй, – потребовал Клим.
Маклаков отпустил приоткрытую было дверь, стал вполоборота и довольно внятно объяснил, глядя в угол:
– От одной бригады выдвигается один человек, максимум два. От нашей два уже есть. Потом, Нагатин, может, хороший пацан, но работник обычный, а как организатор вообще никто.
– А выдвинули, я понял, тебя.
– В том числе.
– И ты теперь жопой на это выдвижение сел и никого вперед себя не пустишь.
– Не в этом дело, – сказал Маклаков, подняв наконец голову.
– Не в этом. Спасибо говорил, благодарный такой весь. И чего стоит благодарность твоя?
– Ничего не стоит. Я благодарностями не торгую.
– Лучше бы тебе Парш нос откусил. Зря я за тебя вписывался, по ходу. Я думал, ты пацан, а ты как баба: напиздел и слился.
– Да мне пофиг, что ты думал, – сказал Маклаков и открыл дверь.
– Малой, ты попутал... Куда? Сюда иди. Сюда иди, я сказал! – рявкнул Клим, в два прыжка подскочил к Маклакову, успевшему все-таки шагнуть в общий предбанник, несильно пнул в сгиб ноги, чтобы присел и потерял равновесие, развернул, плотно взял за шею и усадил голову пониже, на уровень пояса, коленей, чтобы согнулся, семенил и вообще прочувствовал.
Можно было ронять ударом в затылок – позиция «звезда», специально для советских, руки-ноги врастопырку и нос всмятку, запоминается навсегда. Но и полусогнутый вариант хорошо давил попытки сопротивляться: нагнутому было совсем неудобно идти в отмах, к тому же спиралось дыхание, а унижение росло тем быстрее, чем больше – и неуклюжее – дятел пытался сопротивляться. Что дятел совершенно отмороженный, Клим уже понял, но тарелок с кашей и ножей поблизости вроде не было, в предбаннике вообще не было никого и ничего, дежурная ушла вместе с простынями. Так что не будем бояться, а будем воспитывать.
- Предыдущая
- 32/114
- Следующая