СССР - Идиатуллин Шамиль - Страница 112

• Предыдущая
• 112/114
• Следующая

– И куда вы теперь?

– И увезут меня туда, где суждено остаться, где от разлуки застывает кровь.

– Я должен узнать цитату?

– Хм. Ну, удиви старика.

– Вертинский. Нет? Ну, Окуджава. Хотя на самом деле на Козьму Пруткова похоже.

– Достаточно. И этого человека я кормил ирисками.

– Не кормили вы меня ирисками, Максим Александрович, это леденец был, у меня горло болело. Ладно, я не об этом. Вы всерьез не соглашаетесь на наше предложение?

– Миша, я согласился, кажется, вообще на все предложения, которые вы мне сделали. Хоть каплю гордости мне оставьте. На развод.

– Да ладно, на все вы согласились. А мы в таком случае вообще... Честно говоря, так нас давно не нагибали.

– Боже мой, Миш, ну в чем вы нагнулись? Вы хотели целиковые технологии – вы их получили, от рабочего чертежа до схемы логистики. Вы хотели всех авторов в функциональном состоянии – получили. Хотели весь производственный цикл вместе с рабочими и складскими остатками – получили. Хотели, чтобы Союза не было, ни в каком виде, – пожалуйста, голый пустырь.

– С двумя зданиями посередке.

– Как приняли, так и сдаем.

– Принимали одно вроде, и без наворотов вокруг и на крыше.

– Считай, что это компенсация за шахту. Или ты хочешь, чтобы мы время еще и на демонтаж того, что не вывезешь, тратили? Я понимаю, это в отечественных традициях: до обеда яму роем, после обеда закапываем. Но может, без лютого маразма обойдемся?

– А почему здание не пустое?

– Ну, во-первых, мы и принимали не пустое – там вообще-то трехсменная бригада шахтеров была. Остается-то сильно меньше. Во-вторых, мы вроде договаривались.

– Договаривались просто о людях – мы думали, хантов местных подселите. А у вас топы остаются, на местных жителей не сильно тянут.

– Ну почему же. Если приглядеться...

– Максим Александрович, я помню, что вы замечательно остроумный человек. А вы, наверное, помните, что у меня чувства юмора нет.

– Оно хорошее, только хромает.

– Н-ну да. Вот вечно вы меня сбиваете. Чуркан, допустим, что там делает?

– Он не чуркан... Впрочем, ладно. Живет с семьей, насколько я понял, у него идея-фикс ребенка в чистом воздухе вырастить. Вот и устроил зимние каникулы для узкого круга.

– М-да. Дауншифт затягивает. У нас ведь на него совсем другие виды были.

– Миш, ну погодите уже. Пусть отдохнет человек. Силком вы его в сортир сходить не заставите, даже если ему приспичит. Вы уж поверьте.

– Да мы уж убедились, что у вас все вязкие, как это самое.

– Значит, он так ничего и не сказал?

– Да какая уже разница?

– Значит, совсем ничего. Я все-таки прав был.

– Вы о чем сейчас?

– Да о своем, стариковском. Когда он выходит?

– Вы как будто торопитесь, Максим Александрович. Не надо торопиться.

– Миша. Мы со своей стороны сделали все, что обещали. От вас того же ждем.

– Так мы и выполняем.

– Я на всякий случай повторю попунктно: выплата сбережений и задолженностей всем сотрудникам Союза: тем, кто уходит, – за вычетом затрат по переезду, тем, кто остается на ваших производствах, – в полном объеме. Это раз.

– Это не раз, это три десятка лямов, за которые еще со всех нас спросят.

– Никто не спросит – вы десятку экспортом за месяц закроете. Полный уголовный и административный иммунитет всем нашим сотрудникам по состоянию на сегодняшний день, и пусть каждый сам выбирает чего хочет и куда пойдет – это два.

– И за это с нас спросят.

– Не о чем спрашивать. И ведь это всё, остальное подпункты.

– Которые не так существенны.

– Миш, ты говорил, у тебя чувства юмора нет. Вот пусть его и не будет – допустим, до конца этой беседы. Ты не ответил, когда он выходит.

– Вот дался он вам.

– Мы своих не бросаем.

– Ой ли. И вообще, чего это он своим стал? Я недавно совсем про другое отношение слышал. С драками, погонями и объявлениями вне закона.

– Когда он выходит?

– На этой неделе он выходит. Дело закрываем за отсутствием, прокурорам фотки дырки покажем, чтобы убедились, что ловить совсем нечего, и пускай гуляет.

– Но прежде...

– Но прежде устроим сеанс связи вашим красавцам. Ей-богу, я абсолютно не понимаю, чего ради вы меня экзаменуете и чего ради мы должны для вас что-то делать, да еще и отчитываться. Моя бы воля...

– Росла бы из меня березка?

– О господи. Нет. Но рукавицы шить вы бы научились. Это ж подумать только – разбазарить несколько процентов ВВП, бюджет целого субъекта федерации, я бы сказал, поставить под угрозу государственную стабильность, затеять парламентский переворот, развратить целый отряд не последних чиновников и без счета рядовых граждан, наконец, оставить в центре страны дырку размером с Садовое кольцо – пришли, нагадили, ушли, красота – и свалить на почетную пенсию.

– Завидно, да? Миша, а что ты будешь делать, если я сейчас резко передумаю уходить на пенсию, приму приглашение, с которого началась наша беседа, встречусь, покаюсь и соглашусь вступить в новую должность? Или даже не соглашусь, только покаюсь и перескажу эти твои слова? Что ты будешь делать, родной?

– Вы меня не пугайте, я, когда испуганный, очень неприятный делаюсь.

– Знакомые слова. Вот чтобы все мы оставались спокойными и приятными, Миша, пожалуйста, исполните ваши обещания. И пацанов моих, пожалуйста, не трогайте.

– А что будет, если тронем?

– Во-первых, все узнают, что вы не держите слово.

– Ах, мы этого не переживем.

– Ну да. А во-вторых, я еще что-нибудь придумаю.

– Это тоже угроза как бы?

– Нет, обещание. Торжественное. Не трогайте, короче. Это, в конце концов, и в ваших интересах. Вы нас пять лет не трогали – ну, почти, будем считать, – и получили три новеньких отрасли экономики, из которых за несколько лет половина ВВП вырастет, не говоря уж о престиже страны и ее роли на мировых несырьевых рынках, в которые вы так рветесь. Кабы не трогали дальше, может, мы бы сейчас с тобой в антигравитационном корабле общались бы.

– Непосредственно в шестой палате.

– Это уж каждый сам выбирает. Не смогли вы удержаться – но теперь чего жалеть. Но вдруг сейчас удержитесь. И вдруг через пяток лет результат получите. Антигравитацию. Лекарства от рака, СПИДа и насморка. Выгодную и невредную утилизацию мусора. Жилкомхоз человеческий. Залатанную дырку посреди страны. Я ничего не обещаю и даже ничего не знаю. Но вдруг.

– Эх, Максим Саныч. Знаете анекдот: такой большой, а в сказки верит?

– Мы рождены. И сказка стала былью.

– Пылью.

– Это уже не у нас. У нас, скорее, быльем поросло.

– Я иногда вас совсем не понимаю. Ладно, боссу, значит, что передать?

– Скажи, я сам позвоню.

– Когда?

– Когда пойму, что нужен.

– Вы и сейчас нужны, считается.

– Не считается. По-настоящему когда потребуюсь – позвоню.

– Он номер сменил.

– А у меня и вовсе номера нет. Пусть совсеть нормально включит.

– Ха.

– Пусть, говорю, совсеть включит поскорее. Я его найду.

– И это, надеюсь, не угроза?

– Даже не обещание. Уверенность. Все, встретимся в Союзе. Совет да любовь.

– Вот вы уп...

Извините, ваш собеседник вышел из совсети. Мы сообщим о его возвращении. Встретимся в Союзе.

Совет да любовь.

• Предыдущая
• 112/114
• Следующая