Сани-самоходы - Леонов Алексей Данилович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/17
• Следующая

— Что теперь пожелают Пётр Иваныч?

— Спать хочу, — сказал Петька бесцеремонно и снова зевнул, ещё шире раскрыв рот.

— В покои извольте, в покои. — Царь поклонился в пояс и, указывая рукой на дверь в каменной стене, добавил: — Там для вас ложе сготовлено с особым одеялом.

— С каким ещё особым? — спросил строго Петька.

— А из молочных пенок, Пётр Иваныч. Извольте входить и не обессудьте. Лучшего ничего не придумали мои слуги.

Петька было засопротивлялся, но его грубо схватили сзади. Он увидел вместо царя человека в красной одежде, услыхал чей-то голос: «Палач!» — подчинился сразу и оказался на мягкой постели под одеялом из пенок.

Палач взял угол одеяла, заткнул им Петьке рот, чтобы он не бунтовал, и ушёл, громыхнув дверью.

Петька вначале провалился в глубокий сон, потом почувствовал, что стал задыхаться. Он сжал зубы и, к своему удивлению, вдруг откусил угол одеяла. Он хотел выплюнуть его, но во рту оказался такой приятный вкус, что он невольно разжевал весь угол и проглотил. Ему захотелось откусить от одеяла ещё кусок. Но показалось, что под дверью кто-то топчется. Он схватил второй угол одеяла и затолкал его в рот сам. Палач ничего не заметил.

В спальню никто не вошел. Солнце проникло в царские покои, когда Петька дожёвывал последний клок одеяла и думал, что надо таких одеял делать побольше. И выспишься под ним, и сыт будешь…

Тогда же Петька и проснулся. Он спал в сарае на своём месте. А как попал в сарай из малинника — не помнил, а спросить было не у кого, все уже ушли на работу. Петька не знал, что ночью отец разыскал сына в кустах и отнёс в постель, а мать накормила его, сонного, пенками.

Полежав, вспоминая сон, Петька почувствовал пустоту в животе, вскочил и пустился в дом. И лишь переступил порог, уловил вкусный запах: в печке томилось молоко.

«Пенки, — подумал Петька и загремел поспешно заслонкой. — Одеяло во сне было из пенок, вкусное. Попробую, какие они есть на самом деле».

С тех пор Петька удивляется, почему он когда-то не любил пенки. «Всё оттого, наверно, — решил он, — что маленький был, непонятливый». Теперь он готов принимать по горшку пенок хоть каждый день, а не только по праздникам.

Дед Пальчик был самым низеньким человечком в Маленке и самым знаменитым. Он всю жизнь сторожил трактора и машины. Ни одной пропажи при нём никогда не случалось. За это его хвалили всегда на колхозных собраниях, а однажды дали почётную грамоту и сфотографировали в газету. На собраниях ему ставили самый высокий стул, и сидел дед Пальчик всегда чуть-чуть выше других, чтобы всё ему было видно. А когда он собирался что-нибудь сказать и порывался встать со своего сиденья, его останавливали, говорили: пусть высказывается сидя, его и так будут слушать внимательно, потому что он уважаемый человек в деревне.

Петька часто ходил к деду Пальчику слушать его рассказы про старину-матушку, про злой и добрый люд. А подружился Петька с ним тогда, когда был ещё маленьким, не умел читать, но был очень любопытен и мог по деревне расхаживать самостоятельно, потому что знал, куда можно соваться, а куда нельзя.

Знаменит дед Пальчик был не только тем, что сторожил трактора и машины. Делал он из различных древес шкатулочки точёные, свистульки многоголосые, трещоточки ступенчатые, птушек-поклевушек, певунов-драчунов, проказников-древолазников, коз с козлятками, бабушек с малыми ребятками, царей-королей и Иванушку-дурачка. И всё, что ни делал дед, — всё людям хорошим отдавал.

Инструментов особых у него не было. Ножичек кривой да долотцо с корытцем и брусочек. И какую ни возьмёт дед Пальчик палочку или чурбашечку — оглядит её так и этак, повертит, покрутит и начнёт точить-резать. Глядишь — драчливый петушок из чурбашечки выходит. Смотришь на такое чудо — рот от удивления раскрывается. А дед Пальчик только улыбается и сам дивится: он ли это выточил, как смог?

И Петька однажды попросил деда:

— Дедушка Пальчик, научи и меня строгать!

— Научить, милок, нетрудно. Да только в этом деле сноровка нужна.

— А где её берут? — спросил Петька. — И какая она?

— А она такая, что никакая. И там её берут, где лыко дерут!

Петька почесал за ухом, сказал:

— Я умею лыко драть! Весной ракитки обдирал и из коры рожок делал!

— Настоящее лыко в липовом лесу дерут, — сказал дед Пальчик. — Оно на верёвки, на лапти идёт, а дерево — на порезки разные.

— А зачем лапти делают? — поинтересовался Петька.

— Лапти плетут, — поправил дед Пальчик. — Раньше их плели, чтобы носить, а теперь на музей посылают да на театр.

— Дедушка, а мне можно научиться лапти плести?

— Это всегда пожалуйста! — обрадовался дед Пальчик. — У меня и лыко припасено, и свайка найдётся. Дело только за учениками!

Петька помчался к другу Ваське. Васька был дома, делал себе рогатку.

— Васька, бросай всё, побежали! — крикнул Петька.

Васька положил рогатульку, нож и спросил:

— Куда бежать-то?

— Потом скажу. Дело есть! Мишку тоже возьмём… и Витьку… и Комариков…

Петька привёл ребят на стоянку машин, сказал деду Пальчику:

— Вот, дедушка, привёл всех. Учи нас.

Дед Пальчик успел сходить домой, пока Петька бегал за друзьями, принёс свайки, лыко. Оно баранками плавало в ведре с водой, мокло.

— Петь, что будет? — зашептал Васька. — Ты обещал сказать.

— Учиться будем!

Дед Пальчик осмотрел ребят, словно впервые встретил их, никогда не отпугивал от машин, не кричал, чтобы они сторонились этого места, и велел сесть. Ребята сели, но радостный был один Петька, а все вдруг заскучали.

— Так зачем пришли-то? — спросил дед Пальчик, суетясь и поглядывая на дорогу.

— Учиться, — ответил за всех Петька. — Лапти плести учиться.

— Ах, да. Насчёт лаптей… Так тут такое дело: лык-то у меня на одну пару только сохранилось. Чередоваться придётся.

Дед снова посмотрел на дорогу. Никто ниоткуда не шёл, не ехал. Из мастерских все разошлись на обед.

— Терпение есть? — спросил дед Пальчик.

— Есть, — ответил снова за всех Петька.

Дед взял нож, лыко из ведра и разрезал его на узкие полоски, убрав сучки и прочие выступы.

— Значит, сперва надо сделать циновку. Тут важно иметь строгий глаз, чтобы полоска в полоску приходилась. Держите-ка, а я буду циновать.

Ребята схватились за широкий скользкий конец лыка. Петька проговорил:

— Прямизна-кривизна. Пошли-поехали — не догонишь.

— Не погонишь, не догонишь, — подхватил дед. — Лапоть не каждый одинаков. Бывают лапти, бывают бахилы. Бахилы и полегче и покрасивше. Их-то мы и сплетём. Начинаются они таким манером.

Дед Пальчик взял несколько лык, сложил их и стал переплетать.

— Бахилу начинают с пятки. Заложили пятку, ведут подошву, а потом загибается головашка.

— Головашка! — удивился Васька и стукнул по голове Мишку. — Вот тоже головашка!

— И вот тоже она ж-ка! — ответил Мишка.

— Эка сцепилась кукарека, — сказал дед Пальчик. — Лапти плесть — не сметану есть! — И он строго посмотрел на ребят. — Работа ручная, работа скучная. Будешь шевелиться вяло, заработаешь мало.

Работа правда была скучная. Братья Комарики стали зевать. Васька одному сунул в раскрытый рот палец, тот тяпнул его — да так, что Васька подскочил и завопил.

— Учёба кончена, — объявил дед Пальчик. — Завтра утром пойдём дальше.

Ребята с радостью разошлись. Один Петька остался.

— Дедушка Пальчик, а можно, я сам поплету?

— Поплети, — ответил дед Пальчик. — Так-то оно вернее будет. Дурака не выучишь и с кулака. Ему любая наука не в руку. Умной головушке наука, как песня соловушке, от ума даётся сама.

Дед Пальчик оставил Петьку, ушёл приглядывать за машинами. Время катилось на вечер, поспешало, повело с работы народ и машины погнало на ночную стоянку. У мастерских слышались разговоры, люди делились новостями и своими успехами, а Петька всё плёл лапоть, гнал ступню, огромную, великанскую — плёл, пока лыки не кончились.

• Предыдущая
• 2/17
• Следующая