Гомункулус - Плавильщиков Николай Николаевич - Страница 30

— Я люблю ботанику, — скромно ответил Карл.

— Вот как? И что же, вы много знаете?

Карл принялся называть все известные ему растения. Он перечислил чуть ли не полностью все, что вычитал у Турнефора, — был такой ботаник.

— Гм… Гм… А как называется это растение? — показал на колосок мятлика незнакомец.

Линней назвал растение.

— А это?.. А это?.. А это?..

Трудно сказать, кто был проворнее: незнакомец ли, поспешно срывавший травку за травкой и показывавший на кусты и деревья, или Карл, называвший все показанное.

— У меня есть и свой гербарий, — сказал Карл.

— Приходите ко мне и приносите свой гербарий, — ответил незнакомец и дал Карлу адрес.

Незнакомец очень обрадовался этой встрече. Это был пастор Олай Цельзиус. Он занимался чрезвычайно важной и ответственной работой: писал сочинение о растениях, упоминающихся в… библии. Линней оказался для него ценнейшей находкой: доктор богословия, очень сведущий в богословских делах, был слабоват по части ботаники, хотя и любил ее.

Прошло немного времени, и пастор достал своему помощнику несколько уроков. Теперь Линней был одет и обут, был сыт и мог заниматься ботаникой сколько угодно. Березовая кора снова стала корой, а не материалом для починки продырявленных подметок: свои проносившиеся подметки Линней заменял в дни нищеты березовой корой — на сапожника у него денег не было.

Вскоре Карл обзавелся другом.

Артеди, так звали этого друга, очень любил химию, а еще больше — алхимию. В попытках алхимиков изготовить золото было столько увлекательного! Артеди не интересовало золото, он не искал богатства. Нет! Его увлекала таинственность работы, сказочные формулы и рецепты, сложные приготовления к опытам.

Химия не помогла бы дружбе Артеди и Линнея, их сблизило другое. Артеди очень интересовался еще и рыбами, интересовался не как рыболов, а как зоолог. Зоология же — родная сестра ботаники.

— Слушай! — сказал Артеди Карлу. — Все-таки надо бы и тебе взять что-нибудь из животных. Займись-ка насекомыми или улитками. Посмотри, сколько их, и никто их толком не изучал.

Линней взялся за новую работу, и тут началось у него соперничество с товарищем: один старался превзойти другого. Впрочем, Линней скоро сдался: растения отвлекали его внимание.

Все сильнее и сильнее увлекался он ботаникой и приносил домой вороха листьев, огромные букеты цветов. Линней разрывал цветки, выщипывал из них пестики и тычинки, сравнивал их, считал, зарисовывал.

Прочитав в одной книге о тычинках и пестиках, он так увлекся этим, что решил положить в основу нового порядка именно тычинки и пестики. Это был колоссальный труд, но Карл не терял надежды.

— Хаос, — бормотал Линней, ходя по комнате. — Никто ничего не знает, нигде никакого порядка. Описано много, но бестолково. Порядок — вот что нужно. Нужна — система.

И он уселся за разработку этой «системы»: принялся изучать подряд все растения. Он отбирал сходные, собирал их в группы. Сходные группы тоже подбирал вместе, и так без конца. И всюду в основе лежали тычинки.

«Красная смородина, черная смородина, крыжовник очень похожи друг на друга. Пусть будет род — смородина. Коротко и ясно!» — И Линней принялся выискивать еще растения, сходные со смородиной.

Он давал название роду, а к нему прибавлял название вида. Получалось очень просто и удобно. Раньше шиповник именовался «обыкновенная лесная роза с розовым душистым цветком», теперь он назывался «роза лесная» и только. Но и этого мало. Родов много, нельзя искать по длинным описаниям, нужно как-то упростить и облегчить разыскивание родов. И вот Линней собрал роды в отряды, а отряды — в классы. Теперь-то и пригодились ему тычинки: по числу их, по особенностям строения и расположения он установил классы растений.

Эта работа продолжалась около двадцати пяти лет: начав ее студентом, Линней закончил это сложнейшее предприятие, уже давно став «князем ботаников». Конечно, на протяжении стольких лет ученый вносил в свою систему всякие усовершенствования, но мы не будем на них останавливаться: забежим вперед и приведем эту систему в том виде, в каком она появилась в 1753 году в книге Линнея «Философия ботаники». В этой системе было двадцать четыре класса, и двадцать три из них охватывали цветковые растения. Эти классы были таковы:

1 — однотычинковые; 2 — двухтычинковые; 3 — трехтычинковые; 4 — четырехтычинковые; 5 — пятитычинковые; 6 — шеститычинковые; 7 — семитычинковые; 8 — восьмитычинковые; 9 — девятитычинковые; 10 — десятитычинковые; 11 — двенадцатитычинковые; 12 — двадцати- и более тычинковые, причем тычинки прикреплены к чашечке; 13 — многотычинковые, тычинки прикреплены к цветоложу; 14 — двусильные (тычинки неравной длины: две короче, две длиннее); 15 — четырехсильные (из шести тычинок две короче, четыре длиннее); 16 — однобратственные (все тычинки срастаются при основании в один пучок); 17 — двубратственные (из десяти тычинок девять срастаются нитями, а одна свободная); 18 — многобратственные (тычинки срастаются нитями, образуя несколько пучков); 19 — сростнопыльниковые (нити свободные, пыльники сросшиеся); 20 — сростнопестичнотычинковые (нити тычинок срастаются со столбиком пестика); 21 — однодомные (цветок однополый, только с тычинками или только с пестиками); 22 — двудомные (на одном растении цветки только одного пола, тычинковые или пестиковые); 23 — многобрачные (цветки частью обоеполые, частью раздельнополые); 24 — тайнобрачные (папоротники, хвощи, плауны, мхи, грибы, лишайники, водоросли).

Стало очень удобно. Нашел какое-нибудь растение, поглядел, сколько у него тычинок и какие они, — значит, класс такой-то. А при классе — список родов. Но было и неудобство. У Линнея оказались соседями столь различные растения, как камыш и барбарис, морковь и смородина, виноград и барвинок.

Самым занятным, пожалуй, оказался 21-й класс. В него попали столь несхожие растения, как орешник, сосна, стрелолист, дуб, осока, ряска, крапива и даже водоросли-лучицы.

Схематическое изображение 24 классов линнеевской системы растений.

Тычинки позволяли легко разбираться в названиях растений — и только. Система получилась, но искусственная.

В 1730 году профессор Рудбек решил передать кому-нибудь часть своих лекций по ботанике. Он стал стар для напряженной работы.

— Линней справится с этим делом!

— Немножко рискованно делать преподавателем студента, просидевшего на университетской скамье едва три года, — возразил профессор Рорберг.

Но все же факультет уважил просьбу старика Рудбека.

Линней начал читать курс ботаники: учил других студентов. Он устроил и практические занятия по ботанике: ходил со своими учениками за город, собирал с ними растения, составлял гербарии.

В это время Упсальское научное общество получило предложение от короля послать натуралиста для исследования Лапландии.

«Линней все возится с растениями… Там ему хватит работы», — решили ученые мужи из Упсальского общества и отпустили Линнею на научную командировку шестьдесят талеров. Хватит с него! Голодать он привык.

Куропаточья трава (по рисунку Линнея в рукописи «Путешествие в Лапландию»).

13 мая 1732 года Линней тронулся в путь. Его багаж состоял из двух рубашек и того, что было на нем.

Выехав из Упсалы верхом, он вскоре пошел пешком. Прошел провинции Гестрикланд, Гельсингланд и Медельпат, а оттуда отправился в Ангерманланд. Долго он бродил и плутал по лесам и болотам, иной раз по колени в воде. Его кусали комары, он дрожал от холода, часто голодал. Кое-как Линней добрался до Умео. Здесь ему сказали, что путешествовать по Лапландии в это время года нельзя.