Наследники легенд - Шевченко Ирина - Страница 62
- Предыдущая
- 62/126
- Следующая
– Расскажи… Расскажи, отчего ты такая, – вырвалось само собой. – Такая… добрая?
Последнее слово упорно не желало быть произнесенным, но другого он подобрать не сумел.
– А какой мне быть? – В тусклом свете единственной свечки, стоявшей между ними на грубо сколоченном столе, вдруг видна стала каждая морщинка на ее лице.
– Как все.
– А все что, недобрые?
– Все не тратят силу на первого встречного, не приводят чужаков в свой дом, не делятся с ними последним…
– Значит, хорошо, что меня встретил, а не еще кого, – улыбнулась женщина, так и не ответив на его вопрос.
Ответ, правдивый или нет, Истман узнал спустя два дня от Фаски, плюгавого рябого мужичка, к которому Олья послала его за спиртом для настоек, дав на мену бидон козьего молока и мешочек трав.
– Ты не обижай ее, парень, – словно только и ждал удобного случая, чтобы сказать это, Фаска. – Хорошая она, но беззащитная, как дитя малое. Заклятая потому что.
– Как это – заклятая?
Самогонщик плеснул в чарки своего продукта, разбавил на глаз водой и кивнул покупателю на скамью.
– Весел сегодня, – сообщил он. – Сами боги отдохнуть велят. Боги твою Олью и закляли. Семь лет уж прошло по-нашему, когда мужики с той стороны вернулись да рассказали, что имперцы уже почти до самой Черты дошли. И что хутор спалили, где сын ее с семьей жил. Хороший был парень, дар имел, как и мать, да не захотел его в кармане держать – в большой мир пошел, целителем там, говорили, знатным стал. А от огня дар его не уберег. Поплакала Олья, да кинулась других своих детей искать, они ж все четверо вслед за братом из кармана ушли. И к кому не кинется, только могилы находит. Одного Сайли вот привела. Утешение, да только слабое. Месяц после сама не своя была, а в конце не выдержала, на кладбище пошла, где молельня стоит, и давай перед богами причитать. Заберите, говорит, меня из этого мира, чтобы я больше зла его не видела. Только сказала, как молния с неба ударила, и прямо в нее. Думали, все, услыхали пресветлые молитву, к себе прибрали. Но глядим – живая. И по сей день живет, не хворает. А вот зла, как сама просила, с того дня не видит. Совсем. А когда человек зла не видит, его всякий обидеть может. Вот я и говорю… Выпьем, что ли?
На сказку похоже. Но ведь, правда, зла Олья не замечает. Смотрела прямо на него, нож в руках видела, но так и не поняла, что к чему. И боги тут, возможно, ни при чем – тронулась рассудком от горя.
– Не, парень. Полоумных я видал – не сравнить. Еще и Олья тут не жила, как к нам один чудак забрел. Магиком назвался. Говорил, с самого Каэтара приплыл, чтобы усыпальницу Велеринину найти. А магикам в пустошах делать нечего – ломает их тут нещадно, силу тянет место. Такие, как Олья, одно дело, а взаправдашные – другое. Вот у него точно крыша съехала, не поправить: все рассказывал, что он вроде как эту самую усыпальницу за Чертой видел уже, да только пустую. И знак в ней нашел… Еще по одной? Знак в ней нашел, что таких склепов вроде как три штуки имеется. Мол, специально их Велерина понаставила, чтоб народ путать. А настоящая где-то в пустошах спрятана…
Истман залпом выпил еще не разбавленный спирт и даже не поперхнулся. Хозяин посмотрел с уважением.
– А где та пустая стояла, не рассказывал?
– Рассказывал. – Мужичок долил горючего. – У болот каких-то. Речушка там еще, Змеюка, кажется. Столько лет минуло, а я запомнил – название забавное.
– Змеюшка.
– А может, и Змеюшка. Еще по одной?
– Нет, пойду уже. Олья ждет.
Между хибаркой травницы и домом Ланы намело большой сугроб. Сайли трамбовал его с утра лопатой, а теперь соседка в маленьких салазках катала с получившейся горки укутанную в одеяло дочку.
– Давно гуляем, – улыбнулась она, заметив мужчину. – Скоро и в дом пора, чайку горячего попить с малинкой, чтоб простуда не пристала. Могу и тебя напоить. Майку спать уложу…
Женщина умолкла, наткнувшись на незнакомую ухмылку.
– Береги малину, – посоветовал Истман. – Муж вернется, чем угощать будешь?
Но к вечеру все же зашел. Занес серебряную булавку с жемчужной головкой, найденную в прихваченных Ольей с места стоянки вещах. Майке. Пусть.
Ольгери давно жаловалась, что трав в последний раз припасла мало и скоро придется снова идти за Черту. Обычно Истман пропускал ее слова мимо ушей, но теперь сам завел разговор на эту тему.
Травница поглядела внимательно, нахмурилась, даже вздохнула чуть слышно.
– Назад, стало быть, хочешь? – спросила прямо.
– Хочу, – не стал юлить он.
Первая мысль была другой: «Усыпальница! Она здесь, в пустошах! Я найду ее!» Но вернувшийся не так давно рассудок задавил этот безумный вопль: «Где – здесь? Как найдешь? Детская мечта». Навязчивая идея, от которой нежданно исцелили пустоши и стеклянный купол неба. Придворный целитель принцессы Исиль, его первый друг, первый враг и первая жертва костяного ножа, был прав: магом нужно родиться, а сила мира – сказка для наивных дураков, убивающих себя в мертвых землях ради призрачной иллюзии абсолютной власти. Истману больше не нужна была эта иллюзия. Он хотел реальной власти.
Брунис наверняка дошел до ложной усыпальницы, понял ошибку и, видимо, отыскал указания на месторасположение настоящей гробницы. Теперь продолжит поиски за Чертой. А тут его ждет то же, что и других магов до него, – слабость, безумие, смерть. Отчего Истман был так уверен в том, что бородач не повернет назад? Да оттого, что тот не возвратится в Каэр без императора. Без него он никто. А сам император вполне может вернуться. И найти нового мага.
Конечно, это будет нелегко. Его уже списали со счетов, а может, успели короновать нового правителя – того самого дядюшкиного ублюдка. Но ничего. Ничего. Он пробился однажды, справится и теперь. Найдет верных людей, не ему верных, таких, наверное, вообще нет, – верных человеческой крови, тех, кто не рад будет видеть своим сюзереном выродка длинноухой девки. Обратится к тем, кому смена власти грозит потерей титулов и земель, полученных в ходе последней войны. Память уже диктовала нужные имена, а мозг составлял последовательный план действий. Демоны с ней, с усыпальницей! К хорам старые сказки!
Нужно только вернуться на Каэтар. Как? Истман долго думал об этом и, к своему сожалению, пришел к выводу, что снова придется воспользоваться ножом. Теперь это его пугало. Но если нечасто, если только по мере необходимости… Справлялся же он прежде? Мог обуздать жажду? Значит, справится и сейчас. Только вернется в империю, займет свое место в тронном зале. А потом уничтожит нож… или спрячет. Потом…
– Ну, раз уж хочешь, – снова вздохнула Ольгери. – А говорил, не ждет никто.
«Не ждут, – усмехнулся про себя Истман. – Сюрприз будет».
– Собраться надо, – продолжила, глядя в сторону, травница. – Сухарей насушить, козу к соседям пристроить. Дом заколотить. Выстынет же, пока нас не будет.
Голос женщины жалобно дрожал, отвлекая Истмана от мыслей и планов. А ему-то что до ее дома? У него там целая империя «выстыла», пока он бродил по саатарским лесам.
– Прогреешь, когда вернешься, – бросил он.
– Прогрею, – грустным эхом отозвалась травница.
Засуетилась, зашарила по шкафам и полкам, словно немедленно собиралась в путь. Бормотала что-то себе под нос, загибала пальцы, что-то подсчитывая.
Раздражала.
– Выстынет, – повторила уверенно, в конце концов усевшись за стол напротив него. – А дров совсем мало осталось.
Вот прицепилась, дура!
Истман не стал выслушивать ее причитания. Надел душегрейку и вышел за дверь. На холоде и думается легче, и бабы слезливые над ухом не гудят. Да и пройтись, ноги размять, не мешало бы. Топор в сенях взял зачем-то…
Теперь это была настоящая усыпальница – под руинами осталось девять человек, ровно половина отряда. Остальные все еще молились богам, благодаря за спасение. Как будто это боги подняли над их головами укрывший от обломков щит.
- Предыдущая
- 62/126
- Следующая
