Слушайте звезды! (сборник) - Шитик Владимир - Страница 28

Холмы сменялись долинами, из глубоких трещин выплескивалась магма, колоссальные молнии поражали вулканические вершины, и тогда огонь неба соединялся с огнем недр, заставляя почву трястись, словно это была не каменная твердь, а туго натянутый батут. Хромой медленно ковылял на трех ногах через это пекло, и его воспаленные глазные яблоки ворочались, как маятники старинных часов, повторяя равномерные движения прожектора, бросавшего луч света по дуге — то влево, то вправо. Временами он засыпал на ходу, но сразу же просыпался, ударившись носом или губами о приборную панель.

В самом начале пятых суток он едва не напоролся на «лужайку». Стараясь привести себя в чувство, Хромой несколько раз стукнулся лбом о стекло иллюминатора. Затем пошел вправо, пытаясь обойти преграду, но повторяющая каждую складку местности, похожая на толстый плотный мох масса, казалось, не имела конца. Хромой поднял камень и швырнул его в сторону «лужайки».

Камень еще не закончил своего полета, когда навстречу ему стремительно и бесшумно рванулся лес трехметровых игл, способных превратить в дуршлаг даже одетое двухдюймовой силиконовой броней днище ракетобота. Всего на мгновение «лужайка» стала похожа на огромного ощетинившегося ежа и тотчас иглы исчезли, превратившись в тугие тускло-серые спирали, напоминавшие чем-то завитки каракуля. Заряды финверсера были уже на исходе, да и не имело смысла тратить их на этот колючий лес, размерами превышающий десяток футбольных полей.

Хромой уже повернулся, чтобы идти назад, когда в луче прожектора, на склоне соседнего холма обозначилась длинная и сплющенная, медленно вибрирующая по краям тень.

На память Хромому вдруг пришло почти забытое детское воспоминание: рассказ о человеке, однажды оказавшемся между львом и крокодилом. Близкая опасность вернула ему ясность мышления. Он вспомнил о нескольких фугасных гранатах, обнаруженных в багажном боксе скафандра еще в самом начале пути. Они были снабжены взрывателями замедленного действия и могли успокоить «лужайку» среднего размера минимум на час-полтора. Вопрос состоял в том, будут ли они достаточно эффективны против такого гиганта.

Хромой достал одну гранату и бросил ее прямо перед собой. Иглы ловко поймали ее, как собака ловит подачку, и вновь сомкнулись в плотный серый ковер, в глубине которого спустя несколько секунд раздался глухой чавкающий звук. «Матрас» был уже рядом, и Хромой, не раздумывая, ступил на край «лужайки». Везде, где только доставал луч прожектора, дружно взметнулась густая щетина сверкающих, как вороненая сталь, иголок, но на том месте, где стоял Хромой, и метров на пять вокруг, они либо не поднялись вовсе, либо бессильно мотались туда-сюда, как плети. Хромой торопливо заковылял пружиня по жесткой пружинящей поверхности, бросил еще одну гранату, дождался взрыва, двинулся дальше — и тут же упал, потеряв опору всеми ногами сразу. Облако густой пыли, в которой сразу потерялся свет прожектора, накрыло его. «Матрас» врезался в «лужайку» и теперь, пронзенный тысячами игл, давил и терзал ее всей своей колоссальной массой.

Полуоглушенный Хромой приподнялся, опять упал и, ничего не видя, пополз вперед. Уже бессильные иглы вскидывались на его пути, и, высекая искры, стегали по скафандру.

Крокодил проглотил льва, подумал Хромой. Или наоборот. А что же стало с человеком? Ведь он мог напиться. Там, на картинке, кажется, была река. Иначе, откуда бы вылез крокодил? А в реке имеется вода. Прохладная вода. Газированная вода. Вода со льдом. Вода, вода, вода…

…В оранжевом тумане кружились какие-то яркие точки. Их движения напоминали суету инфузорий в окуляре микроскопа. Кто-то шел к нему навстречу сквозь это пульсирующее оранжевое свечение, все увеличиваясь и увеличиваясь в размерах. Вначале Хромому показалось, что это человек в скафандре. И хотя шел он ногами вверх, ничего странного в этом не было. Лишь подойдя к Хромому почти вплотную, он оказался тем, кем был на самом деле — огромным призрачным пауком, бестелесным фантомом, тенью, даже не заслонявшей свет.

Хромой уже и сам шел куда-то. Туман вокруг него все густел и вскоре перестал быть туманом. Он попробовал пить эту оранжевую жижу, но она была горячей, обжигала рот и не утоляла жажды. Беспорядочно мелькавшие искры постепенно превращались в блестящие шары. Они то приближались, то удалялись, двигаясь в каком-то странном влекущем ритме. На месте некоторых шаров стали открываться глубокие запутанные тоннели. Хромой шел по этим тоннелям и постепенно страх, тоска и отчаяние покидали его. Венерианская ночь, боль, жажда, «матрасы», «лужайки» — все это казалось теперь чем-то пустяковым и незначительным. Он чувствовал себя совсем другим человеком. Не нуждался больше ни в пище, ни в воде, ни в отдыхе. Ощущал в себе необыкновенные силы. Казалось, стоит только взмахнуть руками, и он взлетит вверх, высоко и стремительно, легко достигнет Земли или даже звезд.

И с этим радостным чувством он вошел в город, который почти всю свою жизнь видел во сне, но наяву — впервые. Все было на своих привычных местах: белели среди садов дома, похожие на сказочные замки, по безлюдным улицам скользил старенький смешной пневмопоезд, над тихими прудами изгибались мосты, в протоках, заросших кувшинками, плавали лебеди. Каждый дом, каждое дерево, каждый камень на улице были знакомы и дороги ему. На каждом углу его поджидало какое-то воспоминание. Лишь немного тревожно было на душе от этого странного, идущего неведомо откуда оранжевого света. Он бродил в одиночестве по милым его сердцу местам — уже не искалеченный и изверившийся старик, а наивный и добрый ребенок, маленький человек, впервые постигающий волнующие тайны жизни. Вот только оранжевое сияние продолжало нестерпимо резать глаза. Откуда этот свет? Оранжевый свет Венеры? А разве могут быть на Венере города? Он присмотрелся повнимательнее и увидел, что пруд вовсе не пруд, а медленно шевелящийся, застывающий поток лавы, что поперек его лежит не мост, а рухнувшая скала, что под ногами не истоптанная брусчатка, а раскаленный щебень. Деревьев, домов, цветов, птиц не было и в помине. Но среди языков стреляющей искрами магмы, всего в двух шагах от затаившейся «лужайки», стоял невысокий человек совершенно заурядной внешности, одетый в черный старомодный костюм. Чем-то он напоминал Хромому его дядю, каким он видел его в последний раз лет тридцать назад.

— Ты венерианин? — спросил Хромой.

— Нет, — ответил тот.

— А кто же тогда? Люди без скафандра здесь жить не могут.

— Я не совсем человек. И я не совсем здесь.

— Не понимаю.

— Сейчас я нахожусь в разных временах и пространствах. Перед тобой только часть моей сущности. Но, возможно, когда-то давным-давно я был человеком.

— Значит, между нами все же есть что-то общее?

— Увы, почти ничего… Не считая разве что одной вещи. Той самой, которую вы называете разумом.

— Разум. Он приносит одни страдания. Неужели все разумные существа так же жестоки и безрассудны, как мы?

— Жестокость, агрессивность, эгоизм — свойства младенческого, неразвитого ума. Это нравственные атавизмы, и они должны отмереть.

— Тебе известно будущее?

— Будущее в твоем понимании для меня не существует. Ты забыл, что я живу одновременно в самых разных временах.

— Выходит, ты бессмертен?

— И да, и нет. Вам, людям, этого не понять.

— Неужели мы так глупы?

— Дело не в этом. Чтобы понять меня, твоему разуму необходимо освободиться от эмоций, от власти тела, преодолеть конечность и ограниченность, из слуги превратиться в хозяина, стать бесконечным и неисчерпаемым орудием познания.

— Ждать, когда мое тело освободится от разума, осталось совсем недолго. Помоги мне, если можешь. Хотя бы один глоток воды…

— Я не могу напоить тебя. Здесь я не в силах передвинуть даже пылинку. Но есть другая возможность. Ты можешь стать почти таким же, как я. Ты больше не будешь испытывать ни жажды, ни голода, ни усталости, ни боли.

— Ни любви, ни счастья, ни вдохновения?