Снова вместе - Макалистер Энн - Страница 8
- Предыдущая
- 8/38
- Следующая
Горячие губы Алека пробудили в ней нечто такое, что она и вообразить не могла. Сильными руками он прижимал к себе ее тело, и Либби ощутила, как в нем поднимается волна желания. Их губы снова слились.
Когда, не отрываясь от нее, Алек просунул руку под ее рубашку и дотронулся до груди, Либби глухо застонала. Вспыхнувшее в ней желание ужаснуло ее саму, и она инстинктивно еще теснее прильнула к нему. Все правильно, все так и должно быть: она нашла правильный способ утешить его.
И вдруг, совершенно неожиданно, Алек отпрянул.
Не далеко – ровно настолько, чтобы прохладный ночной воздух проник между их разгоряченными телами. Либби услыхала отчаянный хрип его неровного дыхания, словно его терзала неутихающая боль. Либби снова дотронулась до Алека, нежно лаская шею пальцами, но на этот раз он увернулся.
– Не надо!
Либби удивленно вскинула брови, а Алек хрипло рассмеялся.
– Не позволяй мне.
– Чего не позволять? Я не понимаю…
– Ах, святая простота! Вот она, твоя наивность, о которой я говорил. – Он поднял голову и посмотрел на нее. – Ты и вправду не против отдаться мне, летняя девочка? Ты хочешь это сделать, чтобы помочь мне забыться?
Хочет ли она?
Лицо Либби вспыхнуло – не столько от подобной мысли, сколько от острого осознания того, что она на самом деле только что была готова отдаться Алеку.
Никогда раньше не чувствовала она ничего подобного, никогда не была так увлечена мужчиной, что весь остальной мир перестал существовать. Да и что говорить – ни один мужчина прежде не прикасался к ней так и ей не доводилось испытывать такого жгучего желания, такого неистовства. Бурная реакция на объятия Алека не имела ничего общего с простым намерением утешить страдающего человека, вынуждена была признаться она самой себе.
Какая же она все-таки идиотка – глупая, наивная дурочка, именно такая, какой он ее и считал!..
– Я… – Она в отчаянии покачала головой, упорно глядя себе под ноги, чтобы не встретиться с ним глазами.
Протянув руку, Алек погладил длинные, развевающиеся на ветру волосы Либби. Теперь его пальцы стали нежными; Либби даже показалось, что они дрожат. Чуть помедлив, Алек дотронулся до ее подбородка и приподнял его так, чтобы заставить Либби посмотреть ему в глаза. В тусклом свете луны она увидела, как он улыбнулся – нежно и ласково.
Либби улыбнулась в ответ, и мир вокруг стал совсем маленьким, потому что в нем не существовало больше никого, кроме них двоих.
– Как тебя зовут?
– Либби.
– Мамочка! Я замерз! – с ходу выпалил внезапно появившийся из темноты Сэм.
У мальчика зуб на зуб не попадал от холода, а тельце покрылось гусиной кожей. От неожиданности Либби вздрогнула.
– О, Сэм! Боже мой!
Чувствуя себя виноватой из-за того, что щеки ее все еще пылают, Либби быстро вскочила на ноги, завернула дрожащие плечики Сэма в свое полотенце и стала быстро растирать окоченевшего сынишку.
– Скорее, малыш.
Она торопливо пошла было вдоль берега по тропинке, ведущей в город, но вдруг резко остановилась.
Невдалеке, как раз в той стороне, куда они направлялись, она увидела высокого мужчину и маленькую светловолосую девочку, идущих им навстречу.
– Кто это? – спросил Сэм, проследив за ее взглядом.
Но Либби не ответила. С нее довольно Алека, встречаться с ним лицом к лицу она не намеревалась. Резко свернув с тропинки, она решила пройти мимо отеля.
– Поторопись, Сэм, – сказала она сыну. – Уже поздно.
Ясный свет дня восстановил ее душевное равновесие. Жизнь продолжается; Эвелин Брэйден, любившая повторять эти слова восемь лет назад, чертовски права!
И хотя Либби всю ночь не сомкнула глаз, ворочаясь в постели, она отчетливо осознавала, что никаких перемен с ней не произошло.
Да, она снова встретилась с Алеком. Да, впервые за эти годы она вновь пережила вечер их первой встречи. Ну и что? Она по-прежнему была двадцатишестилетней матерью семилетнего мальчика, по-прежнему училась на последнем курсе, и сейчас самое главное – выполнить полученное задание, на что оставалось всего семь с половиной недель.
Надо приниматься за дело.
Занятия в школах Айовы кончились в конце мая, но на Харбор-Айленде они все еще продолжались. Либби взвесила все «за» и «против», дала Сэму порезвиться вволю три дня и в одно прекрасное солнечное утро отвела его в школу.
Как ни странно, Сэм не выразил недовольства.
– Там будет Артур, – сказал он, радостно поблескивая глазенками.
Провожая его в школу, Либби поймала себя на том, что невольно оглядывается по сторонам – не маячит ли где-то поблизости Алек.
– Я за тобой зайду, – пообещала она и чмокнула сына в макушку. – Домой пойдем вместе.
– Ладно, мам, увидимся. Я не буду скучать, ведь здесь Артур. – И Сэм помчался по пыльному школьному двору.
Либби проводила его взглядом. Как хорошо, что не пришлось отвечать на заставший ее врасплох вопрос о том, кто был тот мужчина! А еще лучше то, что Сэм ничего не знал о своем отце.
Казалось, эта тема волнует его достаточно мало. Как-то, когда ему было три годика, Сэм оторвался вдруг от своих грузовиков и сказал:
– У Тоби есть папа, и у Джереми есть папа. А где мой папа?
Тогда Либби спокойно ответила:
– Твой отец живет далеко.
– Я могу его увидеть? – спросил Сэм.
– Нет.
Малыш подождал, что она скажет еще, но, когда понял, что мама не собирается продолжать разговор, с полным равнодушием пожал плечиками и вернулся к своим грузовикам.
Отчасти причиной его спокойствия, как предполагала Либби, было то, что с самого рождения Сэма окружали взрослые мужчины. Пережив шок по поводу беременности дочери, Сэмюэль Портмэн стал ей великолепной поддержкой. «Папа» буквально трясся над Сэмом и старался не отходить от него ни на шаг.
Когда Сэм появился на свет, Джеф и Грэг учились в средней школе и все эти годы были для маленького мальчика скорее старшими братьями, чем дядями.
Однако вопрос возник снова, когда для малышей в школе устроили вечер-встречу под названием «Отцы и дети».
– С тобой пойдет папа, – сказала Либби, когда Сэм, вернувшись домой из школы, сообщил о вечере.
– А ты не могла бы позвонить моему настоящему папе и попросить его? – спросил мальчик.
На какую-то долю секунды Либби задумалась: интересно, что бы вышло, если бы она это сделала? В глубине души ей даже хотелось посадить на мель Блэншарда, хоть немного сбить с него спесь.
Но минутное удовлетворение вряд ли уравновесило бы тот хаос, который неизбежно последовал бы за этим. Даже если бы она и знала, как связаться с Алеком, она бы ни за что так не поступила. Ни ей, ни ему это ни к чему. А в особенности Сэму.
– Прости, любимый, – сказала она. – Я не могу. Во всяком случае, ты же знаешь, что папа обожает жареного цыпленка. Если ты его не возьмешь с собой, он будет в полном отчаянии.
Сэм захихикал, потому что это была истинная правда.
Больше об отце Сэма они не упоминали. Не говорили о нем и остальные – даже тогда, когда Либби сообщила домочадцам, куда они с Сэмом отправляются на лето.
Но после того, как Сэм в тот вечер лег спать, мать Либби подняла голову от штопки и спросила:
– Ты считаешь это разумным, дочка? Возвращаться в те места? К чему ворошить прошлое? В конце концов, у тебя теперь есть Майкл.
Но тут вмешался отец:
– По-моему, она права. Только так можно покончить с этим раз и навсегда. Для тебя же лучше, Либ, выбросить все это из своей жизни.
Поймав отцовский взгляд, Либби поняла, что долгие годы осторожного молчания могли обмануть кого угодно, только не Сэмюэля Портмэна.
В этом они были похожи: оба всегда и во всем стремились доводить дела до конца, ставить, как говорится, логическую точку. Сэмюэль знал, что она ничего не забыла и не сможет забыть до тех пор, пока не вернется на Харбор-Айленд. И только тогда обретет душевный покой.
До прошлой ночи Либби не сомневалась, что все ушло в прошлое.
- Предыдущая
- 8/38
- Следующая
