Остроумие мир. Энциклопедия - Артемов Владимир Львович - Страница 71

* * *

В 1700 году, отправляясь под Нарву, царь остановился в доме одного посадского, сын которого, бравый молодой парень, приглянулся ему. Петр упросил старика отдать ему сына, обещая заботиться о нем. Прибыв в армию, он определил молодого человека в Преображенский полк. В несчастном бою под Нарвой новобранец попал в плен, и двадцать лет о нем не было никакой вести. Опечаленный отец, не имея других наследников, отстал от торговли и совсем опустился, но вдруг неожиданно он получает известие о сыне через освободившегося из плена князя Долгорукова. Старик ободрился, составил челобитную на царя и ему же самому подал. Петр не принял, так как не были соблюдены известные формальности, но тут же сам составил от имени истца новую челобитную, не упоминая имени, повелел Сенату решить дело «по всей правости».

Сенат решил дело так: ответчик обязан выкупить пленника, а во-вторых, уплатить истцу все понесенные им потери и убытки.

Петр точно и беспрекословно исполнил решение Сената.

* * *

Однажды Петр, приехав в Олонец к воеводе, застал его как бы врасплох.

— Какие у тебя есть челобитные дела? — спросил он у воеводы.

Старик упал царю в ноги.

— Прости, государь, никаких нет.

— Как никаких?

— Я, государь, никаких челобитных не допускаю, всех челобитчиков мирю, а следов ссоры в канцелярии не оставляю.

Петр остался очень доволен. Через несколько времени, узнав о несогласии между членами Адмиралтейств-коллегий Чернышевым и Крейцом, государь вытребовал олонецкого воеводу указом в Петербург.

— Старик, — сказал ему царь, — я хочу, чтобы ты и здесь столько же был виновен, как в Олонце, и, не принимая объяснений, мирил.

* * *

Против Петра был организован заговор. Во главе заговорщиков стали: окольничий Алексей Соковнин, стрелецкий полковник Циклер и стольник Федор Пушкин. Кроме них в заговоре участвовали еще несколько лиц, и в том числе стрелецкие пятисотенные Елизаров и пятидесятник Силин. Последние двое, раскаявшись, поспешили к Петру в село Преображенское и открыли умысел злодеев.

Государь тотчас же приказал гвардейскому капитану Лопухину собрать свою роту и ровно в одиннадцать часов вечера окружить дом Соковнина, в котором, как сообщили Елизаров и Силин, собрались заговорщики, и перевязать всех, кого там застанет.

Позабыв о времени, к которому приказал явиться Лопухину, государь сам прибыл в Москву и в десять часов зашел в дом Соковнина. Царь весьма удивился, не найдя ни Лопухина, ни его роты, но отступать было уже поздно, и потому он смело вошел в покои.

— Мир дому честному, — сказал весело Петр, обращаясь к хозяину и его гостям, испуганным неожиданным появлением царя. — Проезжая мимо и видя в окнах большой свет, я угадал, что у хозяина пирушка, а как мне спать еще рано, то я и заехал на перепутье.

Со знаками величайшей радости принял хозяин высокого гостя. Подали вина. Все пили за здоровье императора, который и сам не отставал от других, стараясь продлить время до прихода Лопухина.

Положение Петра было крайне опасно. Беседа клеилась плохо. Хозяин и гости многозначительно переглядывались. Кое-кто, как бы случайно, поместился между царем и выходом, чтобы отрезать путь отступления. Наконец, терпение заговорщиков достигло своего апогея, они перестали стесняться.

— Пора, братец! — громко сказал Циклер Соковнину.

— Подождем еще… — ответил тот, колеблясь и прислушиваясь к шуму в сенях.

В эту минуту Лопухин с ротой вошел в комнату.

— Нет уж, Циклер прав — пора! — грозно воскликнул император, вскочил со стула и мощным ударом сбил Соковнина на землю.

* * *

Бывая в Москве, Петр часто посещал старика Полуярославцева, владельца шелковой фабрики. Он непременно заходил в ткацкие и прочие помещения, иногда садился за станок и сам прял разные материи.

Однажды государь спросил Полуярославцева:

— А что, любезный, есть у тебя хорошее русское пиво?

— Есть, государь.

— Ну-ка, вели дать отведать.

Пиво принесли. Государь выпил жбан и сказал:

— Пиво очень хорошо, и я буду к тебе заезжать.

Вскоре Петр снова приехал. Полуярославцева на фабрике не было.

— Где хозяин? — спросил государь надсмотрщика.

— После обеда спит, — ответил надсмотрщик, прибавив, что его сейчас разбудят.

Петр велел подать себе пива, а будить хозяина запретил. Впрочем, тот скоро сам проснулся и был страшно перепуган, узнав, что государь сидит у него в саду и ожидает. Упав к ногам царя, старик со слезами просил прощения, что не встретил, как подобает, его царское величество.

— Я, друг мой, — сказал Петр, — наоборот доволен тем, что ты так крепко спишь среди бела дня. Тому могут быть две причины: либо пиво твое настолько хорошее, что валит с ног, либо ты хорошо потрудился и усталость свалила тебя с ног. И то и другое хорошо, и в извинениях не нуждается!

* * *

Петр Великий очень интересовался производством сукна для армии. В Москве одной из первых суконных фабрик была фабрика Серикова, для которой царь приобрел все нужные машины и повелел к назначенному сроку представить пробную половину сукна.

В то же время и государыня, желая угодить мужу, покровительствовала другому фабриканту— Дубровскому и приказала ему представить также образчики своего изделия.

Случайно оба фабриканта явились со своими образцами во дворец одновременно. Сериков, рассмотрев пробы Дубровского, нашел их несравненно лучше принесенных им и очень смутился, ожидая страшного царского гнева. Государь вместе с государыней вошли в зал к фабрикантам и милостиво ответили на их приветствия. Петр был в канифасовой фуфайке с костяными пуговками. Он подошел к образцам Серикова и внимательно ощупал их руками.

— Посмотрите, батюшка, каково-то вам покажется сукно моего фабриканта? — сказала императрица.

Петр подошел и стал осматривать столь же внимательно образцы Дубровского.

— Дубровский, из какой шерсти делал ты сукно свое?

— Из отборной шерсти, ваше величество, — похвастался Дубровский.

— Коли из отборной, то результат худой. А ты, Сериков, из какой?

— Из обыкновенной стригушки, — отвечал тот трепещущим голосом.

— Вот видишь, — сказал Петр, — из отборной шерсти и дурак сделает недурное сукно, а ты молодец, что из обыкновенной стригушки исхитрился сделать добротную материю. Будешь и впредь поставлять мне сукно для армии.

Однажды А. Д. Татищев, генерал-полицмейстер времен Елизаветы Петровны, объявил придворным, съехавшимся во дворец, что государыня чрезвычайно огорчена донесениями, которые получает из губерний о многочисленных побегах заключенных.

— Государыня велела мне изыскать средство для пресечения этого безобразия, и я это средство изыскал. Оно у меня в кармане.

— Что же это за средство? — спросили любопытные.

— Вот оно, — сказал генерал-полицмейстер, вынимая из кармана штемпель для клеймения лбов, на котором было написано слово «вор». — Теперь преступника, даже если он убежит, будет легко обнаружить по слову «вор», выжженному на его лбу.

— Но, — возразил ему один из присутствовавших, — бывают случаи, когда иногда невиновный осуждается. Как же быть, если такая ошибка обнаружится?

— О, у меня и этот случай предусмотрен, — ответил Татищев с улыбкой и вытащил другой штемпель, на котором вырезано было «не».

Вскоре новые штемпеля были разосланы по всей империи.

* * *

Старый генерал Шестаков, никогда не бывавший в Петербурге, не знавший в лицо императрицы Екатерины II, был впервые представлен ей. Екатерина долго милостиво с ним беседовала и, между прочим, в разговоре заметила, что совсем его до сих пор не знала.

— Да и я, матушка-царица, не знал вас, — наивно и добродушно ответил старый воин.