Остроумие мир. Энциклопедия - Артемов Владимир Львович - Страница 28

* * *

Знаменитый механик, творец удивительнейших, прославившихся по всему свету автоматов, Вокансон, был в одно время с Вольтером представлен какому-то иноземному принцу. Но высочайший гость, надо полагать, большой любитель механического искусства, отдал все свое внимание Вокансону, на Вольтера же почти и не взглянул. Вокансон, чуть не боготворивший Вольтера, был чрезвычайно обеспокоен таким отношением приезжего принца к своему идолу и, желая хоть отчасти загладить невежливость принца, подошел к Вольтеру и сказал ему, что, дескать, принц мне сейчас сказал о вас то-то и то-то — чрезвычайно лестное. Вольтер понял уловку Вокансона и ответил ему:

— Весь ваш талант, господин Вокансон, сказался в этом умении заставить говорить такого автомата, как этот принц.

* * *

Как известно, Вольтер одно время жил при дворе Фридриха Великого и пользовался большой дружбой прусского короля, а потом впал в немилость и уехал домой. Говорят, что причиной размолвки послужила одна очень едкая выходка Вольтера. Однажды в комнате у Вольтера сидел генерал Манштейн, автор записок о России, которые Вольтер переводил на французский язык. В это время Вольтеру принесли и подали что-то. Посланное оказалось произведением короля Фридриха, который обычно все свои литературные труды передавал своему гостю с просьбой просмотреть их и поправить. Получив эту посылку, Вольтер сказал Манштейну:

— Друг мой, нам надо теперь отложить нашу работу; вот видите, король прислал мне в стирку свое грязное белье; надо его выстирать.

Эти слова, конечно, сообщили королю, и они послужили причиной разрыва.

* * *

Вольтер, присутствовавший при осаде Филипсбурга, с любопытством непосвященного осматривал осадные сооружения. Маршал Бервик, увидев его, пригласил философа, — не хотите ли, мол, пройти вперед, в траншеи, где было уже очень опасно.

— О нет, маршал, — отвечал Вольтер, — я охотно возьму на себя труд воспеть ваши подвиги, но разделить их с вами я не польщусь.

* * *

Какой-то автор представил Вольтеру свою трагедию, просил прочитать ее и сказать свое мнение. Прочитав пьесу, Вольтер сказал:

— Написать такую трагедию вовсе не трудно; трудность в том, как отвечать автору такого произведения, когда он спрашивает о нем ваше мнение.

* * *

В 1779 году Вольтер отправился из Швейцарии в Париж. На городской окраине его остановили и сиросили, не везет ли он чего-либо, подлежащего оплате пошлиной.

— Господа, — отвечал он им, — у меня в экипаже нет никакой контрабанды, кроме самого меня.

* * *

Какой-то почитатель преследовал Вольтера своими письмами до такой степени, что философу стало, наконец, невтерпеж и он отправил своему истязателю такую записку:

«Милостивый государь, я умер и, таким образом, впредь уже не в состоянии отвечать на ваши письма».

* * *

Вольтер написал трагедию «Орест». Супруга маршала Люксембура немедленно вслед за первым представлением этой трагедии написала Вольтеру длиннейшее письмо, содержавшее ее собственный отзыв о пьесе, ее критику произведения Вольтера. Просмотрев это послание, Вольтер послал маршалыне свой ответ, состоявший всего из одной строки: «Сударыня, Орест пишется через О, а не через Н».

Та в своем письме писала везде Норест, вместо Орест.

* * *

Кто-то из назойливых друзей Вольтера переделал несколько стихов в его трагедии «Ирина» и навязывал Вольтеру свою переделку, уверяя, что так будет лучше. И вот однажды к Вольтеру пришел знаменитый строитель моста Нельи, архитектор Перрона, и как раз в эту минуту у Вольтера сидел его фанатичный друг, переделыватель его стихов. Представляя своих гостей друг другу, Вольтер сказал архитектору:

— Счастливец вы, господин Перрона, что незнакомы с этим господином, а то бы он переделал арки вашего моста!

* * *

Однажды, в то время когда Вольтер играл в карты с какой-то очень набожной дамой, случилась сильная гроза. Трусливая богомолка вся затряслась и начала умолять, чтобы закрыли окна, двери, спустили занавески. Главное же, что ее ужасало, это то, что она в такую минуту находилась вместе с безбожником и нечестивцем. Что, если Господь в своем праведном гневе избрал этот момент, чтобы поразить злодея-атеиста своими громами? И все это она в припадке страха выкрикивала громко, не стесняясь присутствием самого безбожника.

— Сударыня, — заметил ей Вольтер, — я в одной строке своего стихотворения сказал о Боге больше хорошего, нежели вы мыслили о нем всю вашу жизнь.

Очевидно, философ намекал на свою знаменитую строфу: «Если бы Бог не существовал, то надо было бы его выдумать».

* * *

Однажды Ламетри, приглашенный ко двору Фридриха в одно время с Вольтером, в беседе с королем очень свободно заговорил о том, что берлинская публика недовольна сближением короля с Вольтером, что это сближение находят чрезмерным и неприятным. Король на это заметил, что все эти тревоги напрасны, что он умеет извлекать пользу из людей, что для него человек все равно, что апельсин: выдавил сок, а кожуру бросил прочь.

«С этой минуты, — пишет Вольтер в своих записках, — я, конечно, стал подумывать о том, чтобы как-нибудь загодя обезопасить свою апельсинную кожуру».

* * *

Кружок враждебных Вольтеру лиц начал распускать слух, что одна из его трагедий, «Альзира», написана не им.

— Я очень желал бы, чтобы так и было на самом деле, — заметил некто, слышавший это.

— Почему же так? — спросили его.

— Потому что тогда у нас было бы одним великим поэтом больше.

* * *

Какой-то адвокат, явившись к Вольтеру, приветствовал его пышными словами:

— Я пришел поклониться светочу мира!

Вольтер тотчас позвал свою родственницу, г-жу Дени, и попросил ее принести щипцы для снимания нагара со свеч.

* * *

Во время регентства Вольтер был посажен в Бастилию за какую-то эпиграмму, направленную против регента. Его выручил из темницы герцог Бранкас. Он сам приехал за ним в Бастилию и повез его прежде всего к регенту благодарить за помилование. Случилось, что регент заставил их долго ждать. А на дворе стояла отвратительная погода — дождь, снег, слякоть. Вольтер, созерцая в окно эту непогоду, сказал герцогу:

— Глядя на такую слякоть, можно подумать, что на небе тоже учреждено регентство.

* * *

До революции податные откупщики во Франции были настоящими шавками, которых народ считал хуже всяких разбойников. И вот однажды у Вольтера, в кругу гостей, затеяли рассказывать поочередно разные истории про разбойников. Когда очередь дошла до Вольтера, он начал свой рассказ так:

* * *

— Жил-был в старые времена податной откупщик… — тут он оборвал рассказ и добавил: — Дальше, ей-Богу, забыл, господа!

Но и этого было достаточно, чтобы слушатели расхохотались над краткой историей о «разбойниках».

* * *

Одно время Вольтер гостил в монастыре Сенон, у его настоятеля Кальме. Его привлекала в монастырь, собственно, прекрасная тамошняя библиотека. Но, живя в монастыре, он не желал входить в него, как говорится, «со своим уставом» и потому усердно выполнял весь обиход монашеской жизни, посещал церковную службу. Однажды он даже участвовал в какой-то духовной процессии, причем шел, опираясь на руку своего секретаря; этот последний, надо заметить, был протестант. Когда это рассказали известному остряку маркизу д'Аржансу, он воскликнул;

— Это, кажется, единственный случай, когда неверие, опираясь на ересь, воздавало почтение церкви!

* * *

Посетив однажды свою добрую знакомую, г-жу Шатлэ, Вольтер стал играть с ее маленьким сыном. Он усадил ребенка к себе на колени и говорил ему:

— Милый мой дружок, для того чтобы уметь ладить с людьми, надо всегда иметь на своей стороне женщин; а чтобы иметь их на своей стороне, надо их знать. Вот ты и знай, что все женщины лживы, лукавы, обманщицы.

— Как, — прервала его рассерженная хозяйка, — что вы говорите? Как все женщины?

— Сударыня, — остановил ее Вольтер, — грешно говорить ребенку ложь, детям надо всегда говорить правду!