Отказной материал - Майоров Сергей - Страница 45
- Предыдущая
- 45/61
- Следующая
Минут через двадцать добрались до семьдесят второго километра Северного шоссе. Трасса в этом месте делала двойной закрытый поворот, и по обе стороны от неширокой асфальтовой ленты расстилалась низина, густо испещрённая глубокими оврагами и поросшая чахлым кустарником.
Вооружившись инструментом из своей автомобильной аптечки, Дима внёс необходимые изменения в систему рулевого управления «форда». Освобождённого от верёвок Гошу пересадили на водительское сиденье. В последний раз окинув взглядом длинный, тускло отражающий лунный свет кузов машины, Дима хотел захлопнуть дверцу, но остановился, забрался в салон и вынул из крепления трубку радиотелефона.
— Это нам ещё пригодится, — пробормотал он, пряча её в карман.
Щелчок сработавшего замка раздался одновременно с тихим стоном Сысолятина.
— Ну и воняет же от него, — поморщился Костя, отходя от машины.
Медленно и тяжело чёрный «форд» сполз с асфальта на обочину, а потом, набирая скорость, заскользил по склону, проскрежетал днищем по валунам на краю оврага и на мгновение замер. Задняя часть машины оторвалась от земли, и, в последний раз блеснув катафотами фонарей, «форд» сорвался в овраг. После коротких секунд падения металл и стекло всей массой обрушились на каменистое дно, и на некоторое время наступила тишина, нарушаемая только бульканьем бензина, хлынувшего из открытого бака. Распространившись вокруг машины, бензиновые пары очень быстро нашли заботливо оставленный источник открытого огня. Грохочущий огненный столб взметнулся до самых звёзд, чахлые кустики вокруг оврага мягко приняли на себя оторванные взрывом части, языки пламени, весело разбегаясь, поглотили весь искорёженный кузов.
Сысолятин был уже мёртв. Он сломал шею, и грудная клетка была пробита при ударе о дно оврага.
— Хорошая была машина, — вздохнул Дима, разворачивая свою «шестёрку» в сторону города.
Рано утром, поёживаясь под противным мелким дождём, два инспектора дорожно-патрульной службы ГАИ стояли на дне оврага и хмуро разглядывали останки разбитого и сгоревшего «форда». Зрелище было не из приятных, особенно то, что осталось от человеческого тела. Громко высморкавшись в траву, пожилой добродушный лейтенант задумчиво сказал:
— Третья авария уже здесь. За этот год. В январе двое пацанов, малолетки ещё были, на «мерседесе» разбились. Угнали «мерс» где-то в городе, полихачить, наверное, решили, да ещё и пьяные были… А в марте бизнесмен какой-то, на «девяносто девятой», вместе с семьёй. Тоже пьяный был, из гостей возвращался. Так у него жена и дочка пятилетняя на месте умерли, а сам он живой остался, только ногу отрезали.
Сержант, безразлично пожав плечами, присел на корточки, заглядывая в сплющенное окно салона, и прокомментировал:
— Этот тоже, наверное, бандюган какой-то был. Нажрался где-нибудь, вот и долетался.
Лейтенант, видимо, был о покойном лучшего мнения. Недовольно поджав губы, он сердито приказал:
— Ладно, хватит его разглядывать. Иди вызывай… — И уже более тихо, как будто для себя, пробормотал: — Какой бы ни был, все равно — человек…
Сержант посмотрел на него откровенно скептически, вздохнул и, увязая сапогами в размокшей земле, полез вверх по склону, к патрульной машине. Ночная смена заканчивалась явно не лучшим образом.
К назначенному времени Катя приехала в прокуратуру, нашла нужный кабинет и постучала в приоткрытую дверь.
Следователь Коновалов сидел за своим заваленным бумагами столом, спиной к окну, и что-то увлечённо писал. Подняв голову, он сухо поздоровался, кивнул на свободный стул и продолжил прерванное занятие. Катя села, положила сумочку на колени и, ожидая, когда ею займутся, принялась разглядывать кабинет. Помещение было большим и тёмным. Кроме огромного письменного стола и стульев, там стояли металлический шкаф, сейф, тумбочка с электрическим чайником, стеллаж с книгами и колченогая железная вешалка, на которой сиротливо висели длинный плащ и зонтик. К стене была приколота карта города и области, на которой выделялась территория Правобережного района, жирно обведённая красным фломастером. Через приоткрытую форточку доносился монотонный стук дождевых капель о жестяной подоконник, грохотали трамваи. На столе у следователя горела лампа.
Отложив в сторону авторучку, Коновалов собрал бумаги в стопку, сдвинул её в сторону, наклонился к открытому сейфу и из его бездонных недр вытащил тонкую папку. Со дня поступления из отделения милиции переданный ему на рассмотрение материал не пополнился ни одной бумагой. Переговорив с Ветровой, Коновалов собирался вынести постановление об отказе, поставив таким образом точку в этом деле.
Задав дежурные вопросы о самочувствии и получив на них такие же дежурные ответы, Коновалов мысленно выругал себя и перешёл ближе к делу.
— Екатерина Петровна! Вы подали заявление, в котором просите не возбуждать уголовное дело и не привлекать никого к ответственности, так как претензий ни к кому не имеете, верно?
— Господи, ну сколько же можно меня спрашивать об одном и том же? Да, это так, и я это уже сто раз повторяла — и вам, и в милиции.
— Хорошо, я ведь ни в чём вас не упрекаю. Это полностью ваше право. Но давайте внесём полную ясность. Не могли бы вы объяснить причины своего поступка?
Катя посмотрела на следователя таким взглядом, что Коновалов испугался, не перегнул ли он палку. «Вот будет номер, — подумал он, опуская голову и передвигая по столу бумаги, — если она возьмёт и напишет сейчас это проклятое заявление. Её ведь действительно все достали своими вопросами. И чего делать тогда? Дело возбуждать?»
— Что я должна вам объяснить?
— Ну, скажем так: причины своего молчания. Я вижу тут только два варианта: или вы их боитесь, или хорошо знаете. Ведь насилие над вами, назовём это так, я полагаю, всё-таки было. Были эти трое молодых ребят на машине. Но, повторюсь, или вы их боитесь, или это ваши знакомые. И в том и в другом случае я вас вполне могу понять. Время сейчас тяжёлое, и, увы, наша доблестная родная милиция никак не может обеспечить порядок. Более того, как работник надзирающего органа, я могу отметить, что мы, к сожалению, и сами склонны частенько нарушать законность, использовать её, так сказать, в своих интересах… Поэтому я и потревожил вас, хотел сам во всём убедиться. Так вот, я немного отвлёкся. Я могу понять, что вы их боитесь и не надеетесь, что вам помогут. Если вы так действительно считаете, то переубедить вас я не берусь. Но хочу заметить, что в моей практике не было такого, чтобы преступники потом мстили потерпевшим — сами или через своих знакомых. Возможно, где-то такие случаи и имели место, но, повторяю, я с ними не сталкивался. Хотя, как вы знаете, прокуратура занимается только самыми важными и опасными преступлениями — такими, как убийства, изнасилования, похищения людей и другими. Вот… А если это ваши знакомые, то тут вообще все понятно: молодые люди, в чём-то не поняли друг друга… Всякое в жизни бывает. Я прав?
Ожидая ответа, Коновалов достал из кармана «Беломор», тщательно размял папиросу и даже успел прикурить, но Катя молчала.
— Думаю, что я прав. Но послушайте, пожалуйста, ещё. Они ведь ещё и избили вас. Не сами же вы так упали! А по факту нанесения вам телесных повреждений, в том случае, конечно, если они будут отнесены к категории тяжких, уголовное дело может быть возбуждено и без вашего заявления.
— Хорошо! — Катя прижала сумочку к животу, а сама подалась вперёд, сверля Коновалова усталыми злыми глазами. — Хорошо, я вам все расскажу. Все, как было на самом деле. Записывайте!
Закончив рассказ и расписавшись на бланке, Катя вежливо попрощалась и ушла. Слегка ошарашенный Коновалов, забыв про потухшую папиросу, заново вчитывался в неровные строчки объяснения:
«…Я веду половую жизнь с десяти лет, и иногда у меня бывают острые приступы желания, с которыми я никак не могу справиться… я сама подошла к трём ранее мне неизвестным мужчинам кавказской национальности…»
- Предыдущая
- 45/61
- Следующая